И еще Сарту было непонятно, что это за храм Таната, которым его пугали. Сарт считал, что неплохо знал Рим, но о таком храме он и не слыхивал. Правда, это не означало, что в Риме храма Таната не было и что ему морочат голову: слишком много было в Риме храмов, слишком много культов, и все новые храмы возводились, так что за всем невозможно было уследить. Не только люди, но и боги со всего света стекались в Рим, а государственная власть хотя и отдавала предпочтение нескольким старинным римским богам, все же не мешала отправлению культов и других божеств.

— Я потов поклясться хоть Юпитеру, хоть Весте, хоть вашему Танату, — сказал Сарт.

— Тогда пойдем! — подытожил Гелерий. — Гиппатий, освободи его!

Старый вор подскочил к Сарту с молотком и пробойником, и после непродолжительных усилий Сарт был свободен.

Гелерий махнул рукой, приглашая за собой, и Сарт вместе с двумя ворами — Паллисием и Гиппатием — вышел вслед за главарем из темницы.

Оказалось, под землей находилось не только то помещение, в котором держали его: темница Сарта сообщалась с комнатой, размерами своими много большей. В центре комнаты стоял длинный стол, за которым на лавках располагалось не менее тридцати человек — и в плащах, и в туниках, и в греческих хитонах. Не было тут только тог. На столе вперемежку стояли кувшины и глиняные чашки с закуской. Собравшиеся угощались: одни прихлебывали из кружек, другие лазили по мискам. Из угла от большого камина шло тепло, мешаясь с запахом жаркого: над огнем на вертеле висело полтуши барана. Вверх, к люку на потолке, вела переносная деревянная лестница. И еще Сарт заметил множество дверей — из этой комнаты можно было попасть не только в его темницу…

Появление Сарта было встречено разбойниками весьма любезно.

— Вина вору! Вина вору! — загудело со всех сторон. — Вина вору!

Сидевшие на ближайшей к египтянину скамье раздвинулись, освобождая место для него и для Гелерия с Паллисием.

— У нас тут не подносят и не обносят, — негромко сказал Гелерий Сарту. — У нас тут просто: что ухватишь, то и проглотишь… Ну садись!

Гелерий подтолкнул Сарта к скамье. Сарт сел. Паллисий и Гелерий опустились рядом с ним. Не нашлось места за столом только старому Гиппатию, но на место он, видно, и не рассчитывал: не останавливаясь у стола, Гиппатий прошел к камину и стал крутить вертел.

Сарт осушил большую кружку, которую ему подали (ее вполне можно было бы назвать и маленьким широкогорлым кувшином), после чего его перестали замечать: иные увлеклись поглощением пищи, а иные продолжили прерванный появлением Сарта разговор.

Через некоторое время, когда застольные речи многих сотрапезников можно было бы смело назвать бормотанием, Сарту показалось, что заговорили о нем. Сарт насторожился.

— А я говорю — он даст клятву Танату, — уверял рябой одноухий разбойник Паллисия. — Иначе и быть не может, ведь все мы прошли через это.

— А я говорю — не даст, — мотал головой Паллисий. — Что-то мне в нем не нравится, что-то не нравится… Что-то не хватает в нем нашего, воровского…

— Ты еще не видел его в деле, а уже скалишься на него, — сказал рябой (он же — одноухий). — Я слышал, он хорошо работает кинжалом…

— Ну так и что ж с того? А вот клясться он не станет, не станет!

— А когда он должен клясться? — спросил Паллисия здоровяк со здоровенным синяком на скуле, сидевший напротив него.

— Этой ночью, что ли…

— А мы еще не выпили за это… — осуждающе покачал головой здоровяк.

Здоровяк захлюпал из кружки, а Паллисий, повернувшись к соседу слева, начал говорить что-то грязное о женщинах — Сарт перестал прислушиваться. Из разговора рябого с Паллисием он понял, что клятва, которую он обещался произнести, будет не такой уж и простой, как он предполагал. Но в чем заключалась ее сложность, было не ясно… Сарт не любил бояться — стараясь не думать о предстоящем, он принялся есть, прихлебывая из своей кувшинообразной кружки. Как следует подкрепиться в любом случае не мешало, что бы там не ждало его впереди.

За столом уже многие начали покачиваться и сопеть, сморенные обильной едой и вином, а двое даже сползли со скамьи на пол и обмочились там, когда Сарт разобрал сквозь то затухающий, то вновь усиливающийся гомон голос Гелерия:

— Этой ночью мы неплохо поработали, — говорил главарь. — Четыреста золотых денариев — совсем не дурно… А что, Тразил, от Вириата все еще нет вестей? Пора бы ему вернуться…

Услышав редкое в Риме имя, Сарт тряхнул головой, отгоняя сон, навеянный на него вином. Он знал одного Вириата…

— А кто этот Вириат? — спросил Сарт. — У меня был друг с таким именем — гладиатор Вириат.

— Точно, он гладиатор, — удивленно сказал Гелерий. — Вернее, бывший… Он бежал из гладиаторской школы и пристал к нам, а тот, кто с нами, уже не раб, не плебей, не гладиатор, но вор… Так ты, что, знаешь его?

Перед тем, как поступить на службу в канцелярию Каллиста, я был гладиатором в школе Мамерка Семпрания, но это давняя история, — проговорил Сарт.

— А я-то думаю, где же это бывший раб научился так ловко обращаться с оружием? — удовлетворенно протянул Гелерий: вероятно, это его и в самом деле занимало. — Ты там, в порту, слишком хорошо сражался для бывшего раба… Теперь мне ясно, в чем дело! Так ты говоришь, он друг тебе?

— Друг, — кивнул Сарт. — Мы не раз выручали друг друга на арене, сражаясь один на один: от нас требовали смертельных ударов, а мы обменивались царапинами, вопя при этом что есть мочи. И Фортуна миловала нас: когда один из нас, по уговору, падал, другому не приказывали добить упавшего — так хорошо мы скакали и рычали.

— Так выпьем же за вашу дружбу! — с подъемом бормотнул Тразил, пуская слюни: внятного восклицания у него не получилось, он был слишком пьян. — Так выпьем же за Дружбу — эту добрую богиню, которой все подвластно, которая все может…

— Твоя богиня может не больше, чем богиня Ночных Горшков, — хохотнул Паллисий.

— Так ты что, против дружбы? — привстал Тразил, побагровев.

— Хватит! — стукнул по столу Гелерий. — Ты, Тразил, сядь. А ты, Паллисий, помалкивай и помни: если ты опять попытаешься затеять с кем-нибудь ссору, я не стану покрывать тебя — пусть тебе как следует намнут бока.

Паллисий кисло усмехнулся.

Трапеза продолжалась еще долго: до тех пор, пока большинство из сидевших за столом воров не переместилось на покрытый соломой пол и не захрапело, наполняя помещение перегаром и пуская лужи. Остальные клевали носом. Сарт хорошо отоспался в темнице, поэтому сон толком не брал его: облокотившись на стол, он дремал, полуприкрыв глаза. Вдруг кто-то тронул его за плечо. Сарт вздрогнул и оглянулся.

— Пошли. Пора, — сказал Гелерий, кивком головы показывая на лестницу. Вино, казалось, не действовало на него — кроме запаха, ничто не выдавало в нем участника столь продолжительного застолья.

Сарт не без труда поднялся по лестнице наверх — и оказался в небольшой комнате с низким потолком. Гелерий и Паллисий проскрипели по лестнице вслед за ним. В углу этой комнаты за пустым столом сидели четверо — и эти четверо не спали. И, похоже, они даже были трезвы. «Наверное, караулят», — подумал Сарт.

— Скавр! Аврелий! — бросил Гелерий. Два караульщика поднялись. — А теперь давай завяжем тебе глаза, — сказал Паллисий и легонько тронул Сарта…

Около часа Сарта водили с завязанными глазами: Паллисий и Скавр шли по бокам от него, крепко держа его за плечи, а Гелерий и Аврелий сзади. Конвоиры полушепотом переговаривались, поэтому их расположение было известно Сарту. После часа брожения Сарта остановили, и он услышал стук: пять ударов с коротким интервалом между ними, и три — с удлиненным. Скрипнула дверь, его подтолкнули вперед. Сарт неуверенно сделал несколько шагов, и дверь скрипнула опять — на этот раз за его спиной. Лай собак, хорошо слышный, пока его вели, стих. «Значит, я внутри какого-то дома», — решил Сарт. Чей-то сильный голос сказал:

— Вы привели того, кто хочет дать нерушимую клятву — клятву богу Смерти?