По-настоящему радикальный способ сохранения традиционного характера дворянских обществ был предложен в 1890-х гг. публицистом А. А. Плансоном: бесплатная и обязательная регистрация всех дворян-землевладельцев и исключение всех прочих. Если бы его предложение было реализовано, в родословных книгах регистрировались бы не роды и семьи, а отдельные лица, и всякий дворянин, расставшийся с землей, автоматически вычеркивался бы из состава дворянского общества. Дворяне-землевладельцы, вовремя не присоединившиеся к дворянскому обществу губерний, в которых были их имения, подлежали бы штрафу. Различие между составом дворян-землевладельцев и составом губернских дворянских обществ, таким образом, исчезло бы^{302}.[71] Проект Плансона не оградил бы дворянские общества от притока получивших дворянство чиновников, если последние владели бы хотя бы клочком земли. Поэтому он оказался гораздо менее привлекательным, чем идея предоставления дворянским обществам хоть какого-то контроля над приемом новых членов.

Свод законов давал губернским дворянским депутатским собраниям только право проверки достоверности свидетельств о дворянстве кандидатов, но не наделил их властью выражать мнение о желательности сделать кандидата членом дворянского общества. Когда в 1888 г. Владимирское депутатское собрание отказало в приеме нежелательному кандидату, Сенат принял сторону кандидата и принудил собрание занести его имя в родословную книгу. Начиная с 1885 г. ряд дворянских обществ ходатайствовали об изменении закона, чтобы получить право отказывать в приеме нежелательным лицам и исключать принятых туда ранее. В 1896 г. совещание предводителей дворянства эту идею единодушно поддержало^{303}. Хотя Особое совещание по делам дворянства отвергло предложение позволить дворянским обществам исключать нежелательных членов (Государственный совет позднее поддержал Совещание в этом вопросе), большинство тем не менее выступало за то, чтобы дать обществам право отказывать в приеме дворянам, не владеющим настоящей собственностью в их губернии. Объяснение последнего требования заключалось в том, что дворяне, не платившие дворянскому обществу налогов на недвижимость, не могли иметь доступа к благотворительным фондам, создаваемым за счет этих налогов^{304}.

Одобрив своим Указом от 28 мая 1900 г. предложение Особого совещания, Николай II тем самым отверг план Государственного совета предоставлять обществам право отказывать в приеме любому кандидату вне зависимости от того, владел он настоящей собственностью или нет. Государственный совет в ответ выдвинул веский довод — право на принадлежность к дворянскому обществу должно определяться добропорядочностью и личными достоинствами претендента, а эти качества не всегда сопутствуют владению земельной собственностью. Более того, землевладельцы обладали куда большими правами и возможностями влиять на дворянские общества, к добру или худу, чем безземельные дворяне^{305}. Проблема заключалась в несовместимости двух поставленных целей: с одной стороны, в желании преградить путь в губернские дворянские общества новым дослужившимся до дворянства чиновникам, обладавшим земельной собственностью и, с другой — желание укрепить идентификацию этих обществ как ассоциацию дворян-землевладельцев. Поскольку претендентов из числа чиновников-землевладельцев было немного, император выбрал вторую из этих двух целей и свел к минимуму право дворянских обществ регулировать доступ в свои ряды.

В июне 1904 г. Николай II утвердил мнение Государственного совета об учреждении Общей для всей империи родословной книги для регистрации дворян, не приписанных к какому-либо из губернских обществ. Герольдмейстеру Сената было поручено вносить в эту книгу членов следующих трех групп: безземельных дворян, которым было отказано в приеме в члены губернского общества; дворян, имевших собственность в губерниях, не имевших дворянских обществ; и дворян иудейского происхождения. За исключением евреев, любой дворянин, внесенный в Общую для всей империи дворянскую родословную книгу, за чисто символическую плату по три рубля с члена семьи, имел право стать членом губернского дворянского общества, особенно если у него была земля в губернии, в которой такое общество было^{306}.

В контексте обсуждения дворянского вопроса, вопрос о праве евреев на членство в дворянских обществах открывает одно из самых любопытных противоречий российского общества. Еврей-дворянин в императорской России был парадоксальным феноменом. Статус дворянства олицетворял высшие правовые привилегии, тогда как статус еврея означал крайнее поражение прав; меньше прав, чем у еврея, было только у осужденных преступников. Тем не менее перепись 1897 г. зафиксировала в 50 губерниях Европейской России 108 потомственных дворян (обоего пола и всех возрастов) еврейского происхождения плюс еще 88 — в других частях Империи. Их было ничтожно мало — мизерная доля 3,7-миллионного еврейского населения 50 губерний, но это явление требует объяснения.

Правовое положение евреев в России конца XIX в. было уникальным^{307}. Евреи, так же как северный кочевой народ самоедов, как не знавшие оседлости казахи и калмыки, относились к числу инородцев, что резко отличало их статус от положения как «природного» населения (правовая категория, включавшая русские и не только русские этнические группы, как то поляки, грузины и пр.), равно как и от постоянно проживающих в России иностранцев. Но вопреки этой классификации, закон определял евреев как низшую разновидность природного населения, определяя их статус не в положении об инородцах, а в особом разделе Свода законов о состояниях. Другие инородцы могли переменить свой статус, для чего было достаточно отказаться от кочевого образа жизни и записаться в одно из сословий природного населения. Религия не играла никакой роли в перемене правового статуса. Евреи, однако, уже были оседлыми людьми, а их место в сословной системе было вполне определенным — мещанство. В 1897 г. среди еврейского населения 50 губерний Европейской России 95,0 % относились к мещанам, 1,7 % — выбились в купечество, а 0,15 % достигли состояния почетных граждан; 2,75 % были крестьянами^{308}. Но евреи не обладали той же полнотой прав, что и другие члены соответствующих сословий; для них обращение в православие или другую признаваемую законом разновидность христианства было единственным выходом из этой правовой ущербности.

До Великих реформ достичь дворянского достоинства евреи могли только через крещение, и такие случаи были крайне редки. Александр II был первым императором, который даровал дворянство некрещеным евреям[72]. Намного важнее было то, что при нем евреям стала частично доступна государственная служба. Хотя доступ в офицерский корпус был закрыт для них вплоть до 1917 г., но с 1860-х гг. евреи, получившие медицинское или другое высшее университетское образование, могли быть приняты на гражданскую службу^{309}. При зачислении на государственную службу евреи-специалисты получали чин от восьмого до десятого класса. Девятый класс приносил личное дворянство, а награждение орденом св. Владимира 4-й степени (до 1900 г.) или чин действительного статского советника давали право на потомственное дворянство. Именно таким путем обрели свой привилегированный статус подавляющее большинство выявленных переписью 1897 г. евреев-дворян (108 потомственных и 2905 личных дворян). Отношение числа потомственных дворян к числу личных (1:27 для евреев, 2:1 для всего остального населения губерний Европейской России) отражает и тот факт, что доступ в первое сословие был открыт евреям только за поколение до этого, и то, что сложности, с которыми сталкивались евреи при переходе в более высокие классы, были труднопреодолимы[73].