Потом, когда они лежали вместе, замазанные и липкие, как мальчишки на вечеринке в день рождения, Джоэл попытался поцеловать Тома снова, но Том начал отстраняться».

Исполненный чувства собственной греховности, Том покинул друга и долго не показывался. После мучительных нравственных колебаний и душевных потрясений (полкниги посвящено им), он преодолел свои сомнения, ушел из дома, и они поселились у родителей Джоэла. Впервые оказавшись наедине в спальне, они, наконец, смогли насладиться любовью свободно, и сцену их плотского соединения автор старается передать со всей возможной поэтичностью. Художественного мастерства ему не хватает: намерение просвечивает сквозь описание.

«Они молча раздевались в ярком свете комнаты Джоэла.

Стоя лицом к Тому, Джоэл стянул с себя рубашку, обнажив стройный торс. Кожу его окружало сияние светлых волосков, которые поблескивали на ярком свету. Загар, результат жизни на пустоши, покрывал его сплошь до пояса джинсов. Он улыбнулся и повернулся спиной к Тому. Расстегнув пуговицы джинсов, он дал им соскользнуть с ягодиц. В отличие от спины, они были молочно-белыми, гладкими и безволосыми, словно из фарфора.

Том почувствовал, как пробуждается его мужская сила. Живот его трепетал. Телесная красота Джоэла ошеломила его. Симметрия нагого тела, плавность его движений, когда он выступил из своих одежд и встал нагим — это было зрелище, которое воспевалось со времен античности. Он мог лишь глазеть в изумлении. Каждой частицей своих чувств он ощущал любовь. Она полностью овладела его рассудком. И отбросив все мысли, он дал своим чувствам расти и расти, зная, что именно чувствует, без всякого страха. От полных губ и сильного подбородка до плеч и торса и далее до округлой линии ягодиц, во всех своих движениях Джоэл был совершенен. Он подошел к Тому с открытыми объятиями, предложив себя с такой ясной и светлой улыбкой, что Том испугался, что изольется без малейшего прикосновения Джоэла.

Джоэл помогал ему раздеться. Четыре руки возились с пуговицами рубашки Тома. Джоэл стоял сзади, обняв руками Тома за плечи и целуя его шею, горячо и крепко, и нечто начинало расти изнутри глубоко внизу. Дыхание Джоэла было теплым и благоухающим. Его знобило. Он дрожал и смеялся. Они стащили рубашку Тома, и Джоэл повернул его кругом и поцеловал. Том сжал ладонями ягодицы Джоэла и прижался к его лону, ощущая жар Джоэла, его твердость, прижатую к своей собственной. Джоэл скользнул обеими руками между их тел и расстегнул штаны Тома. Том выступил из них и почувствовал, как на открывшуюся выпуклость его трусиков Джоэл положил свою руку. Он едва не сомлел от теплоты и нежности этой ласки. Губы их соприкасались, и они смотрели в глаза друг другу, видя в них отражение того, что каждый чувствовал. Джоэл первый прервал это вглядывание, опустившись на колени. Том почувствовал, как его трусики скользят вниз по ногам. Он отбросил их в сторону, держась за широкие плечи Джоэла. Жар, охвативший его лоно, побежал по его телу. Он держал голову Джоэла, чувствовал на себе его открытый рот, чувствовал, как губы Джоэла медленно берут его, ощущал давление его губ, как они скользят по стволу, погружая его в теплоту, потом расслабляясь, потом снова туго смыкаясь. Взрыв был разрядкой, столь полной, что колени его подкосились и он покачнулся…

Джоэл схватил его и уложил на кровать. Они улеглись впритык друг к другу, и через некоторое время Том сделал то же самое Джоэлу. В нем снова поднялось возбуждение, он чувствовал заполненность своего горла, горячую живую плоть Джоэла, движущуюся, пульсирующую. Соленый вкус смешался с его собственной слюной. Он глотал, чувствуя, как Джоэл содрогается под ним.

Потом они лежали вместе в тишине, оба наполненные, оба изумленные и шокированные. Они не выключали свет, и Том осмелился взглянуть на Джоэла, вглядеться в его лицо, и он был потрясен полнейшей безмятежностью Джоэла.

«Джоэл?»

«Мгм?»

«Почему мы так спокойны?»

Джоэл повел глазами в сторону Тома. Он улыбался. «Я вспоминаю то, что мы сейчас делали. Это ведь продолжалось недолго, а?»

«Да.»

«Но мне хорошо. Я совершенно счастлив именно теперь, хоть это и продолжалось только минуту! Не могу этого понять!..»

(Donaghe 1989: 9-10, 129–130)

Всё предшествующее повествование сосредоточивалось на Джоэле и как бы велось от его лица, а тут вдруг всё увидено глазами Тома. Видимо, здесь сквозь литературный сюжет прорвались какие-то собственные воспоминания автора. Книга посвящена некоему Дж. И. X., ибо автор обязан ему «четырнадцатью годами, за которые я дорос до понимания того, что любовь необъяснима» (Donaghe 1989: frontispis). Мы с интересом вглядываемся в портрет автора: обычное мужское лицо, совершенно непроницаемое.

Ощущением счастья и романтикой юности пронизан и роман Джона Фокса о любви двух подростков «Мальчики на скале», хотя в этом романе гораздо сильнее внимание к технической стороне секса, да и сам секс интенсивнее. Повествование ведется от лица одного из подростков, Билла Коннорса. Он вполне осознает необычность своих чувств, долго и несмело приглядывается к красивому юноше старше себя, Алу ДиЧикко, и наконец сближается с ним. Оказывается, тот тоже не чужд этого рода чувств. Они заехали к Алу домой. Присели на диван.

«Я снял свои кроссовки и носки и поставил их рядом с кроссовками Ала. Мне нравилось, как они выглядели рядом. Наши босые ноги соприкоснулись. Он стянул свою трикотажную рубашку через голову и сказал: «Что же ты не снимаешь свою рубашку, красивый мой?»

Когда я расстегнул ее, он тряхнул головой и провел пальцами по своим черным кудрям. Вены проступили на каждой его руке, пробегая вниз от плеч по бицепсам. Ниже его пупка начиналась узкая полоска тонких черных волос, поднимавшаяся к груди, где она как бы расширялась и исчезала. Он вытянул обе руки и скользнул пальцами по моим рукам, потом изогнулся, присел и начал вставать и вроде как потащил меня за руки, чтобы я встал тоже. Мы стояли так долго, в штанах, но со снятыми рубашками, босые, прикосновениями рук медленно ощущая грудь и руки друг друга, очень медленно и постепенно, наступая друг другу на ноги, сперва случайно. Я пробежал пальцами вверх по узкой линии волос поднимавшейся по его животу. Было немного волос ниже каждого соска.

«Мне жутко нравится твое тело», — сказал я.

Он сказал: «И мне твое тоже». А у меня вряд ли был хоть волосок на теле.

Он обхватил руками мою талию и сжал. Его пальцы почти встретились. Он сдвинул их по наклонной, и я погладил его по выступающим венам на руках. Я просунул руки ему под мышки и сжал его выступающие боковые мускулы. Он положил свои руки мне на плечи и, стоя на моих ногах, поцеловал меня в рот. Склеенные, мы повалились на пол. Я на нем, прижимая к нему основание своего члена через штаны, а потом мы перекатились и поменялись местами, полным оборотом, толкаясь и нажимая, как в борьбе, по временам практически как сражаясь, это должно было охладить нас, и мы лежали так с коленями всунутыми в промежность, как бы массажируя коленом твердый канат, пробегавший от очка к основанию члена, и сумасшедшие вещи вроде того. Глазами с близкого расстояния мы погружались друг в друга и смотрели и смотрели и улыбались и смеялись непрестанно и целовали и целовали, открытым ртом, и всё это выходило очень естественно.

Когда мы передохнули и отпили вина, я сказал:

«Ал?»

«А?»- сказал он, отодвинув вино от губ.

«Ты когда-нибудь делал это раньше?»

«Ты имеешь в виду — это?»

«Да».

«Собственно, нет».

«Что ты имеешь в виду? "

«Ну, там был один мальчик квартал от нас, он потом переселился, так мы отсасывали друг другу, но…» Он пожал плечами и пригубил еще немного вина. «Это не было как у нас… Иди сюда».