«Царь, принимая во внимание дикие, неукротимые и зверские нравы султана, не желал никоим образом прекращать сражение или дать некоторый отдых войску; но он был обеспокоен судьбой городского населения, которое очень страдало от войска, от скопления народа и от тесноты в городе, ибо еще не была построена внешняя укрепленная стена от старой цитадели города, так что до самого моря место было открыто для неприятеля и самый морской берег был ему доступен; это опечаливало царя и внушало ему страх. Будучи, однако, праведным мужем и боясь Бога, на него он возлагает надежду, молится и просит всемогущей божественной помощи, обходит стены кремля и взывает к Богу. Архиепископ с непорочной иконой Богоматери Одигитрии на плечах, настоятель монастыря с всечестной главой св. Евгения и избранная часть священного клира участвовали в процесии и восклицали: «Восстани, Господи, на помощь нам».

«На заре наступающего дня снова злейшие варвары напали с горной части города на кремль и пытались приблизиться к стенам. Султан же говорил горожанам такие слова: «Не обольщайтесь надеждами на вашего Бога и на своего великого Евгения; завтра и храм его предам пламени, и город возьму, ибо знаю, что у вас недостает съестных припасов и воды и что вы страдаете и в других отношениях». Услышав эти богохульные слова, царь сильно опечалился и горько заплакал. Но пришедши в себя, придумал следующее. Предложил прийти к нему в город некоторым из неприятелей с тем, чтобы заключить мирный договор в согласии с волей повелителя их. Они пришли и выразили такие предложения, которые были полны напыщенности и высокомерия. Царь же, затаив в сердцесказанное, ласково обошелся с ними и устроил им обильное угощение. Затем они сели на коней и проехались по городу Трапезунду, осмотрели войска, вьючных животных, видели быков, овец, запасы мяса, кухни, склады, наполненные сладостями, магазины с хлебом, погреба с вином, лавки с мясом, целые источники с водой и ключи, бьющие от ворот, ведущих к морю. Когда варвары прошлись по городу и осмотрели все, он послал их назад. Они по возвращении доложили о всем виденном султану, который был этим очень опечален».

«Жители Халдии и обитатели области Мацука, получив сведения об успешном сопротивлении трапезундцев, воспрянули духом и, прибыв ночным временем, угнали военных коней из неприятельского стана, произвели расхищение, полон, а стражу разогнали, что страшно раздосадовало султана. Свой гнев он излил на храм св. Евгения: вошел в него надменно и с полным презрением и приказал поставить свою палатку возле раки святого; с ним расположились избранные воины. Коням было приказано стоять вне священной ограды, а внутрь были допущены распутные женщины».

«Когда царь во храме Богородицы Златоглавой молился Богу и изливал потоки слез, услышал слова: «Андроник, твоя молитва принята». В то же время святой явился к султану и сказал: «Я начальник этого города, в моих руках ключи от ворот его. Я димарх города, мое имя Евгений. Меня послали граждане, и воины, и весь дим… Поспеши в город, где ожидают тебя».

«Была светлая ночь, неожиданно засверкала молния. Казалось, что пламя льется со всех четырех сторон вселенной; оно ослепляло зрение противников и поражало дух безбожных; вода поднималась, и гром был оглушительный, выпал сильный град, и сильный дождь падал в эту ночь на безумных… Варвары, пораженные происшедшим, рассеялись в разные стороны. Утратив сознание, одни по ошибке попадались в ущелье горы, другие же скакали на конях с горных утесов, считая, несчастные, утес за ровное место; одни, находясь у подошвы гор, снимали с себя доспехи и бросали их, другие умирали от холода. Такова-то была участь напавших на нас безбожных врагов. Вождь их султан Мелик, спасаясь бегством с отборной фалангой своей свиты, когда началось утро, прибыл в кураторий у капалия[59]. Осведомленные об этом некоторые мужи из жителей Мацуки прибыли сюда и взяли его в плен, в ознаменование чего построен на этом месте храм великому Евгению, сохранившийся и поныне».

«Царь, принеся молитвы и благодарение, вышел из города, обошел кругом палатки неприятеля, нашел их полными всякого имущества и совсем безлюдными. Греки овладели конями, оружием, оставленным в поспешном бегстве. Мацукаиты и жители Халдии скольких перебили беглецов в ущельях Тавра — разве может кто перечислить? Тогда же привели и пленного султана».

«Спустя несколько дней из Сурмена и других мест пришли варвары, бежавшие после сражения и попавшие в плен; все они обращены в рабство».

«Царь же собрал сенат и предложил на его решение вопрос о том, как поступить с султаном. Когда высказаны были мнения, последовало такое решение: «Отпустить его домой по доброй царской воле ввиду его высокого звания и расположения к нему турецкого народа». На пути же его устроить для него торжественную свиту для сопровождения в Иконию, Эрзерум, в страну Кармианскую и даже до Синопа, чтобы в мире возвратился в отечество. Когда было принято это решение, заключен мирный договор на том условии, чтобы на будущее время не посылать из Трапезунда военного вспомогательного отряда в знак признания зависимости от султана, не платить податей и не посылать даров. По заключении договора султан возвратился к себе с честью и с подобающей почетной охраной».

«Возвратившись в Иконию, султан не только исполнил то, на чем давал клятву, но стал ежегодно посылать арабских коней и другие важные приношения царю Андронику Гиду, распространять славу о чудесах святого и каждый год отправлять монастырю богатые подарки»[60].

Находясь между монголами и турками, Трапезунд, хотя и защищенный ущельями и горными укреплениями, недолго мог отстаивать свою самостоятельность. Пока еще не было сломлено преобладание хорезмшаха Джелал-ад-дина в соседстве с Трапезундской империей, сельджукский султан подвергался опасности со стороны Хорезма, и происходившие между ними столкновения не могли не держать в напряжении Трапезунд. Битва между сельджукским султаном и шахом при Ахлате, относимая к 1229–1230 г., сопровождалась поражением хорезмийской армии, в которой был и трапезундский отряд, и таким образом Андроник Гид должен был поплатиться за посылку помощи хорезмшаху и снова признать себя данником сельджуков. Умаление монгольского влияния в прикавказской области после 1231 г. и завоевания ими Грузии, новый удар, нанесенный Джелал-ад-дину, приготовил в лице монголов громадную военную силу, которая могла уже представить серьезную угрозу для самого Иконийского султана Ала-ад-дина. В ближайшее время, пока был жив Андроник Гид, турки-сельджуки удерживали свое владычество над Трапезундом, выражавшееся в форме уплаты дани и посылки вспомогательного отряда иконийскому султану. Уже во время Андроника Гида, вследствие изменения торгового пути из Центральной Азии в Европу и других перемен, происшедших в отношениях между сельджуками-магометанами и монголами, Трапезунд воспользовался большими преимуществами, какие доставляло ему торговое положение в мировой торговле.

В 1235 г. по смерти Андроника престол занял Иоанн Аксух, правивший не более трех лет и умерший вследствие случайности во время модной на Востоке игры в поло, (В романе Paul Bourget «Outre Mer.», I, р. 89–90, дано подробное описание, хорошо знакомящее с этой игрой: «Большая часть общества, а равно и та молодая женщина, времяпрепровождение которой я описываю, собираются смотреть партию поло. Я отправляюсь с ними. Четверть часа водой, 20 минут в экипаже, и вот мы у входа в огражденное досками место, где происходит эта удивительная и опасная игра. Над нами возвышается откос, на котором собирается масса народа, чтобы извне смотреть на состязание. Это удовольствие в такой степени национально, обнаруживаемая в нем энергия и соединенная с ним опасность до такой степени соответствуют расе, что скромные ремесленники, например прачки, с 4 часов утра начинают свою работу, чтобы ранее окончить свою дневную работу и закончить здесь свое послеобеденное время. «Это великолепная игра, — говорила мне американка. — Двадцать лет назад молодые люди занимались только пьянством. Теперь, полюбив спорт и главным образом поло, они привыкли к воздержанию, чтобы не быть тяжелыми. Они мало едят, не пьянствуют. Без этого режима они не выдержали бы восьми дней». И действительно, стоит только вступить на покрытую травой площадь и посмотреть на игроков двух партий, как они с согнутой спиной сидят на конях, держа в правой свободной руке длинный деревянный шест, чтобы понять невозможность соединения такого мужественного упражнения с пьянством и невоздержанностью. Всего их восемь, они скачут на маленьких пони, крепких и бойких. Ноги, обутые в сапоги желтой кожи, в широкие панталоны, рубашка и 'шапка цвета партии — они все стремятся к белому шару, который катится по зеленой траве. Кони, покрытые потом, сами несутся за шаром, руководимые прекрасным пониманием животного, на котором так ловко сидит всадник, как будто он неотделим от лошади. Шар под ударом шеста, более искусный, чем прежние, отскочил на далекое пространство, за ним пустились обе партии, скача около экипажей, выстроенных в линию. Слышен стук копыт по утоптанному газону. Зрителями овладевает легкое ощущение той дрожи, какая волнует нервы жителей Севильи, когда они смотрят состязание между быком и тореадором. Может быть, здесь представляется более реальная опасность, хотя внешность не так сурова. Я присутствовал не больше часа, и уже один из всадников валялся под ногами лошадей. Его сменил другой, но через 10 минут он получил прямо в лицо удар шестом. На моих глазах он слезс лошади, обливаясь кровью. Потеряв сознание, он потом пришел в себя и удалился с поло в сопровождении двоих своих друзей, причем никто не обратил на это особого внимания. Сожалели только о том, что партия осталась неоконченной».)