— Это не игрушки, — Марк повернулся к своему творению.

— Ты же сказал, что оно ничего не делает.

— Но оно может делать. Я сейчас думаю, как заставить его работать.

Маракас рассмеялся. Он встал, потянулся, бросил травинку в воду и посмотрел, как поток уносит ее.

— Когда придумаешь, скажи мне.

Он повернулся и пошел обратно к дому.

— Скажу, — задумчиво ответил малыш, не отрывая взгляда от вращающегося колеса.

Когда мальчику исполнилось шесть лет, он вошел в кабинет отца, чтобы снова посмотреть на странную машину, с которой работает отец.

Может, в этот раз…

— Дэн! Выйди отсюда! — крикнул отец Майкл Чейн, даже не повернувшись к нему.

Маленькая фигурка на экране дисплея вдруг заплясала, поползла вверх и превратилась в прямую линию. Рука Майкла лихорадочно забегала по пульту управления, пытаясь восстановить изображение.

— Глория! Забери его отсюда! Опять тоже самое.

— Отец, — начал Дэн. — Я не хотел…

Майкл повернулся к нему.

— Я же говорил тебе, чтобы ты не заходил сюда, когда я работаю.

— Я знаю. Но я думал, что на этот раз…

— Ты думал! Ты думал! Пора уже слушать старших.

— Прости.

Майкл Чейн стал подниматься со стула, и Дэн мгновенно выскочил за дверь. Он услышал за спиной шаги матери, повернулся и обхватил ее руками.

— Прости меня, — договорил он.

— Опять? — спросила Глория, глядя на мужа.

— Опять, — вздохнул он. — Этот ребенок — настоящий генератор помех.

На столе вдруг задребезжал стаканчик с карандашами. Майкл обернулся и с изумлением посмотрел на него. Стаканчик дернулся, повалился на бок и медленно покатился по столу к краю. Майкл бросился, чтобы подхватить его, но не успел и только сильно ударился головой о край стола.

— Уведи его! — крикнул он в бешенстве.

— Идем, — сказала Глория, уводя мальчика. — Мы знаем, что ты этого не хотел.

Распахнулось окно. Полетели бумаги со стола. Что-то треснуло, и из шкафа вылетела книга.

— Такое случается иногда, — закончила она, когда они с мальчиком уходили.

Майкл вздохнул, собрал уцелевшие вещи, закрыл окно. Когда он вернулся к ЭВМ, она уже работала вполне нормально. Он с раздражением посмотрел на нее. Он не любил того, чего не мог понять. Может, мальчик излучает какие-то волны? И это излучение становится более интенсивным, когда он обижен или раздражен? Майкл пытался обнаружить излучение, но датчики барахлили и выходили из строя.

— Ну вот, ты опять обидел его. Мальчик плачет, и все в доме ломается, — сказала Глория, входя в комнату мужа. — Если бы ты был с ним помягче, может быть, все было бы не так плохо. Я обычно вывожу его из этого состояния с помощью ласки.

— Во-первых, — сказал Майкл, — я не уверен, что делаю неправильно и что-то не так. Во-вторых, это всегда происходит так внезапно…

Она рассмеялась, и он тоже.

— Ну хорошо, — наконец сказал он. — Пойду, поговорю с ним. Я знаю, что он не виноват, я не хочу, чтобы он чувствовал себя несчастным.

Он пошел к двери и остановился.

— Но я все думаю… — начал он.

— Я знаю, — ответила она.

— Я уверен, что у нашего ребенка не было этого странного родимого пятна.

— Не начинай этого снова, пожалуйста.

— Ты права.

Он вышел из кабинета и пошел к комнате Дэна. До его ушей донеслись мягкие звуки гитары. Вот один аккорд, другой. И довольно чисто. Он удивился, что малыш так быстро научился играть на большой гитаре. Это тоже странно. Никто в их роду не обладал музыкальными способностями.

Майкл осторожно постучал в дверь. Музыка прекратилась.

— Да?

— Мне можно войти?

— Конечно.

Майкл открыл дверь и вошел. Дэн полулежал на постели. Гитары нигде не было видно. Наверное, под кроватью.

— Ты очень хорошо играл.

— Так, несколько звуков.

— Почему ты перестал?

— Тебе же не нравится.

— Я этого никогда не говорил.

— Я и так знаю.

Он сел рядом и потрепал его по плечу.

— Ты не прав. Каждый должен делать то, что ему нравится. Например, я люблю свою работу. Ты путаешь меня, Дэн. Я не знаю, почему это происходит, но машины иногда сходят с ума, когда ты проходишь мимо. А то, что я не понимаю, пугает меня. Но ты не думай, что я злюсь на тебя. Я кричу просто от удивления и неожиданности.

Дэн подкатился к нему, посмотрел ему в лицо и улыбнулся.

— Ты не хочешь сыграть что-нибудь для меня? — спросил отец. — Я послушаю.

— Не сейчас, — мальчик покачал головой.

Майкл окинул взглядом комнату, шкафы с иллюстрированными книгами, приемник. Затем взглянул на Дэна. Мальчик потирал руку.

— Болит? — спросил отец.

— Нет. Просто как-то странно пульсирует пятно.

— Часто?

— Иногда. Когда случается то, что пугает меня, — и он махнул рукой на дверь комнаты. — Теперь это проходит.

Отец взял руку мальчика, внимательно осмотрел пятно. Родимое пятно в форме дракона.

— Доктор сказал, что можно не беспокоиться. Это ни во что плохое не перейдет.

— Сейчас уже все нормально.

Майкл долго смотрел на руку, затем погладил ее, выпустил и улыбнулся.

— Тебе что-нибудь нужно, Дэн?

— Ну… еще книжек.

— Это все, что тебе нужно? — Майкл рассмеялся. — Ладно. Мы с тобой заглянем в книжную лавку, и ты сам выберешь, что хочешь.

Наконец Дэн рассмеялся.

— Спасибо.

Майкл легонько ткнул его в плечо и встал.

— …И я больше не буду заходить в твой кабинет, отец.

Майкл еще раз ласково потрепал плечо сына и вышел, оставив его на постели. Когда он шел в кабинет, он опять услышал мягкие звуки гитары.

Когда мальчику исполнилось 12 лет, он сделал лошадь, которая танцевала сама при помощи пружины. Он все свое свободное время работал в кузнице, что-то ковал, рубил, резал, подгонял, шлифовал. И вот теперь лошадь танцевала на полу перед ним и Норой Вэйл, девятилетней соседской девочкой. Она захлопала в ладоши, когда лошадь повернула голову, как бы посмотрев на них.

— Это прекрасно, Марк! — воскликнула она. — Это прекрасно! Еще никогда не было ничего подобного, разве что в старину.

— Что ты имеешь в виду, — быстро спросил он.

— Ты же знаешь. Очень давно. Когда у людей были разные умные вещи, вроде этой.

— Это только сказки. Разве не так? Она покачала светловолосой головкой.

— Нет. Мой отец был в одном из запрещенных мест. К югу от горы Маунвил. Там все еще валяются всякие сломанные машины, которые люди теперь не могут делать, — она взглянула на лошадь, движения которой стали медленнее. — Может быть, даже такие, как эта.

— Это интересно. Я не понимаю… И это все еще лежит там?

— Так говорил мой отец.

Мальчик взглянул в глаза Норы, и девочка отвела взгляд.

— Ты знаешь, может, эту лошадь не нужно никому показывать?

— Почему?

— Люди могут подумать, что ты копался в запретных вещах, изучал их.

— Это глупость, — сказал он, когда кончился завод пружины и лошадь упала. — Это настоящая глупость, — он замолчал. — Пожалуй, я подожду, пока сделаю что-нибудь получше, что понравится людям.

Следующей весной он продемонстрировал друзьям и соседям машину, которая приводилась в движение водой в оросительных канавах. Об этой машине люди спорили две недели, но затем решили не устанавливать ее.

— Тогда я придумаю что-нибудь другое. Что-нибудь такое, что им понравится, — сказал он Норе.

— Почему, — спросила Нора. Он удивленно взглянул на нее.

— Потому что они наконец поймут.

— Что поймут?

— Что прав я, а не они, разумеется.

— Люди такого никогда не поймут.

— Посмотрим, — он рассмеялся.

Когда мальчику было 12 лет, он, как обычно, взял гитару и пошел в маленький парк, расположенный в самом центре города, сделанного из стекла и бетона, где теперь жила их семья.

Он погладил пыльное синтетическое дерево, пересек искусственную лужайку, на которой была создана голографическая картина травы и цветов, сел на пластиковую скамью. Из открытых динамиков звучало пение птиц. Искусственные бабочки с радиоуправлением порхали в воздухе. Скрытые аэрозольные распылители наполняли воздух ароматом цветов. Он вынул гитару из футляра, настроил ее и начал играть.