утверждать, что и внутри искусства мастерство развивается неравномерно по отношению к
искусству как совокупному явлению. Были моменты в истории человеческой культуры,
когда художественная форма приобретала как бы самодовлеющее значение и создание
красоты становилось главной задачей искусства. Это моменты, когда борьба за прекрасное
человеческое тело против духовности и аскетизма феодально-монашеской религии, за
прекрасный разговорный язык против церковных заклинаний, богословской сухости и
абракадабры феодальных законников, за прекрасные рациональные пропорции геометрии
против иррационализма традиционных цеховых и церковных форм выдвигались на первое
место в борьбе за освобождение из феодально-церковной тюрьмы. В отличие от других
эпох, когда «чистое искусство» служило убежищем для трусов, упадочников и
реакционеров, в эти эпохи, особенно в эпоху итальянского возрождения, борьба за красоту
как таковую была необходимой частью огромного «прогрессивного переворота». Борьбе за
прекрасное словесное искусство на родном, а не церковно-поповском языке особенное
значение придавала еще роль такого словесного искусства в образовании и стабилизации
национального языка. Этот момент в истории русской культуры и выразил Пушкин. Это
имел в виду Белинский, называя его выразителем «идеи художественности» и «поэтом-
художником» по преимуществу.
Для нашего времени эти вопросы формы, мастерства, прекрасного языка не имеют того
относительно самодовлеющего значения, какое они имели для ранней юности буржуазной
культуры. Созданное художниками того времени живо и для нас. Оно живо между прочим
потому, что в этом типе искусства больше, чем в каком-либо ином, победоносное
разрешение задачи фиксируется в ощутимых художественных фактах и становится
непосредственно действенным. Такое искусство является особенно наглядной школой
качества. И в русской литературе единственный представитель такого искусства — Пушкин.
108
В наше время, когда вопрос о качестве и подъеме советского художественного слова на
высоту, достойную эпохи, становится очередным, эта сторона пушкинского творчества
приобретает особенно большое, можно сказать политическое, значение. Работа Пушкина
должна быть вновь оценена и пересмотрена в свете задач социалистической культуры.
Решения, данные Пушкиным, сохраняют и для нашего времени свою огромную
действенность. Стих его продолжает быть высшим достижением русского стихотворного
языка. Но просто воспроизводить эти решения социалистическая литература уже не может.
Наоборот, критическое использование Пушкина по этой линии должно способствовать
выработке новых решений, нужных для нашей эпохи. На стихе и стиле (в узком смысле)
Пушкина особенно плодотворно изучение высших эстетических достижений
господствовавших классов одновременно с точки зрения достигнутой ими красоты и с точки
зрения ее классовой обусловленности-ограниченности и паразитарности. Ибо элементы
паразитарности есть во всяком аристократическом искусстве, а пушкинское искусство, как и
все искусство Ренессанса, глубоко аристократично.
Задачи конкретного стилистического изучения классиков с точки зрения их эстетической
действенности и одновременно с точки зрения классовой ограниченности — огромная
задача, стоящая перед марксистско-ленинским литературоведением, задача, для разрешения
которой сделано крайне мало. Тут придется строить на чистом месте, так как то, что сделано
в этом направлении формалистами и их учениками, не более как сырой материал, не только
потому, что они отрывали искусство от общества, но и потому, что они по существу
отрицали оценку. В то же время это область очень удаленная от центральных тем
марксизма-ленинизма, область, где цитаты мало могут помочь и где придется
самостоятельно работать мозгами. Работа эта может быть плодотворна только если она
будет вестись в свете современных задач культурного строительства. Но задачи эти
настоятельно требуют такой работы.
Есть одна черта пушкинского стиля, резко отличающая его от большинства современных
ему западных поэтов, также как и от большинства поэтов Возрождения. Это то, что можно
назвать рационализмом и трезвостью его стиля. В стихах Пушкина поэтический смысл не
искажает прозаического. Становясь орудием эстетического воздействия, слово ни в
малейшей мере не перестает быть точным выразителем смысла. В этом Пушкин был прямой
наследник классицизма, особенно в его позднейшей буржуазно-вольтеровской стадии. Едва
ли не изо всех поэтов Пушкин менее всего пользовался метафорой. Его метафоры всегда
такого рода, что могли бы быть употреблены и не в художественном изложении. Вместе с
тем, в отличие от классицизма, он умеет достигать величайшей конкретности не путем
называния одного предмета вместо другого, а путем точного названия самого предмета.
Когда Пушкин сближает предметы, он сближает их не посредством метафоры, а
посредством сравнения, не сливая их, а четко различая их в самом сближении. В
стилистическом рационализме Пушкина есть и слабая сторона: он чужд той буйной энергии
чувства и воображения, которую мы находили, в нормальной форме, у поэтов Ренессанса
(особенно у Шекспира) и в менее нормальной у Гете и у некоторых романтиков. Но есть в
ней и сильная сторона: она напоминает о том, что сближение «далековатых» идей не есть
необходимый атрибут поэзии. Высокая поэзия достигается и безо всякого разрыва с
разумным рациональным подходом
109
Иллюстрация: ИЗ ИЛЛЮСТРАЦИЙ К „ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ“
Рисунок тушью Н. Кузьмина
Издание „Academia“, 1933 г.
110
к миру — простым умением дать словам и их сочетаниям максимальную выразительность,
умением дать выражение силе чувства, умением заставить видеть вещи в их конкретной
ясности. Эта сторона пушкинского творчества имеет величайшее практическое значение для
нашего времени. Она может помочь современному писателю (особенно начинающему
писателю) отделаться от мысли, что «образ» есть метафора и что для того, чтобы
достигнуть художественности, необходимо каждую вещь называть чужим именем.
Поэтический образ есть максимально-адэкватное отражение предмета в словесном
выражении, а отнюдь не подмена одного предмета другим. Метафорический стиль связан с
определенными типами мировоззрения, так или иначе заражавшими пошедшую за
пролетариатом мелкую буржуазию, но глубоко чуждыми строющему социализм
пролетариату. Мировоззрение Пушкина было конечно тоже чуждо пролетариату. Но стиль
его сложился под сильнейшим влиянием прогрессивных течений буржуазной мысли XVII—
XVIII вв. и до конца это влияние осталось у него господствующим.
Третья из задач, разрешенных Пушкиным,— задача дать субъективное выражение
освобождающейся буржуазной личности — также приближает его к нам, хотя и меньше,
чем роль его как «поэта-художника» или как пионера реалистического стиля в России.
Поэзия буржуазного субъективизма более чужда социалистическому человечеству, чем
многие другие достижения буржуазного искусства, и лирика Пушкина привлекает больше
совершенной красотой работы «поэта-художника», чем содержанием выражаемых чувств.
Но исторически эта сторона Пушкина имеет огромное значение, так как именно она ближе
всего связывает его с его современниками на Западе — поэтами окончательного
пробуждения буржуазной личности от Бернса и Гете до Байрона. Именно эта сторона
Пушкина в наибольшей степени вводит его в большое историческое русло культурных
течений его времени.
Особенно важно его отношение с Байроном. Об этом писалось много, кое-что написанное
сохраняет подготовительное значение и для нас (напр. работа Жирмунского), но