Чат садится на корточки в ожидании своей награды, которую я вытащу из кожаной сумки. Я осторожно и медленно вынимаю шар из сумки, чтобы он увидел свет прежде, чем сам шар. Когда протягиваю его Чату, глаза мужчины округляются в удивлении. Он берёт его и нервно сглатывает.

— У тебя было ещё больше спектория, чем мы нашли? Где ты его достала?

— Я родом из Серубеля, — не вижу смысла это скрывать, — и взяла его с собой, чтобы продать за еду. Но, если ты меня отпустишь, он твой.

Он хмурится.

— Мне нужно спросить Ролана, барышня Сепора. Ему было бы интересно об этом узнать. Да и как я узнаю, что стоит больше — ты или спекторий?

Именно это мне хотелось услышать меньше всего. Я картинно надуваю губы, и, какой бы лопнувшей не была нижняя губа, выдвигаю её вперёд, так что она кажется неестественно пухлой. У меня возникает мысль, что обольщать мужчин это не то, чему Алдон хотел меня научить. Да и зачем ему это делать? Отец — единственный, кому пришлось бы обольщать моего жениха. Он выбрал бы того, которого можно легко контролировать, чтобы сохранить нашу королевскую кровь. Но до сих пор я была слишком занята, создавая для него спекторий, чтобы волноваться о таких незначительных вещах, как поиск мужа и создание собственной семьи. Интересно, что обо всём этом думала мама? Интересно, ей когда-нибудь приходилось надувать губы, — прямо как я сейчас — чтобы получить желаемое?

— Этого спектория достаточно, чтобы запастись едой на три месяца вперёд на рыноч…э базаре, ты так не думаешь?

Понятия не имею, сколько этот шар может стоить, но прямо сейчас я бы не отказалась продать его за еду для себя самой. Живот уже урчит, как будто ещё хочет поощрить меня.

— Что ж, барышня, на вид он достаточно ценный, но, видишь ли, у меня нет опыта торговли спекторием. И если ты не против, то лучше подождём Ролана и узнаем, что он об этом думает.

Прежде чем я успеваю возразить, Чат хватает меня за руку, заводит за спину и вновь связывает, даже крепче, чем раньше. Он гораздо проворнее, чем я ожидала, и это заставляет меня пересмотреть свой план побега. У него ловкие руки, но будут ли такими же быстрыми его ноги? Если он погонится за мной, то сможет когда-нибудь догнать?

Чат аккуратно прислоняет меня к камню и поправляет юбку. Он возвращается на своё место по другую сторону костра, бережно держа спекторий обеими руками, будто сырое яйцо. Я почему-то проникаюсь тем, как он изучает шар, поворачивает его туда-сюда в руках и, вращая перед лицом, пытается увидеть, как движется свет внутри. Интересно, откуда Чат родом? Очевидно, из Теории, но почему тогда он решил стать вором и похитителем? И решил ли он это сознательно? Иногда судьба сама решает за нас, и мы не властны над ней. Особенно мне хорошо это известно.

Надеюсь, мне не придётся навредить Чату во время побега.

— Что это у тебя? — раздаётся голос вдалеке от костра.

— Сепора хочет поменять шар из спектория на свою свободу, — отвечает Чат голосу.

Через пару секунд высокий, худой мужчина появляется у костра. Его черты лица похожи на черты Чата, и, хотя они не такие выразительные, они могут быть родственниками. Даже братьями. Через его плечо перекинута огромная рыба, очевидно, слишком тяжёлая для такого тощего мужчины. В другой руке он держит парочку мёртвых змей. От размеров кинжала, заткнутого за его пояс, у меня мурашки идут по коже.

Ага, значит это Ролан. «Мозг» команды.

— Что у тебя там, Ролан? — Чат оживляется, увидев плавник, свисающий с груди напарника.

Ролан смеётся, охваченный самодовольством, и поворачивается, чтобы показать нам другую половину рыбы. У нас с Чатом перехватывает дыхание, когда мы видим вовсе не рыбу, а лицо. Синее склизкое лицо с круглыми чёрными глазами во впалых щеках, рот с огромными губами, заткнутый покрытой листьями лозой. Кляп настолько большой, что рот даже немного приоткрыт. Голова с острым гребнем на макушке, который выглядит как маленький горный хребет, проходящий ото лба существа вдоль его спины. Руки связаны на запястьях и выше. А растопыренные пальцы с перепонками.

Парани.

Ролан поймал Парани. И, к тому же, живого.

Теперь Тарик понял, почему его отец всегда жаловался на маленькие размеры трона. Будучи такого же крупного телосложения, как его брат и отец, Тарик безуспешно пытается устроиться на тесном, неподатливом сидении. Конечно, трон был c высокий, искусно украшенной мраморной спинкой и львиными головами на подлокотниках — Рашиди отдал приказ заменить их на соколиные — однако само сидение узкое и жёсткое. Всё же трон, который буквально поглотит в себя короля, выглядел бы менее устрашающим в глазах посетителей и иноземных послов, а это было бы совсем неприемлемо.

Так что Тарик изо всех сил старается не ёрзать на мраморном троне. Возможно, получалось бы лучше, не будь узорная золотая краска, которую он должен носить на своём теле, такой удушающей. Каждая пора на его лице, плечах, руках, ногах, спине, казалось, впитала краску в себя, отчего слугам Тарика приходится в течение дня постоянно её обновлять. Кроме того, ему нужно носить огромный, золотой, инкрустированный драгоценными камнями головной убор, который возвышается над ним, словно дополнительная часть тела.

Почему король должен выглядеть как золотая статуя, Тарик точно не знает. В этой уже порядком надоевшей одежде он невольно чувствует себя глупо и кичливо. Интересно, другие короли тоже наряжаются так роскошно во время королевских приёмов? Тарик собирается расспросить об этом Рашиди, хотя старый советник, наверняка, скажет что-то вроде «Теория не похожа на другие королевства» или что-то похожее, столь же традиционное и неизменное.

Рашиди объявляет следующего гостя:

— Сай, Лекарь из Лицея Одарённых.

Тарик оживиляется. В его дневные покои, когда нет заседаний совета, Лекари заходят нечасто. Он надеется, что после долгого молчания, Лицей принесёт хорошие вести. Тихая Чума добралась до среднего класса, а всё, что Лекари сделали на данный момент — всего лишь нашли способ останавливать кровотечение, и то это срабатывает лишь иногда. Однако остановка кровотечения не делает смерть менее ужасной. Только бы этот Лекарь не пришёл сюда ради обычного разногласия с другим горожанином.

Когда Лекаря Сая представили, тот, нервничая, направляется в центр тронного зала и падает на колени перед Тариком, поклонившись так низко, что его подбородок почти касается груди. Больше всего Тарику хочется приказать ему, наконец, подняться и перейти к делу, но Рашиди, скорее всего, уйдёт в мир иной при таком открытом отказе от традиций.

Поэтому Тарик обращается к нему, лишь когда это позволяет этикет.

— Вы можете встать, Лекарь Сай. Какова ваша просьба, друг мой?

Сай молод, очень молод. Лет тринадцать, а может даже всего двенадцать. Назвав его другом, Тарик, кажется, смог успокоить юного Лекаря.

— Мой король, — отвечает Сай, — я должен поговорить с Вами с глазу на глаз. Знаю, что это не принято, но случай не терпит отлагательств.

Тарик чувствует напряжение и неодобрение, исходящее от Рашиди. Старый советник стоит рядом с пристальным вниманием беспокойно шепчет:

— Это было бы неблагоразумно, Ваше Величество. Вы никому не должны оказывать при дворе привилегию.

Тарик задумчиво наблюдает за Саем и пытается прочесть язык его тела. У Сая действительно экстренное послание, заключает он. По крайней мере, сам Сай считает его экстренным. Тарик смотрит на Рашиди, который старательно старается выразить своё недовольство, не наклоняясь к королю во второй раз. Тарик улыбается, и Рашиди примиряясь, вздыхает.

— Я глубоко уважаю Лекарей, юный Сай, — говорит Тарик. — Сколько вам лет?

Сай поднимает голову.

— Мне только тринадцать, Ваше Величество. Но иногда возраст не помеха, как Вы, возможно, и сами знаете.

Умён. И храбр. Пожалуй, Тарик считает Сая забавным, и это больше, чем он может сказать о ком-либо ещё из сегодняшних гостей. Они приходили лишь ради конфликта в торговой сделке, ради спора об уместном приданом при помолвке, ради перебранки о границах. Уединённый разговор с юным Лекарем, несомненно, гарантирует интересное окончание этого скучного дня.