Они проснулись от женского крика. Все вокруг зашевелились, загудели, стали проверять багаж и ощупывать свои карманы.

— И билеты украли, и кошелёк! — вопила женщина, казалось, совсем близко.

Сколько ни кричала пострадавшая, никто из пассажиров не пошевелился, чтобы ей помочь, и даже проводник не явился на зов. Скоро в вагоне воцарилась всё та же гнетущая тишина, в которой раздавался только мерный стук колёс. Акела и Маугли снова задремали.

— Ты что же, гад, делаешь?!

— Идиот! Я тебе покажу!

— Ах ты, крыса поганая! Это ты мне покажешь?!

В вагоне вдруг вспыхнула ссора: бранились двое мужчин. Оттуда же доносился другой плаксивый мужской голос с подвыванием:

— Багаж пропал! Багаж! Вот такой огромный деревянный сундук! Ну пожалуйста! Поищите, а! Если не найдётся, мне просто ложиться на месте да помирать!

— Вот тут какой-то сундук — не ваш? Вроде раньше его здесь не было. Кто-нибудь помнит? Ну да. Наверное, хотели украсть да сюда и передвинули. Точно.

Голоса ссорящихся вдруг стихли. Акела и Маугли вместе посмотрели на ручные часики. Было уже начало четвёртого. Спавшие рядом с ними тоже проснулись и теперь перешёптывались.

— Вишь, нашёлся сундук-то — повезло ему!

— Воров-то полно вокруг! Спать нельзя!

— Да в теперешние времена и убийц развелось множество.

— Ох, беда! Просто деваться от них некуда!

— Да уж, поберечься надо! Только от полицейских вреда ещё больше.

— А в этом поезде как оно обычно?

— Да вроде обычно до Ямагаты ничего, не трясут… А там уж в Кояме, Омия, да и в Уэно часто поджидают…

— А я слыхал, полицейские рис конфискуют и сами жрут.

— Ох, что творится-то!

Акела и Маугли сидели с закрытыми глазами, стараясь заснуть. Однако на пустой желудок да ещё с такими разговорами вокруг настоящий крепкий сон не приходил — только тяжёлая дремота. Маугли привиделось, что ему лет семь-восемь и он кормит во дворе нескольких домашних кур, а потом находит яйца. Куры на него то вовсе и не смотрели, а то вдруг, переполошившись, бросались на него и норовили клюнуть. Клюются куры больно. А эти были особенно вредные и заполошные. Так что всё время приходилось думать только о том, спят куры или бодрствуют.

В это время Акела видел, как он идёт по незнакомому берегу реки. С реки дует холодный ветер, леденит щёки. Больше никого по берегам реки не видно. От каждого порыва ветра по водной глади пробегает рябь, вскипает пена. Сухо шелестит и колышется прибрежная осока. Небо мрачное, всё в тучах. Может быть, будет метель. Акела идёт босиком. По обе стороны реки расстилаются рисовые чеки, затянутые ледком. Ни людей, ни деревьев вокруг. В таком месте и не отдохнёшь. Акела идёт всё дальше и дальше. На реке он видит одинокую большую белую птицу. Наверное, лебедь. Не успевает он это подумать, как у белой птицы вдруг голова сворачивается набок и вся она тоже заваливается набок. Может, птица уже мёртвая? Расстроенный, Акела провожает взглядом тело птицы, которое легонько колышется, уплывая по течению.

— Просим всех выйти из вагонов! Всем выйти из вагонов! — вдруг донёсся снаружи, с платформы голос из репродуктора.

Располагавшиеся в тамбуре пассажиры уже начали выходить, волоча за собой багаж.

— Досмотр, наверное…

— Что это они ещё устроили ни свет ни заря!..

— Дерьмо! Что хотят, то и делают!

Вокруг Акелы и Маугли со всех сторон доносились недоумённые возгласы. Некоторые пассажиры вместо того, чтобы выйти на платформу, открыли дверь с противоположной стороны тамбура и стали выпрыгивать прямо на пути, выбросив предварительно багаж. В вагон вломились, как разбойники, какие-то люди, похожие на полицейских, и заорали, размахивая дубинками:

— А ну, выходите все! Побыстрее! Всем выходить с вещами! Всем на досмотр!

Акела потянул Маугли за руку, помог встать и шепнул:

— Непонятно, чего они хотят, но вроде бы вещи будут досматривать. Ладно, нам ничего не будет. Ты только помалкивай!

Когда они вместе с другими пассажирами сошли на платформу, человек по пять полицейских с пистолетами пошли проверять вагоны.

На улице было ещё темно, воздух был холодный. Маугли стал дрожать всем телом. Спросонья он толком не понимал, что происходит. Действительность была ничуть не реальнее недавнего сна. Невольно приходили на ум такие слова, как «гестапо», «Аушвиц». Эти слова он встречал в «Дневнике Анны Франк». Он боялся, как бы их не разлучили с Акелой, и обеими руками цеплялся за его рукав.

Дрожь била Маугли всё сильнее, зубы стучали, на глаза наворачивались слёзы. Она чувствовала, что вот-вот описается. Если только полицейские узнают, что она, не спросясь у мамы, прогуливает школу, уехала путешествовать с Акелой да ещё переоделась мальчишкой, её за это, чего доброго, отправят в газовую камеру. Если ещё Акела будет рядом, то, может, и ничего, можно будет спокойно умереть. Только вот куда Акелу направят — в лагерь для взрослых или в лагерь для детей? А может, у них ещё отдельные концлагеря для мужчин и для женщин?

— Не возиться там! А ну построиться в шеренги по шесть рядов!

Пистолеты полицейских блестели в тусклом свете вокзальных ламп. Они орали, изо всех сил стараясь построить пассажиров ровными рядами, но те не проявляли должного послушания. Кто-то отправился к крану умыться, некоторые мочились, стоя у края платформы. Другие полицейские начали бесцеремонно досматривать багаж. Из поезда выбрасывали всё новые здоровенные тюки и баулы с чьими-то пожитками. На столбе висела вывеска с названием станции — «Уцуномия».

— А у тебя разрешение на провоз есть? Если нет, сейчас всё конфискуем! Сам должен понимать!.. Следующий! Это ещё что?! А?! Рис, значит? Рис?! Ага, и пшеница есть?! Нехорошо так жадничать! У нас разрешается провозить риса не больше одного килограмма восьмисот граммов.

Из багажа пассажиров полицейские вытаскивали пакеты с рисом, жестяные консервные банки, свёртки в соломенной рогожке и ссыпали всё в мешок, который держал мужик в форме с нашивкой на рукаве. Рис, пшеница, картошка. Чуть поодаль плакала навзрыд женщина с ребёнком на руках — наверное, у неё тоже конфисковали продукты. Кто-то грозил кулаком и честил полицейских на чём свет стоит.

— Да, дело дрянь! Это они вроде бы ловят рисовых спекулянтов. Прямо как тогда, когда я ещё маленьким был, — проворчал Акела.

Маугли утёр слёзы на глазах и заодно смахнул соплю, повисшую у Акелы на рукаве. Акела хотел сказать, что не надо слишком трусить, чтобы не вызывать подозрения, но тут рядом появились полицейские, и пришлось замолчать. Полицейские шли парами. У стоявшего впереди мужчины они перерыли весь узел с вещами. Превышения веса у того вроде бы не было, и обычных воплей, которыми сопровождалась конфискация, на сей раз не последовало. Подошла очередь Акелы и Маугли.

— Вас только двое?

Акела молча кивнул. Молодой полицейский развязал их узелки, заглянул внутрь.

— Что за багаж? Только это? Вы, случаем, не сбежали из дому? Приедете в Токио, деваться будет некуда — мигом в беспризорники угодите, к каким-нибудь мерзавцам в лапы. А может, вы по вагонам промышляете? У вас небось ещё сообщники есть?

— Да ладно, оставь! У них ничего лишнего нет. Следующий! — бросил старший полицейский, отвернувшись от Акелы и Маугли, и пошёл на другую сторону состава.

Молодой полицейский прищёлкнул языком, ещё раз подозрительно глянул на Акелу и тоже прошёл дальше. С виду он был немногим старше Акелы. Лоб и щёки у него были нечистые, сплошь покрытые угрями и прыщами. Акеле хотелось плюнуть прямо в морду этой грязной обезьяне, но он сдержался ради Маугли и остался стоять с опущенной головой. Всё равно слова обезьяны ничего не значат — так, какие-то бессмысленные, мерзкие звуки.

— Ну, всё нормально. Теперь можешь пойти попить воды. Небось и умыться хочется?

Маугли поднял на Акелу покрасневшие глаза и помотал головой из стороны в сторону. Он всё ещё крепко держался обеими руками за рукав Акелы и не отпускал.

— Надо же, как ты перепугался! Ну, ничего не попишешь.