Все великолепные наложницы, почти голые, расслабленно растянулись вокруг прозрачного, мелкого бассейна, который блестит и искриться, как будто его дно выложено драгоценными камнями. Некоторые из женщин болтают в воде ногами и беседуют между собой. Они сильно накрашены, губы красной помадой, глаза тенями и окружены подводкой, нанесённой так искусно, что рисунок мог бы сравниться с любым произведением на стенах замка Серубеля. Каждая женщина сверкает драгоценностями, золотом и камнями, которые украшают их шеи, запястья и даже лодыжки. С каждой женщины свисает больше безделушек, чем есть во всей коллекции у моей матери.
Мама ужасно бы расстроилась, если бы увидела всю эту растраченную в пустую роскошь. И здесь я должна с ней согласиться.
Разговоры умолкают, когда мы идём к задней части сада, где похожая на кошку женщина восседает на роскошном маленьком стуле и обозревает собравшихся. У женщины гораздо больше драгоценностей, чем у других и, кроме того, головной убор, полностью сделанный из чешуек Змея, ярко сверкающих, когда она обращает на нас свое внимание.
Я слышала, что у теорианцев есть варварская традиция убивать Змеев, только чтобы украсить себя их чешуей, но я никогда не видела такого зрелища лично.
Немедленно воспылав неприязнью к этой женщине, я благодарю святых Серубеля, что не взяла Нуну в это путешествие. Затем разглядываю её так внимательно, что могла бы сравниться с любым Змеем-Наблюдателем. Глаза женщины окружают морщины, которые привлекают к себе взгляд, благодаря толстому слою черной краски вокруг, подчеркивающей глубокий изумрудный цвет вокруг ее зрачков. Её губы не накрашены, но стоило бы накрасить, потому что если какой рот и нужно подправить, то ее. Она хмурится, когда мы с Гоней подходим.
— Значит добыча гарема проснулась, — громко объявляет она.
Возможно, я нравлюсь ей еще меньше, чем она мне.
— Тука, это Сепора, наш новый член, — дипломатично говорит Гоня.
— Значит король Сокол желает чего-то нового, помоложе, хотя даже не потрудился ознакомиться с теми женщинами, что уже находятся здесь.
Тука откидывается на спинку стула, медленно вдыхая. Когда-то она была красивой женщиной и в некотором роде, была бы ею даже сейчас, если бы её привлекательные черты лица не были изуродованы горечью.
— Сепора, — говорит Гоня, слегка дрожащим голосом, — это Тука. Она самая старшая в гареме Его Величества, и фаворитка короля Воина.
Значит Тука завидует моей молодости. Для нее я угроза. Она была фавориткой отца короля Сокола, а сейчас я первое прибавление с тех пор, как он умер. Если бы я могла проявить хоть немного симпатии к этой женщине, и если бы собиралась остаться здесь немного дольше, то заверила бы её, что не хочу никоим образом занимать место чьей-либо фаворитки. Будет прекрасно, если король будет держаться от меня подальше. Возможно, она даже мне поможет, если я скажу ей об этом.
— Я не хочу находиться здесь, — прямо говорю я. — Я уйду, если вы покажете мне выход.
Гоня восклицает, когда все начинают шушукаться:
— Сепора! Вам не стоит говорить такие вещи, как бы об этом не узнал Его Величество.
Я поворачиваюсь к ней.
— Я бы хотела поговорить с Его Величеством, — говорю я. — Меня купили на базаре.
Гоня ждет, что я продолжу.
Я краснею.
— Вы меня слышали? Я сказала, что меня купили. Меня. Человека, не лошадь, или корову, или…
— Да, да. — быстро прерывает меня Гоня, протягивает руку к моему плечу и мягко его сжимает.
— Я вас слышала, Сепора, — но судя по выражению ее лица, она недооценивает серьезность ситуации. — Но покинуть гарем может позволить только король, и маловероятно то, что он даст на это своё разрешение. Находиться здесь — большая честь.
Я задираю подбородок, стараясь изо всех сил выглядеть царственно. Привилегия быть рабыней? Неужели все сошли с ума?
— Как мне вызвать этого короля Сокола?
Тука принимается хохотать в неподдельном веселье. Ее второй подбородок бойко трясётся.
— Вы желаете вызвать короля?..
— Да.
— И что же вы сделаете, когда он обратит на вас свое внимание?
— Я, конечно, потребую своего освобождения, — даже я вздрагиваю от вспыльчивости моего ответа.
Возможно, если бы я была умной, то не стала бы объявлять в присутствие таких явно преданных сторонниц, что я собираюсь или не собираюсь потребовать от короля. У моего отца не было гарема. Но если бы был, он бы не стал мириться с такой наглостью одной из его женщин.
Я вижу по ее глазам, что Тука довольна тем, что смогла меня спровоцировать.
— Стража! — зовет она, и мне становиться нехорошо, когда сердце уходит в пятки.
Один из стражников, стоявший у входа в пышный сад, приближается.
— Чем я могу помочь, барышня Тука?
Она улыбается.
— Барышня Сепора желает вызвать короля.
Стражник переводит взгляд с Туки на меня и опять обратно. Он совсем растерялся.
— Что вы имеете в виду, барышня Тука?
Она смеется.
— Сепора, расскажите нам пожалуйста, как вы собираетесь вызвать короля?
— Я… ну, я… у вас есть пергаментная бумага и чернила?
Стражник чешет затылок краем щита.
— Я могу достать это для вас, барышня Сепора, если вы пожелаете.
Возможно, быть наложницей, действительно привилегия. Пергамент и чернила — дорогие товары в Серубеле. Интересно, как с этим обстоит дело в Теории, где почти нет материала для изготовления бумаги. Серубелю приходится платить высокую цену за бумагу Вальчуку, который находится еще южнее Теории.
— Да. Я имею ввиду, что желаю, чтобы вы их достали.
Вот тебе и царственность.
Я чувствую на себе взгляд Туки. Больше всего мне хочется гневно взглянуть на неё в ответ, но я так выбита из колеи, что для этого мне не хватает храбрости. Я решаю, что здесь мне нужно ещё поработать над собой. Ведь я уже преуспела во лжи.
— Ты слышал ее, — говорит Тука стражнику, шлёпнув себя по колену. — Принесите ей немедленно то, что она хочет. Нам всем интересно, как король отреагирует на срочный призыв Сепоры, — Тука откровенно развлекается за мой счет.
И спустя неделю я понимаю почему.
Король просто не отвечает на сообщения наложниц. День за днём я жду и учусь краситься, как это делают другие девушки, в основном практикуясь — и терпя неудачу — на Гоне; я плаваю в бассейне в саду и молча поглощаю трапезы, если только Тука не подсаживается рядом, начиная засыпать меня вопросами, такими как:
— Ну и как, Его Величество уже ответил на твои последние просьбы, барышня Сепора?
И каждый день ответ — нет.
К настоящему времени меня снабдили новым гардеробом, так что теперь я тоже легко и красиво одета, как другие женщины. Разноцветный лён и шелк, и ткани, которых я раньше никогда не видела, и я могу выбрать среди них любое. Драгоценные украшения из королевства Хемут с бриллиантами, рубинами и другими камнями, какие только можно пожелать. Золото с берегов Реки Нефари из южного королевства Вачук. Служанка, чтобы укладывать мне волосы, сделать из них произведение искусства и украсить их цветами и сладко пахнущими духами, если Его Величество, король Сокол, пожелает прийти и выбрать меня среди остальных драгоценностей своего гарема, чтобы составить ему компанию.
Все эти приготовления на тот случай, если он вдруг придёт, а он даже не отвечает на мою просьбу появиться здесь. Неважно, какую срочность я вкладываю в формулировку писем. Неважно, как красиво я пишу их, или какой гнев в них содержится. Неважно, насколько мои слова провоцируют его. Он не отвечает.
Я уверена, что даже мой отец ответил бы на последнее письмо, пусть даже только для того, чтобы потребовать отрубить мне голову.
И так жизнь идёт своим чередом, пока однажды, лежа на солнце, меня не осеняет одна мысль. Она притянута за уши, не самый мой лучший план, но хотя бы что-то. Когда я только прибыла сюда, в гареме не о чём другом не говорили, как только о недавних событиях: король послал солдат собрать весь спекторий в гареме, что, согласно описанию, было очень много. Спекторий был в орнаментах и украшениях на стенах, его бросали в бассейн для дополнительного блеска, кроме того, его использовали для освещения в каждой комнате крыла. Это внезапное и необъяснимое устранение всех светящихся вещей пробудило в наложницах любопытство и некоторое возмущение, но мне не потребовалось много времени, чтобы догадаться, почему он его забрал. Без меня королевство Серубель не изготовляет новый спекторий, и он закончился в окружающих королевствах.