Я возвращался к жизни медленно, словно по частям. Первым реанимировался слух. Звуки появлялись постепенно, один за другим: скрип колес, топор копыт, лошадиное фырканье, приглушенные голоса, щебет птиц, стрекот кузнечиков. Обычные, казалось бы, звуки, но весь этот сводный хор окружающего мира неимоверно раздражал и вызывал всенарастающую головную боль. Дикая тряска и слепящее даже сквозь прикрытые веки солнце только ухудшали положение. От асинхронного покачивания меня мутило, а малейшее движение причиняло нестерпимую боль во всем теле.

Стон был первым звуком, вырвавшимся из моих уст в тот день.

— Лежи, лежи спокойно, — кто-то вцепился в мои плечи и прижал к деревянному настилу, на котором я лежал. — Тебе противопоказаны резкие движения. Это я тебе как доктор говорю.

Превозмогая боль, я приоткрыл глаза. Закрывая собой слепящее солнце, надо мной склонился юноша, совсем еще мальчишка, лет двадцать, не больше. Внешний вид довольно непрезентабельный: рваная рубаха, чумазое лицо, покрытое царапинами и ссадинами, взлохмаченные светлые волосы. Но он улыбался искренне и открыто, словно беспомощному пациенту в постреанимационной палате.

— Игрок? — спросил я его и не узнал собственного голоса. Слабый, сиплый, с присвистом.

— Ага, Проклятый, как и ты, — улыбнулся он еще шире и тут же поднес к моим губам флягу.

Я глотнул теплой, неприятной на вкус воды. Жидкость с трудом достигла желудка, а уже спустя пару секунд ринулась обратно со скоростью реактивного самолета. Мой благодетель едва успел перевернуть меня на бок, поэтому остатки вчерашнего обеда и сгустки желчи я выплеснул не на себя, а сквозь прутья решетки на дорогу.

— У-у, свинья, — поморщился двигавшийся верхом мужчина в легких доспехах и хлестнул плетью по прутьям клетки.

Прежде чем мой молодой опекун вернул мое тело в исходное положение, я успел разглядеть еще троих всадников и две телеги с установленными на них клетками. В них сидели люди, человек по пять-шесть в каждой.

Улегшись на спину, я склонил голову направо и увидел еще троих обитателей клетки, в которую меня запихнули минувшей ночью. Они сидели, опираясь спиной на решетку и прижав колени к груди. Только так, иначе в клетке не хватило бы места раненому, то есть мне.

— Гады, — зло сверкнул глазами парнишка. — Работорговцы хреновы… Возьми, глотни еще воды.

Я отказался.

— Ты как себя чувствуешь?

— Выжатым в центрифуге, — ответил я, подобрав наиболее правильное определение.

— Не удивительно. У тебя, скорее всего сотрясение мозга. На первый взгляд ничего серьезного: кости целы, в теменной области легкая гематома, шишка на лбу. Через неделю и следа не останется.

— Ты на самом деле доктор?

— Третий курс хирургического факультета, кафедры пластической и реконструктивной хирургии, — ответил он и отвесил игривый поклон.

— Студент, значит. Как звать тебя, студент?

— Я Асаржан, начинающий хилер. Можно просто Ас. А тебя как звать?

— Ильс.

— Приятно познакомиться, Ильс. В последнее время нечасто встретишь человека из прошлой жизни.

Я усмехнулся его фразеологическому обороту. А потом взглянул на соседей по клетке. За все это время они не проронили ни слова. Два мужика лет под сорок и парень одного с Асом возраста. На вид — крестьяне. Взгляды затравленные, полные безнадеги.

— Местные? — спросил я Аса, кивнув на соседей.

— Ага, неписи. Банда напала на их село, многих убили, уцелевших — в оковы, село сожгли.

Говорил он об этом буднично, как будто каждый день становился свидетелем произвола и человеческой смерти. А может быть, так оно и было? Это я три года просидел в лесу и понятия не имею, что в мире творится.

— А ты сам как здесь оказался? — спросил я его.

— Поймали, — тяжело вздохнул он, а потом объяснил подробнее.

Ас успел поиграть в Найроване всего три месяца. Начинал хилером, достиг тридцать шестого уровня, попал в только что образовавшийся клан «Пурпурных лент», а тут случилось Затмение. Их клан, базировавшийся в Даресе, здорово потрепали неписи. Уцелевшие, с погоней на хвосте, решили пробиваться в Брошенные земли. Ас, утративший все свои навыки бафера, был слабым бойцом. А когда сломал ногу — стал большой обузой. Так что «друзья» оставили его на постоялом дворе где-то на берегу Актри ничтоже сумняшеся. Наверное, Ас по природе был хорошим человеком, незлобивым. Он не стал осуждать соклановцев, решив, что лучше погибнуть одному, чем всем. Он даже собирался задержать погоню, хотя понятия не имел — как это сделать. Но хозяева постоялого двора отговорили, спрятали его на сеновале. А потом выходили и проводили с Богом.

Оставшись один, юноша хотел продолжить путь на северо-восток, но уже скоро понял, что в одиночку ему до Брошенных земель не добраться. Очень трудно преодолеть восемь сотен километров через земли, охваченные войной, в которой люди и неписи убивают друг друга. Так что пришлось вернуться в Найрован. В королевстве, по крайней мере, было спокойнее. Неписи угомонились. Некоторые все еще косились, припоминая старые обиды, но многие относились к Проклятому юноше где-то в промежутке между равнодушием и недоверием.

Однажды Асу повезло. В одной из деревень ему волей-неволей пришлось вскрывать гнойник на спине у местного старосты при помощи обыкновенного ножа. Операция прошла успешно, старик оклемался, рана затянулась. Парню предложили остаться в деревне на правах лекаря, потому как местную знахарку задрал в лесу вепрь. Работа, конечно, не по специальности, но лучше, чем совсем ничего. Решил согласиться, по крайней мере, попробовать. Пришлось вспомнить все то, чему его когда-то учили. Подвел итоги — ужаснулся. Не так уж много полезного, насущного. Поэтому в свободное от работы время бегал по соседним деревням, перенимал опыт у местных целительниц, травниц, людей с навыками и жизненным опытом. Потом уже сам ходил по лесам и полям в поисках травок и корешков, сам составлял смеси, делал мази, порошки, настойки. За три года стал уважаемым человеком.

А тут занедужил лесоруб из соседней деревни, прислал сынишку. Ас покидал в сумку мешочки с составами, взял кой-какие инструменты и отправился в путь. До нужной деревни он так и не дошел. Настригли всадники, накинули петлю и поволокли за собой.

Банда разбойников была небольшой, человек двадцать. Ограбили сельцо, добычу погрузили на телеги, пленников связали одной веревкой и потащили на север. Там, у реки Удро, их поджидал Баррет со своими людьми. Разбойники продали пленников работорговцам и ушли на запад. Там, на побережье у них вольница, настоящее разбойничье государство, где правит анархия и произвол. А работорговцы, загнав добычу в клетки, двинулись на север, во владения барона Обриса, охотно использовавшего труд невольников на своих рудниках. Правда, теперь планы Баррета немного изменились, но одно другого не лучше: вместо рудников Обриса будут рудники Луда.

— Вот такая история, — закончил свой рассказ Ас.

— Не повезло тебе, — посочувствовал я.

— Могло быть и хуже, — отмахнулся Ас. — Я уже знаю, что меня ждет на руднике. Барон Луд, хоть и сволочь, но дорожит своим имуществом. Невольники часто болеют, травматизм в шахтах выше нормы. Кто-то должен ухаживать за больными и ранеными, а с лекарями на рудниках негусто. Так что киркой мне махать не придется.

Парень просто пылал оптимизмом. Мне бы его настрой.

Рабство… Что может быть хуже неволи?

Мне надоело лежать, поэтому я, корчась и шипя, присел, опершись спиной о решетку. Голова пошла кругом, пришлось на некоторое время закрыть глаза.

— Зря ты встал, — посетовал Ас. — Тебе лежать надо. И для здоровья полезнее, и вообще… Будешь строить из себя героя, сразу же отправят в забой. А так — отдохнешь пару дней, в себя придешь, освоишься.

Казалось, он всю свою жизнь просчитал наперед. Теперь, вот, за мою принялся.

Когда головокружение прошло, я первым делом осмотрелся.

Обоз состоял из восьми транспортных средств: пяти телег с клетками, двух фургонов и крытой одноосной брички. Телеги тащили волы, фургоны — конская пара. На двадцать восемь невольников приходилось двенадцать охранников, двигавшихся верхом вдоль обоза. Более, чем достаточно, если учесть, что мы сидели в прочных запертых клетках. Но даже будь мы снаружи, я бы не рискнул напасть на конвой. Численное преимущество — это все, что у нас было. Ни оружия, ни опыта сражений. Кроме того шестеро из двадцати восьми были женщинами, а еще трое — почти детьми. К тому же несколько человек раненых. В отличие от нас охранники были вооружены до зубов, облачены в легкие доспехи и, судя по разукрашенным шрамами рожам, имели немалый боевой опыт. А если посчитать еще и погонщиков волов, возниц на фургонах и седока в бричке, то численность противников увеличивалась до двадцати одного человека. Впрочем, эти выглядели менее воинственно, а последний, судя по всему, и вовсе не представлял особой угрозы. Жирный боров, прятавшийся под навесом брички, и был, по-видимому, пресловутым Барретом, хозяином живого товара. Больше всего он напоминал мне толстую мерзкую жабу, лишенную доступа к воде, и оттого вялую и неповоротливую. Даже под навесом, производя минимум движений, он умудрялся истекать потом и вынужден был каждые пару минут прикладываться к меху, наполненному то ли водой, то ли легким вином. А каждые пять минут он запускал пухлую ручонку в мешок, стоявший у ног и доставал оттуда то сухарик, то кусок колбасы, то еще что-нибудь из съестного. Не удивлюсь, если окажется, что все заработанные в поте лица деньги он тратит на прокорм.