«11 мая 1978 г., № 3805.
Из посольства США в Кабуле.
Госсекретарю, Вашингтон, Доложить немедленно.
Конфиденциально.
На № 116319 из госдепа.
1…Ожидание, «когда осядет пыль» для начала диалога по вопросу помощи, может исключить в будущем возможность маневра в отношениях с новым режимом.
2. Мы еще не в состоянии определить, можно ли квалифицировать новое афганское правительство как коммунистический режим… Правительство Тараки неоднократно отвергало этот ярлык и поэтому до сих пор даже не употребляло слово «социалистическое» в своих публичных заявлениях или беседах с нами… Новое руководство, несомненно, пришло к власти через насилие и кровопролитие, но оно может утверждать, что это было необходимо для свержения «тиранической диктатуры» Дауда…
3…Ожидая слишком долго, мы рискуем дать повод правительству Тараки прийти к заключению, что оно лишено экономического выбора, кроме полной опоры на Москву и ее сателлитов.
Заместитель председателя Бабрак прямо дал мне об этом понять сегодня утром…
… 9. Короче говоря, мы считаем, что сейчас необходим зондаж, с тем чтобы сохранить здесь в возможно большей степени наш плацдарм…
И мы уверены, что такой жест сохранит для нас право политического выбора…
11. Просим быстрейших указаний. Я уже начал ряд визитов новым министрам, как и другие послы, и если я воздержусь от визитов к министрам… то это будет замечено.
Первой официальной делегацией в Афганистан ЦК решил послать военных, что совпало и с интересами афганцев. Маршал Огарков вэто время присматривал кандидатуру начальника управления, занимающегося военными советниками, и лучшей возможности проверить кандидатов найти было трудно. Руководителем группы он назначил одного из претендентов — генерала Зотова.
Инструктаж провел предельно кратко:
— Цель вашей поездки, Николай Александрович, — посмотреть, что собой представляют вооруженные силы Афганистана. Если попросят, дать рекомендации по их совершенствованию. Жду ваших докладов.
На аэродроме в Кабуле группу встретили Амин и Кадыр.
— Товарищ Тараки знает о вашем приезде, но сейчас очень занят, — после традиционных приветствий сообщил Амин. — Он хотел, чтобы вы побывали в войсках, а потом, при встрече, посоветовали бы что-нибудь в нашей работе.
— А мы затем и прилетели. — Зотов оглядел свою группу. Немногочисленна, конечно, но было бы что смотреть.
Тараки их принял, когда они и в самом деле помотались по частям и гарнизонам.
— Как вам наша армия? — улыбаясь, спросил Тараки и, на дожидаясь ответа, гордо произнес: — Орлы. Армия сделала революцию, и она для нас — все. Если у вас в стране диктатура пролетариата, то у нас, из-за отсутствия рабочего класса, — диктатура армии. И мы хотим, чтобы она по всем параметрам оставалась на высоте. У нас марксистско-ленинская партия, такой же марксистско-ленинской должна стать и армия.
— Товарищ Тараки, ну как же она может быть марксистско-ленинской, если ею управляют муллы, — попытался вернуть к земным армейским проблемам возбужденного Генерального секретаря Зотов.
— А что надо сделать? Как у вас? Мы дадим команду, исправим.
— У нас воспитанием солдат, поддержанием их боевого духа занимаются политработники.
— Да? — Тараки задумался, потом отыскал взглядом министра обороны: — Надо и нам сделать точно так же, товарищ Кадыр. Я забибу[11] себе не нажил, и пока ничего страшного не случилось, — под улыбки присутствовавших потер свой лоб Нур Мухаммед. — Расскажите-ка, что нужно для создания института политработников, какому делу учить их.
— Товарищ Тараки, это долгая работа, мы лучше составим схемы, таблицы и передадим вашим товарищам военным. Первое, и главное, — это подобрать хорошего начальника Главного политуправления.
— Товарищ Амин, — повернулся Тараки в сторону Хафизуллы. — Надо подобрать хорошего начальника Главного политуправления. Завтра сможете его нам представить?
— Смогу, — чуть подумав, утвердительно кивнул тот. — Я думаю, товарищ Экбаль Вазири справится с этой должностью.
— Давайте назначайте, чтобы он мог поближе познакомиться с советскими товарищами. Армия — это цвет нашей нации, — опять перешел на любимую тему Тараки. — Запад кричит, что у нас произошел военный переворот, а мы говорим — революция, свершившаяся под руководством военных и силами армии…
— Ну что ж, молодцы, — похвалил Огарков, когда вечером Зотов доложил ему о встрече и разговоре с Тараки. — Я думаю, наш Главпур проявит расторопность и группа политработников еще успеет прилететь в Кабул до вашего отлета.
Приемная начальника Главпура, с самого утра была заполнена генералами, принадлежность которых к родам и видам войск можно было понять по сувенирам, которые они держали на поздравительных адресах, — танки, самолеты, пограничные столбы, ракеты, опять танки, корабли… Епишев принимал поздравления с семидесятилетием, делегации; ревниво следили за очередью в кабинет, но генерал-майор Заплатин, глянув на часы, решительно протиснулся к столику порученца:
— Мне назначено на двенадцать.
Порученец сверил время, поднялся, неторопливо и с достоинством скрылся за дверью кабинета Епишева. Генералы, ждавшие приглашений, уныло посмотрели на рабочую тетрадь в руках Заплатина, вздохнули, стали занимать свободные стулья: не успели проскочить и откланяться — теперь жди. Сколько часов просижено вот так перед дверьми начальства!
— Пожалуйста, Василий Петрович, генерал армии ждет вас, — вышел порученец.
Присутствующие, в глубине души еще надеявшиеся, что в свой день рождения Епишев не станет заниматься делами, вздохнули уже окончательно и обреченно, начали перечитывать известные, наверное, до последней запятой тексты поздравлений.
Заплатин вошел в предусмотрительно оставленную открытой дверь. Алексей Алексеевич поднялся из-за стола, уже заставленного боевой техникой, встретил генерала посреди кабинета.
— Что, не дали мы тебе погулять по Германии? — спросил с улыбкой и пригласил к столу заседаний, тянувшемуся вдоль стены. — Сколько дней пробыл в командировке?
— Два.
— Что ж, мне вот тоже… — кивнул на стол и на дверь в приемную Епишев, — не дают отдохнуть. А теперь скажи, тебя куда хотели советником послать?
— В Алжир.
— А слышал, что в Афганистане произошла революция?
— Знаю, — расставил более точные акценты генерал.
— Там какие-то фракции в партии, знаешь? — не оставил без внимания поправку Заплатина начальник Главпура.
— По газетам.
— Мы с министром обороны решили послать тебя советником к начальнику афганского Главпура, которого, кстати, еще не назначили. Как?
— Я солдат.
— Когда генерал говорит, что он — солдат, это отрадно слышать. Тем более от политработника. Но мы и не ожидали от тебя иного ответа. Как там действовать — решай на месте. Вот и все. Собирайся в дорогу. Подожди, Пономарев просил позвонить ему.
Епишев тяжеловато поднялся, прошел к своему рабочему столу. Поднял трубку «кремлевки»:
— Борис Николаевич? Отобрали. Заплатин. Беседовать будете?
По согласительному кивку начальника Заплатин понял, что ехать на Старую площадь, в ЦК, придется. Но это хорошо, раз уж свалился ком на голову, надо отряхиваться. И как можно больше информации получить здесь, сейчас, в Афганистане уповать придется только на себя.
Выйдя из кабинета, с улыбкой посмотрел на подхватившихся со своих мест генералов. У кого-то упал, покатившись по красному ковру, медальон с Гербом Советского Союза, и все покрепче ухватились за свои подарки и поздравления. Не обращая внимания на откровенную ухмылку Заплатина — был бы на нашем месте, сам бы сидел здесь, — как на Бога, посмотрели на порученца: кому можно?
11
Мозоль, появляющаяся на лбу от частых поклонов земле во время совершения намаза. Считается признаком особого усердия мусульманина в молитвах.