В пользу личных качеств царя Алексея говорит и более или менее благоприятное устройство отношений с итальянскими торговыми республиками. Это вопрос громадной важности во всей истории Трапезунда; в целях сбережения места мы должны сослаться на соответствующие места сочинения Гейда[69].
У Алексея II было четыре сына, из них старшие Андроник и Василий, за которыми следовали еще два[70]. Этот наиболее интересный, хотя по многим основаниям также и трагический период трапезундской истории, позволяет понять до некоторой степени лишь установленная выше точка зрения на борьбу влияний в Трапезунде, константинопольского и тифлисского. Как можно догадываться, со смертью Алексея (1297 г.) наступил последний и решительный момент схватки между партиями, причем в борьбе за политическое влияние приняли участие служилое и поместное сословие Трапезундской империи, взаимная ожесточенная и кровопролитная война между которыми могла окончиться только после истребления одной из партий.
Чтобы последовавшая за смертью Алексея II картина сменяющихся быстро событий выступила перед нами в должном освещении, мы должны сопоставить несколько однородных фактов, дав им необходимое освещение.
И прежде всего под 1333 г. у Панарета находим следующее известие: «22 сентября в понедельник прибыл из Константинополя великий Комнин царь Василий и принял царскую власть». Почему он жил в Константинополе, почему не вступил на престол еще в 1330 г. по смерти старшего брата Андроника, наконец, как он избежал той же судьбы, какая постигла его младших братьев? Все эти недоумения должны быть разрешены по догадкам. В Трапезунде, по-видимому, место для него было готово, и не может быть сомнения, что он был кандидатом Палеологов, хотя, конечно, были и другие кандидаты, но в то время они не имели силы. Какая была партия, которая могла выступить против Василия и его приверженцев, ясно из первых действий Василия. Подвергаются казни два крупных государственных мужа: великий дука Леки Чанцичей и сын его, великий доместик Чампа. Это были первые чины государства; первый управлял обширной областью на правах военного и гражданского губернатора, второй стоял во главе трапезундского войска. Ясное дело, что в их руках была вся власть до прибытия Василия, в период восьмимесячного управления малолетнего Мануила. Характеризует Василия и то, что племянника своего он заключил под стражу, а через несколько месяцев лишил жизни. Что воцарение Василия не было мирным актом, а революционным, прекрасное доказательство этого мы усматриваем в дополнительном сведении летописца: жена великого дуки из семьи Скрикяна была побита камнями. Но весь драматизм положения раскрывают неэллинские имена жертв, в которых нужно видеть вождей партии, враждебной константинопольской. Таким образом, не подлежит сомнению тот кардинальный в занимающей нас истории факт, в котором нельзя не усматривать не менее вредной для Трапезундской империи политической обстановки, чем обстановка, вытекавшая из соседства с туркменскими владениями. Эта очень горячая родственная опека, которая так настойчиво проводилась в отношениях к Трапезунду и которая в случае нужды поддерживалась эмиссарами из династии Великих Комнинов, проживавших в качестве заложников в Константинополе, находила себе противодействие частью в самой династии, частью в высших правительственных лицах, которые и делаются жертвами политической реакции.
Мы подчеркиваем это положение дел как потому, что в нем заключается большой трагизм трапезундской династии, так еще и вследствие того обстоятельства, что в нем заключается ключ к объяснению политической судьбы империи. Тесный союз с Константинополем для нее всегда был менее выгоден и полезен, чем родственные и политические связи с соседними мусульманскими властителями. Независимо от вышесказанного, константинопольская интрига производила большие опустошения в среде высших чинов военного и гражданского служилого класса.
Финлей (с. 417 и cл.) весьма живо описывает внутреннюю смуту, разъедавшую Трапезунд в течение 20–25 лет. Но, по нашему мнению, им неправильно понята и объяснена причина этой упорной смуты, вследствие чего допущено им много произвольных, малообоснованных заключений. В самом деле, едва ли следует все зло видеть там, где указывает его английский историк, т. е. в испорченности высших классов и народа: «Никакие меры, — говорит он, — не казались чересчур сильными, если имелось в виду достижение богатства и власти при помощи гражданских смут или убийства. Руководители различных партий возбуждали народ к волнениям и подстрекали к бунту с целью удовлетворения собственного честолюбия. Как скоро умер Андроник, министры, духовенство, вельможи, губернаторы провинций и полководцы начали интриговать один против другого, с целью получить единоличное влияние в центральном управлении и распоряжение всеми придворными ведомствами. Это был благоприятный момент для туркменов, чтобы сделать нападение на империю. Но при политической внешней опасности все партии одушевлены были желанием выиграть на популярности и выявить особенный патриотизм в защите отечественной земли. И туркмены в 1332 г. испытали полное поражение при Осомато, потеряв большую часть лошадей и багаж. Тем не менее в городе продолжались интриги и борьба партий. Чтобы положить конец анархии, из Константинополя был приглашен на царство второй сын Алексея II, Василий. Он прибыл в Трапезунд в сентябре 1333 г. и был провозглашен царем. Мануил низложен, и его восьмимесячное правление служило лишь ареной для всяких беспорядков и насилий. Началось новое восстание под водительством одного евнуха, носившего звание великого дуки, и Мануил был убит в этом движении.
«Царствование его продолжалось 7 1/2 лет. Оно знаменуется проявлением необыкновенного своеволия и независимого положения высших чинов, каковое они получили во время предыдущей анархии. Главные провинциальные чины приобрели ранг маленьких суверенов и, пользуясь богатством и влиянием, стали во главе столичных партий. Схоларии, или привилегированная милиция, приобрели устройство и степень влияния подобно оттоманским янычарам. Император оказался в необходимости окружить себя отрядом франков, грузин и византийцев, которым доверил охрану цитаделии дворца. Их дерзость и хищения усиливали непопулярность правительства».
Василий был женат на Ирине, незаконной дочери византийского императора Андроника III. Его личное поведение вызывало общественное недовольство. Случившееся в его время затмение солнца народ объяснял как знак божественного гнева и проявил свое нерасположение к царю оскорблением и бросанием камней. Ирина была бездетна. Василий жил в открытой связи с местной женщиной, носившей также имя Ирины, от которой имел двух сыновей. Он желал им передать наследство власти и вступил в законный брак со своей любовницей в 1339 г., в месяце июле. В следующем году он умер. Об Ирине Палеолог, законной жене Василия, было мнение, что она не без вины в смерти мужа. Она была объявлена правительницей империи. Утвердившись во власти, она сослала своих соперников и сыновей мужа в Константинополь с просьбой содержать их в качестве заложников. Но в Трапезунде продолжались смуты. Предлагаем выдержку из истории Никифора Григоры, современного писателя, который делает следующую оценку событий[71].
«Из лиц, принадлежавших к сенаторскому сословию в этой стране, наиболее могущественные блеском славы и силой богатства придерживались своего плана. Дабы получить свободу издевательства над властью и вести и направлять тамошние дела так, как внушает им произвол, они принимают на себя личину приглашения занять царство одного из незаконных сыновей Василия. Вследствие чего, когда Комнин высадился в Трапезунде, они не нашли удобным прямо обнаружить на деле свои планы, дабы, поняв их намерения, городской дим не оказал им сопротивления, тем более что он имел опору в двух недавно прибывших с Комнином латинских кораблях, но, немедленно приняв его с должным почетом, препроводили в царский дворец. С наступлением же вечера заключили его во дворце как в темнице, а из приставленного к нему простого народа, кто не успел спастись бегством на военные корабли, одних посекли мечом, других посадили в темницу, а на следующий день его самого отправили морем под стражу к евнуху, принадлежавшему к партии сенаторского сословия и в то время командовавшему крепостью Лимнии, которая отстояла на 200 почти стадий от митрополии Трапезунда. Следствием таких обстоятельств дела империи, сосредоточившиеся в руках двух или трех сенаторов, велись небрежно и в полной тайне, а днем выражалось недоброжелательство или замышлялся бунт. Но так как те, которым удалось избежать этой опасности, возвратились в Константинополь, а это были из партии (γενους) схолариев, их заботой было всемерно мстить тем насильникам. Почему, действуя в Константинополе на царицу Анну словами и всяческими обещаниями, убедили ее дать им на Трапезундскую империю сына царя Михаила Комнина, которому шел тогда 20-й год.