Маринизм проявился не только в поэзии, но и в прозе религиозных проповедей и романов.

Роман в XVII в. был еще совершенно новым жанром и именно поэтому особенно привлекал писателей барокко. Романов в XVII в. в Италии было написано множество; современники читали их с жадностью, их переиздавали и переводили на другие языки, но за пределы чисто развлекательной беллетристики ни один из итальянских барочных романов так и не вышел. Наиболее шумный успех не только в Италии, но и за ее пределами имели галантно-героические романы Джован Франческо Бьонди (1572—1644) — «Эромена», «Коральбо» и Джованни Амброджо Марини (ум. ок. 1660) — «Коландро безвестный» и «Верный Коландро». В романах этих фигурировали безупречные красавицы и бесстрашные рыцари, изъясняющиеся с помощью сложных метафор и изощренных сравнений. Иногда в них также появлялись волшебники, драконы и великаны. Для русского читателя некоторый интерес может представить роман Майолино Бизаччони «Димитрий Московит» (Рим, 1643), в котором излагается довольно точно и с симпатией история Самозванца.

КЬЯБРЕРА И КЛАССИЦИСТИЧЕСКАЯ ТЕНДЕНЦИЯ В ПОЭЗИИ ИТАЛЬЯНСКОГО БАРОККО(Хлодовский Р.И.)

У современников Кьябрера пользовался большой славой и огромным авторитетом. При жизни он стоял в одном ряду с Марино. Когда он умер, папа Урбан VIII, который тоже считал себя поэтом и кьябреристом, приказал высечь на его надгробном памятнике: «Он открыл новые поэтические миры».

Поэзия Кьябреры принадлежала к барокко, но она представляла в литературе итальянского барокко направление особое, отличное от маринизма и не лишенное (в частности, благодаря интересу Кьябреры и его продолжателей к античным литературным традициям) некоторых классицистических черт.

Как и Марино, Кьябрера полагал, что писателю следует ошеломлять читателя, ибо «поэзия обязана заставлять подниматься брови». И, подобно почти всем барочным писателям, он изо всех сил стремился к новому, необычному, неиспробованному. Он всю жизнь экспериментировал. У него тоже наблюдается сопряжение «далековатых идей» и встречаются кончетти. Но их меньше, чем у маринистов, и они не такие вызывающие. В отличие от Марино и маринистов Кьябрера стремился обновить не столько содержание итальянской поэзии, сколько ее формы. Его внимание было сосредоточено на поисках необычных словосочетаний, размеров и метров. Искал он их повсюду, в том числе и у греков — у Пиндара и анакреонтиков, в той эллинской лирике, мимо которой прошло итальянское классическое Возрождение.

Габриелло Кьябрера (1552—1638) родился в Савоне, но учился в Риме, у иезуитов. В юности он был близок к Паоло Мануцио и Спероне Сперони, литературно-эстетические теории которых оказали на него серьезное влияние. Это они, а не только Ронсар и поэты Плеяды, как иногда утверждают, внушили не знающему греческого языка Кьябрере интерес к эллинской лирике. Молодой Кьябрера пережил несколько приключений, характерных для бурного XVII столетия, и два-три раза после очередной дуэли ему приходилось спешно менять местожительство; но в целом жизнь его сложилась спокойно и благополучно. Она была целиком посвящена литературному труду. Придворным поэтом Кьябрера не стал, однако в разные периоды своей жизни он жил при дворах Фердинанда I Медичи, Карла Эммануила Савойского, Винченцо Гонзага, папы Урбана VIII, и интересы официальной политики наложили определенный отпечаток на его творчество.

Наиболее официальным поэтическим жанром в XVII в. была так называемая героическая поэма. Она строилась по схемам «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо и прославляла главным образом ратные подвиги церкви, ее борьбу против неверных и еретиков. В XVII в. в Италии было написано свыше сотни героических поэм, однако ни одна из них не поднялась над уровнем самой серой посредственности. Объясняется это, вероятно, тем, что идеалы, которыми пытались вдохновляться их авторы, были ложными, не соответствующими историческим задачам, стоявшим перед нацией.

Кьябрера написал несколько эпических поэм: «Готиада» (1582), «Флоренция» (послед. ред. 1637 г.), «Амедеида» (послед. ред. 1620 г.), но на безжизненном фоне эпопей XVII в. они никак не выделяются. Некоторый интерес в них представляют лишь формальные эксперименты. В процессе бесконечных переработок своих эпических поэм Кьябрера изгнал из них традиционную октаву, заменив ее белым стихом. Ему казалось, что рифма «лишала свободы» даже таких поэтов, как Данте, Ариосто, Тассо («Диалоги»).

Кьябрера пробовал свои силы также в трагедии, в небольшой поэме на светские религиозные темы, в идиллии. Его перу принадлежат «Беседы», написанные пресным нерифмованным стихом и пытающиеся воспроизводить непринужденный тон горациевских «Посланий». Но славу у современников ему принесли «Героические канцоны», воспевающие «подвиги» и «деяния» итальянских государей, полководцев, мореплавателей, священнослужителей и т. д. Это были торжественные, официальные оды, в которых воспроизводилась не только метрическая (строфа — антистрофа — эпод), но и композиционная структура олимпийских песнопений Пиндара. Именно поэтому центральное место в героических канцонах Кьябреры заняли изложения античных мифов, по сути дела никак не связанные с объявленной в «Канцонах» темой. Некоторые героические канцоны получились эффектными. Таковы, например, канцона, посвященная Христофору Колумбу, канцона о победе тосканских галер над турками, канцона «На игру в мяч, устроенную в год 1618». Но в целом для од Кьябреры характерен разительный контраст между внешней, величественной, напыщенной, риторической формой и незначительностью содержания. Контраст этот весьма типичен для поэзии официального аристократического барокко.

Кьябрера на обладал высокими общественными, политическими или этическими идеалами. По словам Фр. Де Санктиса, в сознании Кьябреры «не было ничего — ни веры, ни нравственности, ни родины, ни любви». Он был только виртуозом формы. Вот почему высот истинной поэзии Кьябрера достигал не в стихотворных панегириках, а в анакреонтических песенках-канцонеттах, где условно-традиционный сюжет (жалобы поэта на холодность дамы, сожаление о недолговечности красоты и т. п.) был лишь предлогом для выявления внутренних художественных возможностей, заложенных в музыкальном звучании слова, в движении и ритме стиха.

В барочных канцонеттах Кьябреры уже предчувствовалась изысканность рококо. В XVII в. это было одно из основных направлений, в которых развивалась итальянская лирика и которое продолжат поэты Аркадии.

Патриотическая тема, почти совсем отсутствовавшая в творчестве Кьябреры, появилась у некоторых его продолжателей. Самым ярким из них был Фульвио Тести (1593—1646). Он родился в Ферраре в плебейской семье. Отец его разбогател и смог дать сыну приличное образование, обеспечившее ему возможность придворной карьеры. В молодости Фульвио Тести пылал ненавистью к испанцам и мечтал видеть Италию свободной и независимой. Его, как и всю передовую интеллигенцию того времени, воодушевили победы Карла Эммануила Савойского, и начинающий поэт сделал его своим героем. В 1617 г. Тести издал в Модене сборник стихов, которому было предпослано большое программное посвящение, адресованное Карлу Эммануилу. В нем восхвалялись победы савойского герцога. Воинственный патриотизм и пылкие призывы к чувству национальной гордости составляли содержание многих вошедших в сборник стихотворений. Особенно выделялись сделавшиеся тут же знаменитыми кватрины «Карл, великое непобедимое сердце». Молодой Тести дерзко обрушивался в них на Испанию, и герцог Моденский, испугавшись последствий, приказал конфисковать весь сборник. Издатель был арестован, а Тести, которому удалось скрыться, заочно приговорен к тюремному заключению. Но его патриотические стихотворения уже пробились к читателю. Их жадно перечитывали и они издавались подпольными типографиями. Очень популярна была написанная кватринами ода «Италия, взывающая к непобедимейшему и славнейшему государю Карлу Эммануилу, герцогу Савойскому» (она распространялась под заглавием «Плач Италии»). Ода написана от имени порабощенной Италии. Содержание ее составляют патетические обвинения Испании и ее короля в тирании, грабеже и угнетении итальянского народа. Это был своего рода политический манифест.