Коротышка что-то ответил, но что, Марк не расслышал, потому что говорливая троица отошла уже далеко от него. Однако и услышанного вполне было достаточно для догадки.

— Да что с тобой? — спросила Орбелия, заметив беспокойство брата.

— Подожди… Эй, приятель! Куда это все бегут, словно на пожар?

Человек, к которому обратился Марк, раздраженно махнул рукой, не сбавляя шагу:

— Да ну тебя с твоим любопытством! Городской префект приказал разрушить храм какого-то запрещенного бога — не слышал, что ли?

«Неужели это тот самый храм, куда меня ночью отвел Пизон и где я встретил Сарта?» — подумал Марк. Похоже, было именно так: любопытные направлялись как раз туда, где находился храм Таната.

Марк вспомнил, что говорил ему Пизон: культ Таната не был разрешен понтификами. А может, был даже запрещен?

Но жрецов запрещенных богов убивали.

Марк схватил Орбелию за руку:

— Прошу, пойдем быстрее! Я должен быть там, куда бегут эти люди. Потом все объясню.

Менее чем через четверть часа Марк, препоручив заботы об Орбелии своему управляющему, уже бежал к тому зловещему месту, где он видел египтянина в последний раз.

Взошло солнце. Солнечные лучи били в дом, куда Пизон провел Марка, и теперь для Марка дом этот и связанные с ним воспоминания уже не отдавали трупной жутью. При свете дня обряд, совершенный жрецами Таната, казался Марку не страшнее любого убийства. Тогда же, во время обряда, его пробирала прямо-таки сверхъестественная дрожь (что уж там скрывать!). Однако вместе с тем у него было желание от этой унизительной дрожи избавиться, без которого он, наверное, и не помешал бы жрецу.

Марк отогнал пытливые мысли. Заниматься сейчас воспоминанием о жрецах Таната и о Танате было пустым делом, следовало думать о Сарте.

Марк огляделся.

Кое-где стояли городские стражники, преимущественно у ворот дома, к которому подошел Марк, а также у ворот нескольких соседних домов (вероятно, было выяснено, что несколько домов соединялись подземными переходами в один храм, и теперь стражники мешали любопытным проникнуть в него). Пожарники тушили пожар, точнее, его дотушивали: тот дом, у которого стоял Марк, изрядно обгорел, однако огня уже не было видно, лишь местами к небу тянулись дымные струйки. И еще кругом сновали люди: в Риме, как известно, было много праздных, которым всякое происшествие развлекательно.

Один из стоявших у ворот стражников что-то негромко объяснял обступившим его зевакам. Марк подошел ближе и прислушался.

— Да какие жрецы, какие жрецы? — устало и нудно тянул пожилой стражник. — Говорю вам, ни одного жреца в храме не осталось. Всех их отправили в Мамертинскую тюрьму.

— А трупы, трупы-то куда вы дели? Покажите хоть трупы! — выкрикнул кто-то из толпы, не то чересчур любознательный, не то охочий до покойницких карманов. — Не будешь же ты, центурион, уверять, что, разрушая храм, вы ни одного жреца не прихлопнули?

Толпа поддержала крикуна.

— Покажите нам их трупы — их, убивавших наших детей!

— Дай я плюну на них, хотя бы мертвых!

— Я слышала, они мазали губы своему богу кровью младенцев, а младенцев живьем резали на куски, нанизывали на вертела и поджаривали на огне жертвенника!

— Поджаривали, а затем ели!

— Выдайте нам их трупы, солдаты, — мы их растерзаем, хотя бы мертвых!

Стражник повысил голос:

— Да говорю вам, в храме нет жрецов — ни живых, ни мертвых! Всех мы отправили в Мамертинскую тюрьму: всех оставшихся в живых и трупы тоже! Трупы могут понадобиться следствию, вот мы и отправили их с живыми — пусть там разбираются!

Стражник сказал как раз то, что и хотел узнать Марк. Значит, Сарта (живого или мертвого) ему следует искать в Мамертинской тюрьме…

У храма грозного бога Марку уже нечего было делать, и он повернул на Капитолий — туда, где находилась Мамертинская тюрьма.

Подходя к тюрьме, Марк вытащил из кошелька кусок пергамента. Правда, этот пергамент дали ему для другого, но он им воспользуется.

Сарт плюнул на вонючую подстилку — вместе с кровью на подстилке в плевке оказалось и ползуба. Другую половину Сарт выплюнул еще в храме, когда стражники тащили его наружу, предварительно избив.

Стражники ворвались в храм как раз тогда, когда начался ритуальный обряд поклонения Танату с участием Сарта (на этом обряде присутствовали только жрецы, прихожан к тому времени проводили). Жрецы, сторожившие проходы в храм, не предупредили о нападении (как оказалось впоследствии, все они были убиты), так что появление стражников во время жертвоприношения явилось полной неожиданностью для жрецов, собравшихся в храме.

Трое фанатиков тут же покончили с собой (эти, наверное, были даже рады стражникам, которые своим появлением помогли им преодолеть страх смерти), пятеро других кинулись на городскую стражу с кинжалами и после непродолжительной схватки все пятеро были убиты: жрецы не могли тягаться в мастерстве убивать с воинами, хотя им и приходилось убивать, потому что они убивали ради смерти, а воины — ради жизни. Остальных двенадцать жрецов, не оказавших сопротивления, избили (стражникам о храме Таната наговорили всякого) и оттащили в тюрьму. В числе последних оказался и Сарт.

Сарт потер ушибленный бок. При малейшем движении боль в боку резко усиливалась, вероятно, было сломано ребро… Что ждет его теперь? Наверное, казнь. Но когда? А может, сначала будет расследование? Может, он сумеет оправдаться — он ведь был жрецом Таната только для того, чтобы разрушить храм Таната изнутри. Но дадут ли ему возможность сказать что-либо в свое оправдание? Ему и Валерию. Ведь он, Сарт, разрушал храм по указке Валерия.

Сарт сделал усилие, пытаясь вспомнить, где он видел Валерия в последний раз — в храме или в тюрьме, среди мертвых или среди живых. Но то ли память его подвела, то ли Валерия не было при последнем обряде: так ничего определенного о Валерии и не шевельнулось в сознании его.

Так что же его ожидает? Смерть или… оправдание? Нет, зря он надеется, ему не оправдаться. Ведь он участвовал во всех обрядах жрецов последние несколько дней — оставшиеся в живых жрецы подтвердят это, тогда как о его намерениях знал один Валерий. И даже если Валерий в тюрьме, и даже если Валерий расскажет все, как было, то разве поверят ему и Валерию?

Он в чем-то просчитался, и поэтому оказался в тюрьме. Но в чем? Быть может, ему следовало удрать, как только он получил возможность свободно передвигаться по храму и выходить из него, махнув рукой на Валерия? Но это означало предательство — предательство того, кто спас его, а навыков предателя у него не было. Нет, все правильно. И нечего сокрушаться о том, что не изменишь. Лучше подумать о том, что делать теперь.

Итак, что же он имеет? На силу надеяться не приходилось: его отделали так, что раньше, чем через месяц, ему не восстановиться. Оставалось только надеяться на ум, то есть на изворотливость — качество, которым, кажется, не обделили его боги.

Так чем же поможет ему так называемый ум? Хотя бы… напоминанием о Нарциссе. Вообще-то Каллист и Паллант тоже пришли на память, но их пока что лучше отложить в сторону: вряд ли после того, как он надул их обоих с притворным покушением на Клавдия, они будут к нему благосклонны. Другое дело — Нарцисс. Хотя Нарцисс и расплатился сполна за его услугу золотом, тем не менее Нарцисс может ему помочь, надеясь на его помощь в будущем. Но как сообщить Нарциссу, что он нуждается в Нарциссе?

Превозмогая боль, Сарт подошел к двери и стал стучать в нее, сначала руками, а затем и ногами. За дверью — ни шороха. Сарт вернулся на подстилку.

Он никого не заинтересовал своим стуком — что ж, придется ждать, пока им заинтересуются…

Сарт скучал недолго. Прошло, наверное, с полчаса после его безуспешной попытки привлечь к себе внимание, и в камеру вошли трое. Двое были с мечами, а третий помахивал толстым шнуром. Потом в дверях показался четвертый. На нем одном была тога, остальные же были в туниках и надетых поверх туник панцирях.