50-летие пионерской организации отмечалось особо торжественно. Марши, слеты, парады. «Пионерская плавка на Кировском заводе». Пионерстрой. «Вы уже, знаете, ребята, что главный объект ленинградского Пионерстроя — Пионерская улица», — обращались к читателям «Ленинские искры».[16] Так вот я о ней, о Пионерской улице, бывшей Большой Гребецкой, на которой когда-то жили гребцы галерного флота.

Здесь и была воздвигнута в ознаменование 50-летия пионерской организации мемориальная композиция.

Открывается она в самом начале улицы вертикальной стелой с рельефным изображением ордена Ленина. Памятник интересен тем, что, когда его воздвигали, Всесоюзную пионерскую организацию им. В. И. Ленина орденом Ленина наградили вторично, — следовало бы сразу установить еще один такой же памятник, чтобы было два ордена (1962, 1972), но, нет, этого не случилось.

Перекресток Пионерской и Корпусной. Напротив силовой станции давно уже не работающей чулочно-трикотажной фабрики «Красное знамя» — памятник первому петроградскому пионерскому отряду. В честь этого отряда, организованного при фабричном клубе, и была Большая Гребецкая в 1932 году переименована в Пионерскую улицу. Памятник, прямо скажем, простоват. Интересен (если источники не заблуждаются) тайной капсулой с письмом к пионерам 2022 года,[17] но, где она замурована, я не нашел — пионеры будущего, надо полагать, будут сообразительнее.

Главный элемент монумента — пилон. Он увенчан схематичным изображением пионерского значка — пятиконечной звездой и пламенем с тремя языками. Это числовое соотношение 5:3 с точностью до инверсии (3:5) отвечает эмблеме, украшавшей синие каски первых пионеров, маршировавших под барабанный бой по еще не переименованной Большой Гребецкой. На той эмблеме был изображен костер — три полена, символизировавших Третий Интернационал, и пять, по числу континентов, языков пламени. Это я к тому говорю, что для идеологов пионерии числа 3 и 5 всегда были значимыми. Особенно 5. Вот и в пяти местах Пионерской улицы к пятидесятилетию пионерской организации появилось пять «рубиновых» пятиконечных звезд. Они и сейчас нависают над тротуаром на ржавых кронштейнах — стекла разбиты, но комплект полный.

Выразительнее всего магическое 5 обнаружило себя на «красногалстучной магистрали» числом героев. Через пятьдесят с лишним лет после октябрьских событий косметологи революционного прошлого серьезно озаботились проблемой подвига юных: понятно, что на главной улице ленинградской Пионерии не совершить революционный подвиг дети рабочих никак не могли. Число юных героев положили равным, конечно, 5.

В мемориальном комплексе героической пятерке посвящены два памятника.

Первый — на углу Чкаловского проспекта. Это большая каменная плита-панно, а рядом на булыжном пятачке нечто металлическое, изображающее артиллерийское орудие. Железяка малоинтересна, а вот плита достойна внимания. По сути, это мемориальная доска. Только без букв. Украдены все. Отсутствие букв не мешает плите и по сей день оставаться одной из самых больших мемориальных досок Санкт-Петербурга. Служит она полигоном для несанкционированных письменных выступлений. Содержит спец. пометки хозяйственных служб, указывающие на расстояние до канализационных люков.

Похоже, все забыли, что это памятник. И все-таки — это действительно памятник.

Утрата текста, на мой взгляд, вовсе не обессмыслила объект, напротив, радикально переформатировала мессидж в сторону безграничного расширения смысла. Теряя накладные буквы, объект независимо от воли людей (скажем, охотников за цветным металлом) самоперепосвящается — чему, это уже другой вопрос. Но плита при этом не перестает быть мемориальной. Так что зря ее лишили официального статуса и не включили в фундаментальный справочник «Мемориальные доски Санкт-Петербурга» (СПб., 1999), содержащий описание порядка двух тысяч похожих, но буквосодержащих объектов.

Между тем сочетание утраченных букв было следующим: «С этого места 29 октября 1917 года рабочие из орудия вели огонь по юнкерскому училищу, поднявшему мятеж. Пять питерских ребят подносили снаряды. Честь и слава юным борцам революции».

Что касается пушки, все верно: где-то здесь была установлена «трехдюймовка», из которой прямой наводкой палили по зданию Владимирского пехотного училища. Юнкера отвечали пулеметным огнем. Пролилась кровь с обеих сторон. Через четыре дня после почти бескровного переворота и в перспективе грядущей гражданской войны все это было первым эксцессом бескомпромиссной жестокости и озверения. Какие там «дети»!.. Разгром «контрреволюционного гнезда» завершился банальным грабежом и самосудом.

Между прочим, в тогдашней печати именно к юнкерам относили слово «юный». Восставшие подчинялись «Комитету спасения родины и революции», в котором заправляли правые эсеры. «Безусые юнцы», «юные юнкера» (как пренебрежительно называли их по горячим следам событий в «Известиях ЦИК»)[18] ощущали себя не только спасителями родины, но и «борцами революции». Не для возрастного ли уравновешивания противоборствующих сторон решено было спустя более чем полвека — задним числом, призвать на помощь «рабочим» их же детей, будто бы подносивших снаряды?

Ни о каких «гаврошах», подносивших снаряды, до пионерского юбилея никто не вспоминал. Даже в 1932 году, когда в ознаменование десятой годовщины Пионерской организации Большую Гребецкую переименовывали в Пионерскую. Безымянные «гавроши» с Пионерской — это уже специфическое изобретение начала семидесятых. Вот стиль газеты «Смена»: «Никто не знает их имен, недосуг тогда было узнавать их. Вместе со старшими, с отцами и братьями, пять Гаврошей творили историю».[19] И далее: «Еще не было тогда пионерских отрядов, но пять парнишек с Большой Гребецкой улицы уже тогда действовали как пионеры, рядом со взрослыми, явив изумительное бесстрашие, готовность погибнуть за великое дело Октября». А вот пафос «Ленинградской правды»: «Дети Октябрьской революции, подхватившей в немеркнущий факел огонь Парижской Коммуны».[20]

Не в оправдание вандализма, а по человеческой справедливости: есть все-таки смысл в исчезновении букв с каменной плиты. Текст без букв тоже может быть текстом. Бессловесность может быть памятником. И этот памятник не обязан бросаться в глаза.

Еще интереснее монумент самим героям. Для него была выделена небольшая площадка возле дома 41. На «карте Пионерстроя» ее так и обозначали — «сквер Гаврошей». С осени семьдесят первого пионеры — главным образом, «ждановцы» (по названию района города) — работали над благоустройством сквера. Вскапывалась земля, сажались кусты и деревья. Ветеран Октября, старый матрос, хотя и не принимавший участия в разгроме юнкерского училища, но, обладавший тем достоинством, что жил на Пионерской улице, посадил вместе с пионерами две рябинки (растут и сейчас). Вскоре здесь появился памятник: две горизонтальные стелы с изображением «пятерых мальчишек» (запомним это гендерное уточнение из справочника ленинградских достопримечательностей) и текстом: «Честь и слава детям питерских рабочих, принимавших участие в разгроме контрреволюционного мятежа юнкеров в октябре 1917 года».[21]

Я помню этот памятник уже подвергнутым осквернению. Лица детей изуродовали: в горельефную композицию, похоже, бросали камни — металлические поверхности лиц были вдавлены внутрь. Жуткое зрелище. Потом детские головы и вовсе пропали, вместе с накладными буквами — остались лишь ничего не выражавшие стелы-плиты. Правда, однажды кто-то (говорят, ночью) восстановил черной краской прежнюю надпись. В таком виде памятник и простоял несколько лет.