После нагоняя, девчонки на время скрылись в своей спальне и даже не захныкали, чем безмерно удивили уставшего бороться с неповиновением в его семье, Паныча. Он очередной раз велел им ложиться спать, уже не надеясь на порядок в доме, ушел к себе.

Пользуясь его отсутствием, девчонки облепили порог между прихожей и кухней. Сидя на полу, дюйм за дюймом подбирались к кладовке, томно вздыхали, обмениваясь восторженным полушепотом, иногда начинали перепираться или даже спорить, и тогда мы слышали шипение, как от убежавшего на плиту молока,

- Зелёное платье, завтра моё! – шептала одна.

- На те, умойтесь! Моя очередь! – Шипение другой, угрозы первой и так как снежный ком с горки. Если бы не страх прогневать отца, эмоции довели бы их до криков и драки.

Входная дверь приоткрылась и в дом крадучись вошла Есения.

- Ой, - только и успела ойкнуть, когда я перехватил её за талию и усадил рядом с собой на матрас.

- Ты где была? – Спросил я с собственническими нотками в голосе, сам от себя такой наглости не ожидал. Она же ответила робко, как виноватая,

- Я у маменьки разрешение спросила. Вы слышали, что в Топчихе случилось и в Атрони? – Я ответил утвердительно, она продолжила оправдываться, - Я в храм сбегала и попросила харатьи из Пещеры Памяти. Вот, принесла одну - Вам показать. В ней рунами написана история, о которойую я никогда не слышала. - Я сразу сообразил, о чём она говорит:

«Значит, в библиотеку бегала?! Умница, девочка! Прямо как я мыслит!» - На самом деле, в тайне от самого себя, я радовался её возвращению.

Она прочитала одобрение на моём лице, улыбнулась. Голос наполнился красками, а движения вернули уверенность, когда она призналась:

- Оказывается, наш мир был не всегда, - и подала мне толстую кипу вырезанных из кожи страниц, прошитых с одной стороны бечёвкой. Я осторожно, боясь повредить очередную древность, перевернул несколько страниц. Не замечая Такрина и даже того, что её плечо прижалось к моей руке, она принялась помогать мне, торопливо перелистывая страницу за страницей. Я отклонился назад на дощатую стенку. «У неё одна макушка», - мозг словно ждал повода отвлечься от историй чужого мне мира и полюбоваться нежной девичьей красой. Взгляд словно поплыл туда, где тонкая шея соединяется с плечом и ускользает от моего любопытного взгляда за длинной русой косой и воротом. Когда мне удалось вынырнуть, Есения указывала на руны почти в самом конце книги.

«Я что-то упустил?»

- А что здесь написано? - указал пальцем в середину толстого листа, наугад.

- То, что я Вам только что пересказала, - она водила пальцем по странице. - А вот про этот фрагмент рун Ведающая Аглая при мне не упоминала.

- И о чем он рассказывает? – я силился разобраться в галочках и прочих «птицах», вереницей рядов выведенных коричневыми чернилами на гладкой, толстой коже.

- Здесь говориться: «Чтобы мир был основан, должен быть выплачен некий долг. Кто-то придёт за долгом. Погибнет сначала три души, и тридцать три, затем триста тридцать три и три тысячи триста тридцать три, потом тридцать три тысячи триста тридцать три души и так до тех пор, пока долг не будет выплачен полностью».

- Жуткова-то. Что это за книга?

- Это одна из старейших харатей. Ей несколько тысяч лет. Я не нашла бы её если бы Аглая не подсказала, где её искать.

- Паныч! - позвал я, высунувшись из кладовой. Младших с порога как ветром сдуло. Я не решился бросить свой пост рядом с «великим грешником» и «добычей» через пару метров. Хотя, Такрин по прежнему, оставался полностью равнодушным ко всему происходящему. Он глубоко задумался, глядя в книгу у себя в руках.

- Ну что опять? – Отозвались из спальни, голос скорее усталый, чем сонный.

- Ты не помнишь, сколько пропавших по всем селениям?

- Больше трёх тысяч, точнее можно будет завтра узнать.

Ещё три дня назад я бы сам не поверил, что буду всерьёз обсуждать содержимое древней книги, как реальность.

- Вот в этом списке, что воевода передал, - Такрин присоединился к нам, придвинулся ближе, подал мне листок бумаги и пояснил: - копия доклада. Тут значится число людей в каждом селе и общее количество исчезнувших - три тысячи триста тридцать три человека вместе с детьми.

Отец, неслышно появившийся в дверях, видимо от изумления забыл разогнать девчонок,

- Не может быть?! – услышав наши рассуждения, он оторопел.

Впервые за шесть часов упорных поисков решения загадки, мы получили первую зацепку. Я держал список перед собой и пусть буквы были для меня не вполне понятны, но цифры! Оказалось, они написаны арабскими знаками, как принято и у нас.

- Реально – три тысячи триста тридцать три человека.

- Дай-ка мне, - попросил Паныч, не понятно что, то ли книгу, то ли список. Я протянул ему книгу.

- На кой она мне? Я руны не читаю. Дай список.

- У вас здесь школы есть? – спросил я Есению и Такрина. Он равнодушно повёл плечами, мол, «Кто его знает?», а Есения переспросила:

- Школы? Не слышала. А для чего они нужны?

- Детей учить. Ты вот где рунам училась?

- У ведающей Аглаи. Она из храма к нам жить перебралась.

- Паныч, а ты где учился?

- Иногда дома, иногда в поле, где отцу не лень было, там и учился.

Такрина, я спрашивать не стал, уверен, он по умнее многих, а значит, при его связях да при «желании» он сколько угодно мог бы узнать или выведать.

Кровинка в сенях завопила, какая-то из сестёр дёрнула её за косу, отдирая от двери, потому, что та закрыла вид на гостя двум другим. Мне послышалось, будто Дарья Кирилловна, перепирается с дочками, словно с ровесницами. Паныч скривился, в отражении свечей, мне показалось, что он позеленел.

- Михаил, пусть Есения сестёр уймёт?

«Почему он обратился к ней через меня? Наверное, пока я не сниму кольцо, меня так и будут считать её мужем». Я помог ей подняться и встал сам. «Я скажу ей о том, какая она молодец, что нашла руны. Но не стоит хвалить её за то, что даже не посмотрела на Такрина и нужно проигнорировать, то что она улыбается мне так искренне…» - мысли роились в голове, обгоняя одна другую, но язык прилип от сладости непривычных ему признаний.

- Ты… такая…крошечная, - промямлил я, наконец. «Вот ишак!» и дальше ещё слюнявей, - … как игрушечная.

Она вспыхнула румянцем, уткнулась носом вниз, скрывая от всех счастливую улыбку, и как птичка выпорхнула из кладовки.

- Паныч, я же ей серёжки купил. Можно ей их подарить или может лучше ты как от себя? - мне было неловко, за сцену с «нежным» прощанием.

Паныч принял увиденное по-своему, но сентиментальность поселилась в этом доме вместе с новым гостем,

- Что ж купил… сам и подари, – он вконец расстроился, что ему напомнили о моём временном тут пребывании.

В доме наступила тишина. Мы с Панычем стояли в прихожей, не найдя о чём бы нейтральном поговорить.

- Запри нас, и ключ от своих баб спрячь, – я предложил пойти спать.

- Уж и не знаю, что с ними происходит. Как с ума посходили.

- Они не виноваты. Это он на них так действует.

- На всех?

- Видимо да.

- И на Дарью? – прошептал он совсем тихо.

- Это тебе должно быть заметно, не мне.

- Батюшки, срам-то какой. Привили в дом… - он тряс кулаком, - ууу…рода.

Такрин впервые сменился в лице, он явно почувствовал, что-то похожее на смущение, желая стать незаметным, отодвинулся от входа и отвернулся.

Я лежал на матрасе, задевая, то головой, то ногами противоположенные стенки чулана. В груди щемила непонятная тревога. Она не могла быть вызвана тайной исчезновения трёх тысяч людей или страшным пророчеством о ещё большей гибели. Я надеялся, что до закрытия Пути уйду из Чуди; их проблемы останутся в памяти невероятной историей, которой можно поделится, разве что с любителями фантастики. Завтра я стану свободным, то есть перестану называться чьим-то мужем. Я начал понимать, что я не очень, то был притеснён последним обстоятельством. Какой она стала бы в моём мире? Есения умела адаптироваться к новым условиям, знала древние языки. Я пытался представить её идущей по лаборатории, в очках с ценными манускриптами в руках и коротком белом халате поверх такого же платья. Почему именно коротком? Я хотел бы увидеть её ноги. Эротические фантазии вторглись в мою голову, не спрашивая разрешения.