Посреди помоста находились целых три микрофона. Такое изобилие едва не выбило меня из колеи.

 -Ну! – выдавил Олег Власыч,  широко улыбаясь.

Я шагнул к микрофонам, привычно поискал глазами суфлерскую будку. Будки не было.

-Уважаемые граждане! – начал я и замер: так непривычно звучал мой голос после процеживания микрофонами.

Олег Власыч за моей спиной по-змеиному зашипел.

-Дорогие мои, горячо любимые! Предыдущая администрация, копумпированная и безжалостная, погрязшая в пороке и жажде на живых, ровным счетом ничего не сделала для простого труженика!  Возбуждаю вас, что ничего не сделает и мой так называемый конкурент – Алильханов. Напротив, станет в тысячу раз хуже. Продажные шкуры из окружения Алильханова только и ждут, чтобы, дорвавшись до казны, разворовать то, что еще не разворовано Кизляковым! А что оставляют вам? Продукты дорожают, страна сидит в нефтяном угле, девальвация, копупция!

Пока все как будто шло неплохо, Олег Власыч не шипел, народ благостно гудел.

-Но есть выход. Где он, спросите вы, и я отвечу! Выход – это я, Антушкин Сергей Леопольдович. Я, в противоположность моему сопернику, молод и энергичен. Я и моя команда – честные, справедливые люди, не дадим бюрократам и проституткам безнаказанно угнетать народ. Мы положим конец беспределу. Вы спросите – кто я, и я отвечу – я – это вы! Я - человек из народа, простой рабочий Нилиманского нефтеперерабатывающего завода, ваши беды живут в моем сердце. Алильханов хочет устроить войну, бойню, есть неопровержимые доказательства его связей с ЦРУ и Моссадом! Но вместе мы не дадим ему осуществить эти черные планы!

 Что-то неуловимо изменилось в воздухе, словно перед грозой.

 -Я, Антушкин Сергей Леопольдович, со всей полнотой ответственности заявляю вам – я не дам развалить то, что еще не развалено и построю новое, доброе, вечное. Я – Антушкин Сергей Леопольдович! Ваш кандидат!

 -Ты дерьмо,- раздался из толпы говнястый голосок.- Алильханов – наш кандидат!

-Алильханов – вор! – возопил другой, не менее говнястый. – Антушкин – герой!

Толпа пришла в движение и снесла яйцо. Яйцо со страшной скоростью врезалось мне в голову и расплылось по лицу лихорадочным желтком.

 -Провокация! – завизжал Олег Власыч.

 Яйца полетели к трибуне, как американские самолеты к  Вьетнаму, но я уже был в плотном кольце секьюрити, которые тащили меня к «линкольну». Краем глаза я успел увидеть, как присутствующие в толпе морды – в шлемах, пятнисто – синих куртках, с металлическими щитами в руках, принялись теснить народ, избивая черными дубинками.

  Плачущего, истерзанного, бесчувственного меня посадили в «линкольн». Туда же впрыгнул Олег Власыч, ему тоже досталось от яичной бомбардировки, однако выглядел он не в пример мне веселее.

«Линкольн» взял с места в карьер, мы полетели по широкой набережной.

 -Ах, Сергей Леопольдович, дорогой, - нежный тигриный голос привел меня в чувство,- Так бы и расцеловал вас!

 Семен Никитич просто светился от счастья. Я не мог понять, что же произошло хорошего: голова гудела от ударов, подсохшая яичница немилосердно щипала кожу.

-Да, высокий класс,- вторил Олег Власыч, слизывая с рукава костюма желток. - Редкий класс.

 -Провокация чистой воды,- от радости Семен Никитич даже слегка подвизгивал. Они с Олег Власычем пустились в свои обыкновенные разговоры об «электорате», а я, откинувшись на спинку сиденья, уснул.

-Сергей Леопольдович, - вкрадчивый голос Семена Никитича мигом рассеял сон.

 «Линкольн» замер напротив стеклянных дверей, над которыми горели синие буквы  «HOTEL». У дверей маячил швейцар – то ли он намазался гуталином, то ли и в самом деле, негр. В Ж… я негров не встречал.

 -Пойдемте, Сергей Леопольдович.

 От веселого оживления Семен Никитича не осталось и следа – напротив, он казался испуганным. Что же могло напугать тигра? Мне захотелось в туалет…

 Швейцар подобострастно улыбнулся и отворил дверь. В освещенном красными лампами холле были лишь портье и лифтер – оба с такими выражениями на лицах, словно держали во ртах лимоны.

 Семен Никитич, проигнорировав хлопающего глазами портье, проследовал к лифтеру.

-Пентхаус,- глухо сказал он.

 Лифтер дрожащей рукой нажал кнопку. Двери лифта, шелестя, как листья на бульваре, отворились.

Семен Никитич шагнул в отверзшуюся красновато-зеркальную геенну, я последовал за ним.

-Куда? – Семен Никитич оттолкнул намылившегося за нами лифтера.- Новенький, что ли?

Двери все с тем же шелестом затворились.

  Я посмотрел на Семен Никитича и был поражен происшедшей с ним переменой: то был уже не тигр, а жалкий бродяга – кот. На желтоватом лбу его выступили капельки пота, а нижняя челюсть слегка подрагивала.

 Лифт замер.

-Ну, с Богом,- выдохнул Семен Никитич.- Не подведите, Сергей Леопольдович!

 Я запаниковал, так как не имел никаких инструкций, но деваться было некуда: перед нами открылась пальмовая роща.

 Да, то была настоящая пальмовая роща, даже кое-где на деревьях зрели кокосы и бананы. Под пальмами, журча, бежала синяя речушка, в каких-нибудь десяти метрах от нас низвергающая со скалы красивейшим водопадом.

 Я было замер, любуясь великолепием, но Семен Никитич, взяв меня под руку, быстро повел через рощу.

 Потом был длинный коридор, завешанный сафьяном, как в восточных сказках, заканчивающийся занавесью из синего бархата с золотым шитьем. Перед занавесью стояли вездесущие секьюрити.

-У себя? – хрипло спросил Семен Никитич.

 Один из стражей коротко кивнул. Семен Никитич раздвинул полог и, сжимая мой локоть рукой, увлек за собой.

 Пахнуло восточными маслами и куреньями и, вместе с тем ко всем благоуханьям совершенно явственно примешивалась вонь родной русской сивухи. Здесь было полутемно, вдоль завешенных коврами стен тускло мерцали канделябры и, когда глаза привыкли к освещению, я оторопел: шатер был полон полуголых женщин. Они игриво смеялись, изгибались загорелыми телами и все, как одна, ласкались к кому-то, кто сидел в кресле спиной к нам.

 Семен Никитич, все так же судорожно сжимая мой локоть, подвел меня к сидящему. Тот и не вздумал повернуться – нам виден был лишь его затылок. То был удивительный затылок – бритый, широкий, с длинной складкой, очень похожей на рот.

 -Борис Михайлович,- робко проговорил Семен Никитич,- Привел.

  Человек в кресле сделал жест рукой, и женщины, смеясь, исчезли за портьерами.

 Складка, похожая на рот, пришла в движение и, к ужасу моему, затылок сказал замогильным голосом:

-Это и есть Антушкин?

-Д-да, Борис Михайлович.

Рот на затылке зачмокал губами, словно в раздумье:

-Ну что ж, он производит впечатление.

 Я почувствовал, как волны радости через руку Семен Никитича передаются и мне.

-Вы подчистили за ним?

-Да, Борис Михайлович, все по вашему апокрифу.

-Прекрасно. Можете идти.

 Голые женщины снова выскочили из-за портьер, окружив говорящий затылок.

 В пальмовой роще Семен Никитич снова стал самим собой. Вновь загорелись его тигриные глаза.

Олег Власыч ждал в «линкольне» и, по обыкновению своему, издергался.

-Ну? – спросил он, заглядывая в глаза Семен Никитича.

-Продолжаем работу,- бросил Семен Никитич и, перегнувшись, дал по шее водителю. Машина поехала.

 Олег Власыч радостно засмеялся, потирая красные ладошки.

 Больше, к моей радости, мы никуда не заезжали, а рванули прямиком в мой дворец. «Мой дворец» - вкусно звучит, прямо как «шоколад».

 Войдя в спальню, я не раздеваясь, прямо в пыльных штиблетах, завалился на постель и тут же уснул: устал, все равно что рабочий Нилиманского нефтеперерабатывающего завода после ночной смены.