Отныне багаж надо было нести в руках, так что пришлось снова избавляться от лишнего. Поскольку из слишком грязных и местами рваных вещей все равно денег не извлечь, потому что кому нужно старье, Виктория оставила все возле бака для стеклотары. Теперь у нее осталась только пара спортивных тапочек, плотные полотняные брюки и вязаные фуфайки, одна на другой, под стеганой курткой с капюшоном, но не было больше никакого сменного белья, а то, которое было на ней, она стирала, когда удавалось, но в укромном месте найти водопровод удается нечасто.
Первый человек, пустивший ее в свою машину, был весельчак в огромном «рено», с черными густыми волосами, гладко зачесанными назад, и усами в тон волосам, в синем с зеленым отливом костюме, небесно-синей полосатой рубашке и трикотажном бордовом галстуке. Поверх галстука болтался на цепочке стилизованный знак зодиака, а перед ветровым стеклом висела огромная светящаяся соска. Всеобщее страхование, представился он, страхую все что угодно, страхую вещи, которыми дорожат люди, сигареты в перчаточном ящике, что, похоже, дела не очень-то. Все в порядке, сказала Виктория, все хорошо. Ну и ладно, разочарованно отозвался человек, и далеко вы вот так путешествуете? Девушка махнула рукой куда-то вбок.
Вам повезло, я как раз туда и еду, сказал через час второй водитель, сидевший за рулем черного фургона, перед ветровым стеклом которого раскачивалась плоская елочка-деодорант. Не возражаете сесть рядом со мной, предложил он, я бы вас конечно пустил назад, но там, знаете ли, гроб. Да вы не волнуйтесь, внезапно хохотнул он, я сегодня порожняком. Вообще сейчас у нас затишье, медицина настолько ушла вперед. Люди больше не умирают. А вы потом куда?
Но Виктория как раз не знала куда. Все еще не решаясь сунуться в большой город, она по-прежнему выбирала по карте наугад, часто просто за красивое название, небольшие населенные пункты где, как раньше, пыталась прокормиться и найти приют на ночь-другую. Получаются блуждания по ломаной линии, не очень-то управляемые: с одной стороны, ничто не мешает сделать крюк, а потом наверстать, а с другой, — надо все-таки не терять из виду места назначения, и выходит так на так. Маршрут, таким образом, получается несколько бессистемный, напоминая скорее замысловатую траекторию полета запертой в комнате мухи.
Итак, она без особого труда, по крайней мере, поначалу, находила водителей. В общем, как правило, мужчины, которые чаще, чем женщины, брали ее на борт машины, вели себя приветливо, охотно с ней разговаривали. Поддерживая разговор, Виктория присматривалась, помимо индивидуальности водителей, к марке, цвету и оборудованию машин, приближающих ее к смутно известной цели. Первое время она обращала внимание на эти подробности, а потом уже начала ими принебрегать.
Встретился ей священник за рулем машины «Р5» без дополнительного оборудования, ни радио, ничего, транспортное средство в чистом виде — сиденья жесткие и сильно пахло псиной, хотя самой псины не было. Водитель был в негнущемся костюме антрацитового цвета поверх мышино-серого свитера с круглым воротником под подбородок; на отвороте воротника красовался металлический крестик. Изъясняясь с военной благожелательностью, он вел машину, как перебирают клавиатуру большого органа, а ногами, обутыми в грубые башмаки, крепко жал на педали; под зеркалом заднего вида трепалась ветка. Встретилась ей мать с тремя детьми, мать семейства, лихо управляющая «Сеатом». На ветровом стекле, и так уже усеянном ярлычками техосмотров за последние шесть лет, хронологически наложившимися один на другой, были наляпаны разные наклейки, экологические и страховочные, окончательно мешавшие что бы то ни было разглядеть, даже если не обращать внимания на непрерывно работающие дворники. Викторию прижали к дверце два существа четырех и шести лет, которые на ходу изощрялись в неуклюжих гимнастических упражнениях. Стоя на коленях задом наперед на переднем сидении и выложив локти на спинку, их старшенький буравил девушку взглядом. Сядь нормально, Жужу, накинь ремень, сказала мать, а после, оценив Викторию в зеркале заднего вида, предложила ей работу: несколько часов в день помощи по хозяйству и сидения с детьми. Недобрым взором окинув мелюзгу, Виктория еле ответила. Попались трое насмешливых стеснительных мальчишек, в «жеваных» куртках, стиснутые на переднем сидении «Форда Эскорт» старого выпуска. Виктория, сидя сзади, смотрела на бритые затылки юнцов, прижавшихся друг к другу и не смевших обернуться, кроме одного, что был посредине и хотел завести двусмысленный разговор, но остальные его заткнули. Царили удушливые запахи бензина и псины, но на этот раз псина была, она спокойно пристроилась рядом с Викторией и поглядывала на нее вежливым и печальным взором, словно показывая, что не имеет ничего общего с хозяевами и молит о снисхождении к их дурным манерам. На зеркале заднего вида на сей раз болтался белый плюшевый шарик с небесно-голубым вымпелом.
Были и другие, а потом деньги уже и вправду кончились, жизнь делалась все горше и горше, теперь уже Виктория в самом деле выглядела не блестяще. Из-за ее чересчур запущенного вида все труднее было ловить машины, а когда она пыталась остановить на улице своих современников, они сразу понимали, что речь о деньгах. Некоторые давали, большинство не давало, и никто, казалось, не удивлялся, что в нищету впала такая красивая молодая женщина, хотя обычно бедняки безобразны.
Набрав мелочи, Виктория питалась уцененной ветчиной, крошками сыра грюйер, мятыми фруктами, которые остаются на рынках после полудня, когда непроданный товар уже упакован. Ела что попало, причем сырое, холодное и запивая водой из водоразборных колонок. А ночи, которые становились все теплее, она теперь проводила всегда под открытым небом. Находила укромное, заброшенное место, иногда в развалинах, и перед сном веревочкой привязывала лямку мешка к запястью. Ее потревожили только два раза, — один раз местный пьяница, от которого ей быстро удалось отделаться, другой — бродяга вроде нее, этот сначала хотел прогнать ее с территории, которую считал своей, а потом, спохватившись, пожелал, чтобы она осталась, имея в виду ею попользоваться. Человек был слаб от истощения, Виктория от него удрала.
Но этот инцидент больше, чем все предыдущие, убедил ее, наконец, что пора все же перебраться в какой-нибудь большой город: на другой день мир под цинковым небом предстал ей в еще более суровом облике, чем обычно, и Виктория, обнаружив стрелку, указывавшую в сторону Тулузы, остановилась рядом и подняла руку. Несмотря на ее унылый вид, возле нее остановилась первая же машина, начинался дождь.
За рулем этой машины, старой 605-й в хорошем состоянии, оказался старый молчаливый крестьянин, одетый в выходной костюм, он провез ее не больше двадцати километров и высадил перед конторой нотариуса, к которому ехал продавать свое хозяйство. В 605-й витал запах крупы и золы, но не псины, хотя псина имелась, лежала сзади на пледе. Она спала и ничто не выдавало бы ее присутствия, если бы она не напоминала о себе частыми вздохами во сне. Дом нотариуса был построен в чистом поле на обочине дороги, по которой мало кто ездил, только трактора да мопеды сельскохозяйственных рабочих, которые, следуя мимо, бросали на Викторию взгляды. Потом ей пришлось прождать несколько часов, пока не появился неожиданный для этого места «Сааб», металлически-аспидного цвета с рыжими кожаными сидениями, его ветровое стекло было украшено прошлогодним кадуцеем. Машину вел одинокий мужчина, неразговорчивый и прячущийся за своей неразговорчивостью, но за его молчанием стояло, возможно, и легкое опьянение, и даже отчаяние. Стереофоническая установка с четырьмя колонками, безукоризненно отрегулированная, выдавала аранжировки Джимми Джьюфри, пахло слегка леденцами и виргинским табаком с примесью далекого аромата духов исчезнувшей женщины. Он подбросил ее до Ажана, Виктория вышла из машины под вечер.
Потом вокруг нее сгустились темнота и дождь, причем первая с особенной беспощадностью, и долгие часы не было ни одного автомобиля, скоро Виктория совершенно вымокла и ничего уже не видела, пока перед ней, наконец, не притормозила маленькая белая машинка. Виктория даже не сразу ее заметила, потом машинально села в темную кабину. Вы в сторону Тулузы? спросил мужской голос. Виктория выразила свое согласие, не повернув головы. Она одичала, насквозь пропиталась водой, она выглядела нелюдимой и бессловесной, и, возможно, умственно отсталой. На самом деле она сейчас слишком устала, слишком обалдела, чтобы рассматривать этого человека так же как предыдущих водителей. Не интересуясь маркой автомобиля, она не обратила внимания ни на его оборудование, ни на то, что, возможно, красовалось на ветровом стекле или висело на зеркале заднего вида. Она заснула на сидении прежде, чем у нее высохли волосы.