-- А тебя он раэве никогда не искушает? Если ты такой праведный, Джованни, то зачем ушел от учителя своего фра Бенедетто, зачем поступил в мастерскую безбожника Леонардо да Винчи? Зачем ходишь сюда, ко мне? Или ты не знаешь, что я ведьма, а ведьмы -- злые, злее самого дьявола? Как же ты не боишься погубить со мной душу свою?.. -- С нами сила Господня!..-пролепетал он, вздрогнув.
" Она молча приблизилась к нему, вперила в него глаза желтые и прозрачные, как янтарь. Уже не зарница, а молния разрезала тучу и осветила лицо ее, бледное, как лицо той мраморной богини, которая некогда на Мельничном Холме вышла перед Джованни из тысячелетней могилы. -- Она! -подумал он с ужасом.-- Белая Дьяволица! Он сделал усилие, чтобы вскочить, и не мог; чувствовал на щеке своей горячее дыхание и прислушивался к шепоту: -- Хочешь, я скажу тебе все, все до конца, Джованни? Хочешь, милый, полетим со мной туда, где он? Там хорошо, там не скучно. И ничего не стыдно, как во сне, как в раю-там все позволено! Хочешь туда?..
Холодный пот выступил на лбу его; но с любопытством, которое преодолевало ужас, он спросил: -- Куда?..
Почти касаясь его щеки губами, она ответила чуть слышно, как будто вздохнула страстно и томно: -- На шабаш!
Удар уже близкого грома, потрясая небо и землю, загрохотал торжественным полным грозного веселья, подобным смеху невидимых подземных великанов, и медленно замер в бездыханной тишине.
Ни один лист не шелохнулся на деревьях. Звуки дребезжащей лютни оборвались.
И в то же мгновение раздался унылый, мерный звон монастырского колокола, вечерний "Angelus". "Ангел (Божий возвестил Марии)" (лат.). Джованни перекрестился. Девушка встала и молвила; -- Пора домой. Поздно. Видишь, факелы? Это герцог Моро едет к мессеру Галеотто. Я и забыла, что сегодня дядя должен показывать опыт -- превращение свинца в золото.
Послышался топот копыт. Всадники вдоль канала от Верчельских ворот направлялись к дому алхимика, который, в ожидании герцога, кончал в лаборатории последние приготовления для предстоящего опыта.
Мессер Галеотто всю жизнь провел в поисках философского камня.
Окончив медицинский факультет Болонского университета, поступил учеником -- фамулусом к знаменитому в те времена адепту сокровенных знаний, графу Бернарде ТреВизано. Потом, в течение пятнадцати лет, искал превращающего Меркурия во всевозможных веществах -- в поваренной соли и нашатыре, в различных металлах, самородном висмуте и мышьяке, в человеческой крови, желчи и волосах, в животных и растениях. Шесть тысяч дукатов отцовского наследия вылетели в трубу плавильной печи. Истратив собственные деньги, принялся за чужие. Заимодавцы посадили его в тюрьму. Он бежал и в течение следующих восьми лет делал опыты над яйцами, извел 20.000 штук. Затем работал с папским протонотарием, маэстро Генрико, над купоросами, заболел от ядовитых испарении, пролежал четырнадцать месяцев, всеми покинутый, и едва не умер. Терпя нищету, унижения, преследования, посетил странствующим лаборантом Испанию, Францию, Австрию, Голландию, северную Африку, Грецию, Палестину и Персию. У короля венгерского пытали его, надеясь выведать тайну превращения. Наконец, уже старый, утомленный, но не разочарованный, вернулся он в Италию, по приглашению герцога Моро, и получил звание придворного алхимика.
Середину лаборатории занимала неуклюжая печь из огнеупорной глины со множеством отделений, заслонок, плавильников и раздувальных мехов. В одном углу, под слоем пыли, валялись закоптелые выгарки, подобные застывшей лаве.
Рабочий стол загромождали сложные приборы: кубы, перегонные шлемы, химические приемники, реторты, воронки, ступы, колбы со стеклянными пузырями, длинными горлами, змеевидные трубки, громадные бутыли и крошечные баночки. Острый запах отделялся от ядовитых солей, щелоков, кислот. Целый таинственный мир заключен был в металлах -- семь богов Олимпа, семь планет небесных: в золоте -- Солнце, Луна -- в серебре, в меди -- Венера, в железе-Марс, в свинце-Сатурн, в олове-Юпитер, и в живой, блистающей ртути -вечно подвижной Меркурий. Здесь были вещества с именами варварскими, внушавшими страх непосвященным: киноварный Месяц, волчье Молоко, медный Ахиллес, астерит, андродама, анагаллис, рапонтикум, аристолохия. Драгоценная капля многолетним трудом добытой Львиной Крови, которая исцеляет все недуги и дает вечную молодость,-- алела, как рубин.
Алхимик сидел за рабочим столом. Худощавый, маленький, сморщенный, как старый гриб, но все еще неугомонно-бойкий, мессер Галеотто, подпирая голову обеими руками, внимательно смотрел на колбу, которая с тихим звоном закипала и бурлила на голубоватом жидком пламе ни спирта. То было Масло Венеры -Oleum Veneris, цвета прозрачно-зеленого, как смарагд. Свеча, горевшая рядом, кидала сквозь колбу изумрудный отблеск на пергамент открытого ветхого фолианта, сочинение арабского алхимика Джабира Абдаллы.
Услышав на лестнице шаги и голоса, Галеотто встал, оглянул лабораторию,--все ли в порядке,--сделал знак
слуге, молчаливому фамулусу, чтобы он подложил углей в плавильную печь, и пошел встречать гостей.
Общество было веселое, только что после ужина с мальвазией. В свите герцога -- главный придворный врач Марлиани, человек с большими сведениями в алхимии, и Леонардо да Винчи.
Дамы вошли -- и тихая келья ученого наполнилась запахом духов, шелковым шелестом платьев, легкомысленным женским говором и смехом -- словно птичьим гомоном. Одна задела рукавом и уронила стеклянную реторту. -- Ничего, синьора, не беспокойтесь!--молвил Галеотто с любезностью.-- Я подберу осколки, чтобы вы не обрезали ножку.
Другая взяла в руку закоптелый кусок железного выгарка, запачкала светлую, надушенную фиалками, перчатку, и ловкий кавалер, тихонько пожимая маленькую ручку, старался кружевным платком отчистить пятно.
Белокурая шаловливая дондзелла Диана, замирая от веселого страха, прикоснулась к чашке, наполненной ртутью, пролила две-три капли на стол и, когда они покатились блестящими шариками, вскрикнула:
-- Смотрите, смотрите, синьоры, чудеса: жидкое серебро -- само бегает, живое!
И чуть не прыгала от радости, хлопая в ладоши. -- Правда ли, что мы увидим черта в алхимическом огне, когда свинец будет превращаться в золото? -- спросила хорошенькая, плутоватая Филиберта, жена старого консула соляного приказа.-- Как вы полагаете, мессер, не грех ли присутствовать при таких опытах?
Филиберта была очень набожной, и про нее рассказывали, что любовнику она позволяет все, кроме поцелуя в губы, полагая, что целомудрие не совсем нарушено, пока остаются невинными уста, которыми она клялась пред алтарем в супружеской верности. Алхимик подошел к Леонардо и шепнул ему на ухо:
-- Мессере, верьте, я умею ценить посещение такого человека, как вы...
Он крепко пожал ему руку. Леонардо хотел возразить, но старик перебил его, закивав головой:
-- О, разумеется!.. Тайна для них! Но мы-то ведь друг друга понимаем?..
Потом с приветливой улыбкой обратился к гостям: -- С позволения моего покровителя, светлейшего герцога, так же, как этих дам, моих прелестных владычиц, приступаю к опыту божественной метаморфозы. Внимание, синьоры!
Для того, чтобы не могло возникнуть никаких сомнений в достоверности опыта, оН показал тигель -- плавильный сосуд с толстыми стенками из огнеупорной глины, попросил, чтобы каждый из присутствующих осмотрел его, ощупал, постучал пальцами в дно и убедился, что в нем нет никакого обмана, причем объяснил, что алхимики иногда скрывают золото в плавильных сосудах с двойным дном, из которых верхнее от сильного жара трескается и обнажает золото. Куски олова, угля, раздувальные мехи, палки для размешивания застывающих окалин металла и остальные предметы, в которых могло или, по-видимому, даже вовсе не могло быть спрятано золото, были также тщательно осмотрены.
Потом нарезал олово на малые куски, положил его в тигель и поставил в устье печи на пылающие угли. Молчаливый, косоглазый фамулус, с таким бледным, мертвенным и угрюмым лицом, что одна дама чуть не упала в обморок, приняв его в темноте за дьявола, начал работать громадными раздувальными мехами. Угли разгорались под шумной струей ветра.