Это была новость. До сегодняшнего дня шурави считались в Афганистане самыми желанными гостями, а дома, в которых жили семьи советников, — самыми надежными убежищами. И вдруг такой поворот в сознании? Нет-нет, этой толпой кто-то управляет. Толпой всегда кто-нибудь управляет, людям только кажется, что это они сами выражают свое мнение. Но кто направил восставших на советских? Зачем? Ищите организатора — и вы поймете, как и против кого будет действовать толпа.

Телефонный звонок, раздавшийся сразу после слов Ашима, мог нести только плохую весть, и Катичев, не теряя ни секунды, схватил трубку: плохое хорошим не станет, если тянуть время. А вот упустить какие-то моменты — это да, это возможно.

— Это… мы, чехословенски товарищ, из завод, — послышалось с другого конца провода.

— Да-да, слушаю! — закричал полковник. Десять чехов строили в Герате цементный завод, он совсем забыл про них. В городе еще болгары, индийцы — надо и о них позаботиться. — Я слушаю, что случилось?

— Неспокойно, — медленно, по слогам ответил чех. — Мы хотим, чтоб вы даль нам оружие. На защиту.

— Будьте на месте, мы выезжаем к вам. Будьте на месте, ждите нас, — повторил полковник и взглянул на майора: — Ашим, танки, бронетранспортеры — все, что на ходу и под рукой, — к домам наших советников, чехов, словом, всех иностранцев. И вывезти всех сюда, в городок. Нет, сюда опасно. Давай всех в гостиницу. От нас старшим — полковник Синица.

В бушующий город, осторожно перебирая колесами, тронулись бронетранспортеры. Советники, оставшиеся в дивизии, провожали их тревожными взглядами: что семьи? как семьи? Покинуть свои части, когда с минуты на минуту ожидается штурм городка, когда в самой дивизии среди солдат и офицеров бродит волнение — двойное преступление. Пожалуй, лишь Бизюков в этой ситуации мог чувствовать себя чуть увереннее и поблагодарить судьбу и обстоятельства, которые сложились так, что не дали Арине приехать в Герат до сегодняшнего дня. Разрываться между семьей и службой, заранее зная, что должен и будешь жертвовать все-таки близкими, — не приведи никому и в кошмарном сне.

Ашим оказался прав. Дома советских мушаверов уже окружали восставшие, и перепуганные женщины выбегали к бронетранспортерам в тапочках и халатах. Лишь жена Синицы, посланного старшим, то ли была более предусмотрительной, то ли муж дал ей больше время на сборы, ждала машину одетой, с чемоданами. Зато в доме, где жил заготовитель шерсти Юрий Борисович Богданов, приехавшие увидели настоящий погром.

— Товарищ полковник, — вышли на связь с Катичевым уже из гостиницы. — Это Яков Федорович Концов, нефтяник.

— Где Ашим?

— Уехал в город. Иностранцы и все наши вывезены сюда. Все, кроме… — нефтяник умолк.

— Кроме? — потребовал Катичев.

— Нет Богданова и его жены. Дом ограблен. Ашим уехал на его поиски. Товарищ полковник…

— Да.

— Нам бы оружие какое и гранат побольше.

— Будет. Высылаю бронетранспортер. Но… — Катичев замолк. Да и как сказать, что нет у него сейчас надежды на афганцев. Своих офицеров тоже не пошлешь, они и так стоят в полках последней преградой на пути разгула. Убери сейчас их — дивизия станет неуправляемой. — Можете быть старшим?

— Есть. Я как-никак, а бывший матрос.

— Связь держите постоянно.

— Есть. Не беспокойтесь.

«Не беспокойтесь», — тер подбородок Катичев. Выглянул в окно — плац пустынен. А что в городе? Где могут быть Богдановы? Почему молчит Ашим? Он сейчас главное и единственное звено между ним и событием.

Задребезжали от выстрела окна. «Гаубицы», — определил на слух Станислав Яковлевич и посмотрел на телефон. Новости могли прийти только сюда, в этот кабинет, и он не мог покинуть его ни на минуту.

И звонок раздался, от командира дивизии. На плохом русском, но пояснил: приехал губернатор города, восставшие идут в сторону дивизии. Он приказал развернуть две артиллерийские батареи и открыть огонь.

Вбежал полковник Вакуленко — советник начальника артиллерии. Поняв по разговору, что речь идет об артиллеристах, закивал, подтверждая: орудия ведут огонь по городу.

Переговорить не успели — новый звонок и встревоженный голос Якова Федоровича:

— Товарищ полковник, нас атакуют.

— Кто, сколько?

— Тысячи полторы.

— Оружие получили? Продержитесь?

— Минут десять.

— Посылаю людей. Несколько человек, но наберу.

— Не успеют, товарищ полковник.

Катичев оглянулся на Вакуленко. Тот, вновь поняв все без слов, отрицательно покачал головой. Но успеть мог только снаряд. Только огонь артиллерии мог стать преградой на пути атакующих, на пути обезумевшей, жаждущей крови толпы. Карты были в руках у советника по артиллерии, но кроме карт у Вакуленко в гостинице находилась и жена. И жена Катичева, и все остальные. Ошибутся артиллеристы на какой-то градус — и снаряды разметут гостиницу, а вместе с ней… Нет, решиться на команду, взять на себя эту ответственность Вакуленко не смог.

— Яков Федорович, толпа далеко? — вернулся к телефонной трубке Катичев.

— Подходит.

— Не удержитесь?

Матрос мгновение помолчал, видимо, еще раз оценивая ситуацию, и тихо повторил:

— Нет, Станислав Яковлевич.

— Побудь на связи, — полковник повернулся к артиллеристу: — Вызывай своего подсоветного, пусть командует он. Выхода все равно нет. Яков Федорович, — обратился вновь к Копцову. — Сейчас ударит артиллерия. Укройте людей, а сами дайте корректировку. Надо, чтобы снаряды легли между вами и наступающими. Сможете?

— Отчего же не смочь. Попробуем.

Счастье, когда в подобных ситуациях находятся люди, способные взять на себя ответственность.

Стремительно вошел Ашим. И уже по одному его удрученному виду Катичев понял, что несчастье все-таки случилось.

— Командуйте, — подвинул он телефоны Вакуленко и вслед за особистом вышел на улицу. — Нашли? — с тайной надеждой спросил у майора.

Тот указал взглядом на снарядный ящик, стоявший перед входом в штаб. Катичев поднял крышку и тут же опустил ее. Но и этих секунд хватило, чтобы увидеть обезображенный труп Богданова: выколотые глаза, отрезанный нос, исколотая ножами грудь. Вот он, суд толпы…

— Жена?

— Сейчас привезут.

— Жива?

— Да. Он, — майор кивнул на ящик, — успел подсадить ее и перебросить через дувал. Она сломала руку и ногу, но ее подобрала и спрятала одна афганская семья. А он не успел.

— Она знает? — Катичев тоже только взглядом показал на ящик.

— Нет. Вот, едут.

К штабу из-за казарм выскочил бронетранспортер. Афганские солдаты помогли вылезти из люка женщине. Катичев и Ашим осторожно опустили ее на землю. Охнув от боли, она тут же опустилась на стоявший рядом ящик.

— Юра… где? Где муж? — обескровленными, синими от покусов губами прошептала она.

Катичев, стараясь не опускать глаза на ящик, торопливо проговорил:

— Ищут. Вы не беспокойтесь, найдут. Обязательно найдут. А вам надо врача, сейчас поможем.

Пока врач занимался Алевтиной Сергеевной, полковник заглянул в штаб.

— Порядок, — не смог сдержать улыбки Вакуленко. — Матрос молодец, чистый корректировщик. Толпа отступила. Но у нас один погибший.

— Кто?

— Нефтяник. Вышел из гостиницы посмотреть, что творится, и шальная пуля в живот. Умер мгновенно.

— Ч-черт! Позвоните в части, и всех офицеров, кто уверен в своих подсоветных и может оставить их одних — ко мне.

— Хорошо, Станислав Яковлевич. Может, пронесет?

К сожалению, не пронесло. Через несколько минут восстанут офицеры артполка, откуда велся обстрел города. Коммунистов поставят к стене казармы и на глазах у всего полка расстреляют. Рота, а затем и танковый батальон, посланные усмирить артиллеристов, перейдут на сторону мятежников. И вскоре огонь откроет вся дивизия, все 12 тысяч личного состава.

В штаб вбежит растерянный — Катичев впервые увидит его таким — Ашим.

— Товарищ полковник, мятежники идут арестовывать штаб.