Следовательно, весь период до 1204 г. они провели именно при дворе Тамары, своей тетки, где и получили воспитание и где выжидали благоприятного момента заявить о своих правах на царство. Есть сведения в грузинской летописи о том, что Тамара не была в дружественных отношениях с константинопольскими Ангелами и из-за дела об иконах Афонской горы начала успешную войну с греками, следствием которой было присоединение к Грузии Лазистана, Трапезунда, Синопа и Понта. Эти сведения, во всяком случае, служат достаточно правдоподобной подготовкой к последовавшим в 1204 г. событиям; в них мы находим объяснение тому, откуда у Алексея и Давида оказались материальные средства и где они набрали военный отряд, с которым открыли поход на Трапезунд. Независимо от того, при этом именно порядке событий и отношений получают себе объяснение оставшиеся загадочными факты внутренней истории Трапезунда в XIII и XIV вв., на которых мы останавливаем внимание в дальнейшем изложении. Характер первых царей и их правительства в течение целой половины существования империи отличается от господствующих в Константинополе обычаев и нравов и более сближается с восточными порядками. Итак, «Комнины еще младенцами попали в Грузию, где и получили воспитание; природным языком их был грузинский. Воспитываясь и вырастая при дворе своей родственницы, среди туземцев и в армии, они всюду были под влиянием грузинской жизни и грузинских понятий, так что в двадцатилетнем возрасте, по всей вероятности, больше походили на грузинских князей, чем на византийских, — точно так же, как дети греческих фанариотов в Молдавии и Валахии переродились в романцев (румыны)»[36].

Продолжительная осада и занятие Константинополя крестоносцами Четвертого крестового похода было тем благоприятным для младшей линии Комнинов обстоятельством, которым они и воспользовались при помощи лазов, мингрельцев и частью греков, которых могли нанять на свою службу. Падение Константинополя рассматривалось патриотами как падение империи, восстановленная империя в Никее Феодором Ласкарем только присутствием патриарха могла иметь преимущества перед Трапезундской империей с царской династией Комнинов во главе. В других отношениях и та и другая империя имели право на историческое существование в зависимости от внутренних сил и средств и от способностей стоявших во главе правительства лиц. Признание власти в Трапезунде обеспечивало за царевичем Алексеем успех и в ближайших областях, находившихся под влиянием этого центрального и важнейшего в торгово-экономическом отношении города. Центральная часть империи, оставшаяся в тесном единении с Трапезундом, вошла в крепкую спайку с ним без всяких, по-видимому, усилий, и береговая область от Фермодона до Фасиса была в полном обладании Алексея и Давида. Что касается положения города Трапезунда перед весной 1204 г., то, по-видимому, в нем держался Никифор Палеолог в качестве дуки, представителя императорской власти в Константинополе, но он не был в состоянии оспаривать авторитет, идущий притом из двух источников, эллинского и грузинского. Повторяем, однако, во всем этом больше догадок и правдоподобных предположений, чем фактов, извлекаемых из летописи, но приходится прибегать к первым, чтобы осмыслить результаты последовавшей на Черноморском побережье эволюции.

Когда Алексей утвердился в Трапезунде, первым его старанием было воспользоваться всеми правами и привилегиями, на которые он мог претендовать как член царствовавшей в Константинополе династии, не угасшей со смертью Андроника. С точки зрения обычаев и господствовавшего права не было ничего необычного в принятии им титула василевса ромеев; затруднения были в событиях, имевших место в Никее, где утвердился и объявил себя царем Ласкарь, но здесь предстояло вступить в состязание за власть, которое могло обещать победу, а не поражение. Ближайшие к Трапезунду города и области, в особенности Пафлагония, где были наследственные земли Комнинов, скоро примкнули к его владениям. И совершенно обычным явлением нужно считать то, что вся фема Халдия не имела иного выбора, как признать свою зависимость от государя, власть которого обеспечивала восстановление нарушенного порядка в потрясенной сельджукскими набегами стране[37].

Главным соперником вновь образовавшейся империи был, рядом с Никейской империей Феодора Ласкаря, румский или иконийский султанат, также принявший на себя задачу поддержать на востоке идею Греческой империи. Вследствие этого власть Великих Комнинов в Трапезунде значительно сократилась, в конце концов ограничена была прежней фемой Халдия (с одной стороны Фермодон, с другой Фасис, на юг цепь гор). И политика империи великих Комнинов перестала претендовать на мировое значение, будучи ограничена мелкими интересами самозащиты от султаната и установления прочных отношений с Грузией. Прежде всего обращает на себя внимание географическое и этнографическое положение фемы Халдия, в которую входит Трапезунд. Самая военная и административная организация фемы способствовала тому, чтобы центральные притязания, идущие из Трапезунда, могли быть выполнены без особенного труда. Горная, труднодоступная область сдерживалась военными гарнизонами, сидевшими в крепостях, к которым, как к естественной защите против врага, тянуло местное население. Нужно присоединить, что власть в поселках и деревнях принадлежала крупным или мелким владетелям по местному феодальному праву, которые стояли в вассальных отношениях к начальникам крепостей и гарнизонов и административным чинам Трапезундской империи, как об этом будет подробнее изложено в одной из нижеследующих глав. Таковыми крепостями, подчиненными Трапезунду, оказывались Триполь, Керасунт, Ясоний, Месохалдия и др.

Объединительное движение имело два центра или двух вождей. В то время как Алексей выполнял поставленные ему задачи в Халдии, брат его Давид также с помощью грузин и лазов и константинопольских приверженцев начал расширять трапезундские владения в сторону Малой Азии. Здесь угрожала Комнинам особенная опасность в провозглашении никейским императором Феодора Ласкаря и особенно в венчании его рукой патриарха. Нужно было спешить войти в непосредственное соприкосновение с этой новой империей, не дав ей времени для организации. Нет никакого основания сомневаться в том, что Давид Комнин имел определенную идею на этот счет — завладеть Никеей и свергнуть Ласкаря, но задача оказалась выше его средств. Никейский император, — чтобы не входить здесь в подробности, уместные при изложении никейских событий, — в трудных обстоятельствах не останавливавшийся над выбором средств, лишь бы они вели к цели, вошел в соглашение с султаном Икония против своих соперников, трапезундских Комнинов. Последний также имел полное основание войти в виды Ласкаря, так как усиление трапезундских Комнинов было далеко не в его интересах. Столкновение между соперниками, имевшее трагические последствия для Комнинов, имело место при Амисе, где стоял Алексей и откуда турки воспрепятствовали ему движение вперед на помощь своему брату. Между тем в это же время отряд, предводимый Синадином, полководцем Давида, был разбит греками Ласкаря наголову, причем был взят в плен и его предводитель. Так скоро должны были рассеяться планы Комнинов на широкую власть и притязания. Это должно было оказать значительное влияние на перемену их политики. В высшей степени неблагоприятной и непоправимой была неудача при Амисе. Эта приморская крепость, в то же время и торговая пристань для Черноморья, зависела тогда от греческого администратора, управлявшего городом вполне самостоятельно и не признававшего ни Трапезундской, ни Никейской империи. Невдалеке от Амиса турки основали свою торговую колонию под именем Самсуна; таким образом местная греческая колония, опиравшаяся на симпатии греков Никеи, смотрела как на специально национальное дело на удержание власти в Амисе. Правитель города Савва отклонил все предложения Алексея Комнина и предпочел держаться мира с турками и с никейским императором. Здесь решилась таким образом дальнейшая судьба Трапезундской империи[38].