Испанское вторжение имело результатом разрушение Мехико и уничтожение ацтекской цивилизации и в конечном итоге привело к исчезновению девяти десятых индейского населения. Вторжения, менее удаленного от наших дней, чем это обычно представляется. Кортес, пытаясь оправдать захват Мексики и провозгласив себя уполномоченным короля и святейшего паны, заявлял, что несет народам, представлявшимся ему менее развитыми, более гуманную идеологию, содержавшую больше уважения к человеку и его правам. Он предлагал индейцам более высокий уровень жизни, собирался защитить их от местных тиранов, быть беспристрастным судьей в их конфликтах, установить мир и справедливость, положить конец преступлениям против человечности, связанным с человеческими жертвоприношениями, каннибализмом и другими противоестественными обычаями. И все это он делал с глубокой верой в то, что человеческие ценности имеют универсальный характер, что люди, отвергающие эти ценности, должны быть непременно повержены в прах, что христианский порядок должен восторжествовать повсюду. С этой точки зрения конфискованное конкистадорами богатство представляло собой справедливое вознаграждение. Иными словами, Кортес мог бы быть назван инициатором нрава или даже обязанности вмешиваться в дела различных стран, руководствуясь гуманными целями... В наше время такое вмешательство принято осуждать, хотя если глубже вдуматься, то окажется, что действия современных людей в данном вопросе не претерпели коренных изменений. Современные люди также стараются подавить все чуждые им цивилизации, определяя их как «равные» нашей и постоянно обвиняя в «иитегризме» всякого, кто предпочитает свои традиционные ценности нашим универсальным и отказывается интегрироваться...

Вторжение в Мексику превосходно вооруженных и уверенных в себе испанцев можно сравнить с нашествием представителей внеземных цивилизаций или людей, пришедших из будущего. Кортес и его немногочисленное войско, сами но себе уже непобедимые, были для индейцев только авангардом нового мира. Монтесума это понял и приспособил свое поведение к изменившимся обстоятельствам.

История строго осудила Монтесуму, определяя как нерешительность то, что на самом деле представляло собой вполне оправданную осторожность, совершенно не рассматривая причины этой «нерешительности». К тому же история подверглась манипуляции со стороны самих ацтеков. Исторической проницательности Монтесумы истррия предпочла запальчивость и отвагу его эфемерного преемника — юного Куаутемока, который без всякого колебания вовлек весь свой народ в чудовищное коллективное самоубийство. Времена, однако, меняются, и справедливо это или нет, но во второй половине XX века люди меньше восторгаются деяниями слишком неуступчивых правителей.

История документально сохранила только последний период жизни Монтесумы — его столкновение с испанцами. Он правил с 1502 по 1520 год, однако о семнадцати годах этого царствования почти ничего не известно. Монтесума был, несомненно, самым великим и наиболее проницательным из девяти монархов Мехико, а эпоха его правления — наиболее замечательная во всей истории ацтеков. Однако эти факты подверглись очернению в результате ужасного испанского вторжения и в дальнейшем уже никогда не являлись предметом серьезного рассмотрения. Доколумбовым прошлым, как правило, занимаются не историки, а археологи или антропологи. Историки же интересуются Конкистой и тем, что за ней последовало, не уделяя внимания тому, что ей предшествовало, а также мифам, хотя они очень существенны в

том периоде истории, который мы собираемся изложить, особенно в той части, где Монтесума признает в захватчиках легендарного бога Кецалькоатля с его воинством.

Правление Монтесумы очень слабо документировано. Отправной точкой этой книги является вопрос о возможности описать жизнь личности доколумбовой эпохи, дать ее подлинную историю, как мы ее себе представляем, установить факты и обстоятельства, причины и следствия, определить движущие силы, оценить намерения. Возможно ли это для той эпохи, когда передача знаний осуществлялась преимущественно устным путем, когда параллельно смене поколений происходило естественное забвение фактов и когда эти факты намеренно искажались и излагались но заданным схемам.

Конечно, у ацтеков были книги, но эти книги содержали не тексты, а рисунки — подобно современным диафильмам. И они, разумеется, не могли претендовать на исчерпывающую регистрацию событий. Хроники и летописи служили, главным образом, памятными записками. Сюда заносились даты, имена и аллюзии весьма обобщенного характера на происходившие выдающиеся события. То или иное изображение оказывалось достаточным для того, чтобы обладатель такой записи мог осуществить достаточно пространное «чтение» очевидно заранее заученного наизусть материала, воспроизведение которого ослабевало по мере того, как излагаемые факты множились и исчезали во времени. Вообразим себе такой рисуночный манускрипт, излагающий историю какого-либо города на протяжении пяти столетий. Пятьсот лет царствований, генеалогических событий, наследований, всякого рода конфликтов, побед и поражений, различных ритуалов. Сообщение о войне в такой книге заключалось лишь в условном изображении побежденного города в сочетании со знаком победы или в образе победоносного владыки, хватающего за волосы своего менее удачливого соперника. При этом — полное отсутствие информации о развитии и последствиях войны. Стоит ли удивляться тому, что в таких условиях рассказчики часто искажали события, прибегая к мифам и легендам? Народы Центральной Америки имели циклическую концепцию развития истории, согласно которой через определенные промежутки времени события в основных своих чертах повторялись.

Эта историческая концепция не могла не повлиять па хронологию. Дата переставала быть простым временным указателем, часто она приобретала символическое значение. События определенного типа должны были произойти в тот или иной год, поскольку они уже имели место в этом же году в мифическую эпоху или в предшествующем историческом цикле. Отбытие какого-либо важного лица имело место в год Кремня, голод — в год Кролика. Если это не соответствовало действительности, то в анналах производились исправления ошибок действительности.

Изменялись при этом без особого труда и даты. Отсюда возникновение у нас многочисленных трудностей, увеличивающихся к тому же в связи с существованием пятидесятидвухлетпего временного цикла. В довершение всех сложностей, один и тот же год мог называться по- разному в различных ацтекских городах. В Мехико 1519 год соответствовал 1-му году Тростника; в других же близлежащих городах, названия которых установить точно пока не удалось, этот год назывался 13-м годом Тростника или 7-м годом Тростника, 6-м или 5-м годом Кремня и т.д. В результате, для одного и того же события, например, для возведения на престол первого мексиканского короля Ака- маничтли, источники дают примерно семь различных датировок.

Смешение хронологии, неточность памяти, искажение фактов. В любом случае точное сохранение в памяти людей событий прошлого не было предметом особой заботы ацтекских историографов. Их роль состояла в воспевании величия престольного города, короля и его династии, восхвалении той или иной личности или рода. Они воспевали исключительно свой город — со всем этноцентризмом, доходящим до отрицания наиболее явных поражений, зависимости от других королевств, необходимости выплачивать дань соседям и до проявления непочтительности в отношении наиболее великих «иностранцев». Сообщая о торжественном вступлении Кортеса в Мехико, где, как известно, он был принят Монтесумой, летописец из Тескоко утверждает, что именно его повелитель, король Тескоко, встречал конкистадора. По словам одного хрониста колониальной эпохи, не было пи одного самого жалкого городка, который не приписывал бы себе наиболее великие деяния Монтесумы и не утверждал бы своей свободы от налогов и податей, не гордился якобы имевшимися у него гербами и особыми знаками отличия и не хвастался вроде бы одержанными победами. С другой стороны, известны случаи, когда правители подвергали уничтожению все имевшиеся в государстве книги, чтобы получить возможность переписать историю в свою пользу.