Огромную роль в литературе Просвещения играют поэтому, наряду с прямым обличением или пламенным выражением чувства, парадокс, ирония, юмор. Мысли и явления поворачиваются под разными углами зрения, рассматриваются в разных ракурсах, проверяются опытом, пока не выясняется их действительная сущность. Нередко современная европейская действительность дана в восприятии изумленного иноземца («Персидские письма» Монтескье, «Гражданин мира, или Письма китайца» Голдсмита) или человека, выросшего в другой среде, воспитанного «природой», как говорили просветители («Поль и Виржини» Бернардена де Сен-Пьера, «Простодушный» Вольтера).

Именно к эпохе Просвещения относится зарождение философского романа и драмы, столь распространенных в XX в. Достаточно напомнить о романах Вольтера и Дидро или о «Фаусте» Гете. Но даже социально-бытовой роман, поразивший читателей неведомой дотоле близостью к жизни, отнюдь не является просто описательным — это прежде всего проблемный роман. Соотнесение реального человека с реальной действительностью, и в частности с бытом, оказывается не просто новаторством, но содержит возможность для типично просветительских выводов и философских обобщений.

Ж.-Л. Приер Младший

Взятие Бастилии. 1789 г.

Рисунок. Париж. Музей Карнавале

Несомненной заслугой Гете в романе «Годы учения Вильгельма Мейстера» является превосходное изображение быта немецкой провинции XVIII в. Но не в этой жанровой живописи художественная цель автора. Показать становление личности героя, наглядно представить поиски человеком достойного места в жизни — вот к чему стремится романист Гете. «Вильгельма Мейстера» относят к жанру «роман воспитания». Это понятие можно распространить на многие творения повествовательной прозы этой эпохи.

Литература XVIII в. пронизана духом исследования. Не отступая от жизненной правды, достоверно изображая материальную среду и духовную атмосферу своего времени, писатель охотно прибегает к эксперименту, как бы испытывая человека в разных ситуациях, исследуя его возможности. Отсюда — роман-притча, драма-притча. Счастливый конец такой притчи далеко не всегда говорит о наивности автора или о его стремлении обойти трудности. Развязка сюжета определяется оптимистическим, жизнеутверждающим замыслом писателя. Так, у Гете поражение Мефистофеля предрешено уже в «Прологе на небесах». Сюжет трагедии подчинен просветительскому замыслу — доказать, что человек достоин своего великого предназначения.

Таким образом, литература эпохи Просвещения представляет собой качественно новый этап после эпохи Возрождения и XVII в.: она отличается, как отмечено выше, и характером отображения действительности, и способом выражения авторского замысла, и типом прогрессивного героя, и, наконец, особенностями мотивировки в развертывании сюжета, когда поведение человека, с одной стороны, определяется материальной средой, а с другой — он является носителем Разума или Природы.

В этом, несомненно, состояло противоречие и просветительского реализма, и просветительской прозы и драматургии в целом. Некоторая «идеальность», «заданность» героя вызывала сомнения, в какой мере этот герой был реальностью в тогдашней действительности. Вместе с тем именно такой герой воплощал передовые идеи эпохи, и не случайно в конце века на трибуну французского Конвента поднялись Дантон, Марат, Робеспьер — прямые наследники просветительской мысли, ученики Вольтера и Руссо.

Великая французская революция знаменовала собой не только крах режима Бурбонов — она обозначила исторический рубеж, коренной поворот от феодальной формации к капиталистической. Как заявил Гете после битвы при Вальми, «началась новая эпоха всемирной истории».

Но непосредственные отклики на события во Франции писателей и философов западноевропейских стран были далеко не однозначны и отчасти отражали смятение и растерянность перед лицом невиданной ломки многовекового уклада. И Гете, произнесший эти знаменитые слова, спустя три десятилетия признал, что ему долгое время не были видны благодетельные последствия революции. Поэтому отклики по свежим следам событий, как правило, не отражают тех глубинных процессов, которые свидетельствовали об огромном влиянии Великой французской революции на весь ход идеологического и художественного развития, на мировоззрение писателей, их творчество и характер образной системы.

Революция завершала эпоху Просвещения, и в ходе революционных и первых послереволюционных лет критически переосмыслялась система философских, социальных и эстетических взглядов просветителей.

Критику социальных сторон буржуазного образа жизни, духа стяжательства и эгоизма можно встретить во многих книгах XVIII в., чаще всего в Англии, раньше других стран вступившей на путь капиталистического развития. Однако только после Термидора обнажились противоречия буржуазного строя, который оказался совсем не похож на царство разума, обещанное просветителями.

Новое поколение мыслителей и писателей, вступивших в литературу в последние годы века, увидело мир, потрясенный революцией, даже если эти писатели жили и работали в странах, где старый порядок держался достаточно прочно. Романтизм, формировавшийся в эти годы, явился философской и художественной реакцией на весь XVIII в., с его культом разума и «естественной природы», с революцией, его завершившей, и прежде всего страстным взволнованным откликом на те проблемы, которые выдвигало новое буржуазное общество.

*ГЛАВА 1.*

**АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Елистратова А.А.)**

ПОДГОТОВКА ПРОСВЕЩЕНИЯ

В развитии английской общественной мысли и литературы уже в последнем десятилетии XVII в. происходит существенный перелом. Менее двадцати лет отделяет трагедию Мильтона «Самсон-борец» (1671) от появления «Опыта о человеческом разуме» (1690) Локка. Но между ними пролегает исторический рубеж.

Мильтон, обратившись к древнему библейскому преданию, с непреходящей силой выразил и великие устремления английского революционного народа, и крушение его надежд. Его трагедия как бы подводила итоги целому периоду английской истории, за которым последовала Реставрация. Компромиссный государственный переворот 1688—1689 гг., свергнув Стюартов, укрепил власть за аристократической олигархией и финансовым капиталом и, казалось, положил конец политической активности народа, еще недавно, в 40-х годах XVII в., в годы «Великого мятежа», вершившего с оружием в руках историю страны. Начало нового периода в развитии буржуазной Англии резко обозначилось не только в политике и экономике, но и в области культуры. Как писал Маркс, «Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого Завета. Когда же действительная цель была достигнута, когда буржуазное преобразование английского общества совершилось, Локк вытеснил пророка Аввакума» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 8, с. 120).

Труды Джона Локка (1632—1704) действительно возвещают новый период в развитии английской и — шире — европейской общественной мысли. Они сыграли огромную роль и в подготовке эстетики английского Просвещения, хотя Локк не занимался специально эстетическими проблемами, затрагивая их лишь мимоходом в своих капитальных философских сочинениях. Но его «Опыт о человеческом разуме» (1690), «Мысли о воспитании» (1693) и другие труды предопределили чуть ли не на целое столетие взгляды писателей-просветителей на человеческую природу, на возможности, заложенные в человеке, и условия их развития, на человеческое сознание и его отношение к миру.

Философские взгляды Локка были противоречивы. Отрицая существование «врожденных идей», он считал единственным источником познания чувственный опыт. Душа человека, утверждал он, подобна листу белой бумаги, на котором опыт пишет свои письмена. Сенсуализм Локка расчищал дорогу материализму таких просветителей, как Дидро. Сам он, однако, останавливался на полдороге, считая, что человеческое сознание правильно постигает «первичные» качества материальных предметов, объективно им присущие и могущие быть измеренными механическим путем. Что же касается «вторичных» качеств (цвета, звука, вкуса, тепла или холода и т. д.), то Локк сомневался в том, что они объективно присущи окружающим нас предметам, и склонен был допускать, что они существуют лишь в субъективных ощущениях воспринимающего их человека. Это одно из характерных проявлений непоследовательности философского учения Локка, который, смело выступив против богословской схоластики своего времени, в защиту пытливого человеческого разума, все же не порвал окончательно с идеализмом и религией. В «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин показал, к каким противоположным философским выводам можно было прийти, исходя из сенсуализма Локка: «И Беркли и Дидро вышли из Локка» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 127).