Я пожал плечами – получилось так, поручение Ваше выполнял.

– Что поручение с блеском выполнил – хвалю. Многие жизни спас, не только Ивана. В городе и другие люди есть, что к Ивану Васильевичу голову склонить хотят, вот их головы ты и спас. Сам понимаешь, в умелых руках палача немногие смолчать смогут.

– Как я понимаю, неспроста там Иван развернулся, никак быть войне?

– Тсс! – Адашев прижал палец к губам. – Я этого не говорил, а что сам догадался – хвалю. Только говорить об этом никому нельзя.

– Нем, как рыба.

– А как у тебя получилось из поруба Ивана вытащить?

– Я из Ливен две бомбы ручные с порохом привёз, вот их и использовал.

Тут я немного слукавил – бомбу я использовал одну.

– А башню как же?

– В арсенал залез, где порох к пушке у них хранился, поджёг и смылся. Башню‑то не я развалил – порох.

– Ты гляди, какой он ещё и скромный. Что‑то раньше я этого не замечал. С башней хорошо получилось. Раньше лета они её восстановить не смогут, на руку нам это. Молодец. Придётся о тебе при случае государю нашему, Ивану Васильевичу, сказать, что вот мол, есть у нас герой, башню в одиночку развалил. Проси чего хочешь!

– Знамо чего, семья у меня, да ещё и бойцов в ватажке кормить надо.

– Известное дело.

Адашев вытащил небольшой кожаный мешочек, подбросил. Я перехватил на лету – тяжёл.

– Прощевай пока. Жди, понадобишься – позову, не теряйся!

Я слегка поклонился и вышел.

Любопытство меня одолело; свернул за угол, достал мешочек, развязал тесёмки – ого! Золотые монеты. Здорово! Никак за башню заплатили?

Дома поделил монеты на две части. Одну половину решил пустить на дело, другую кучку разделил на четыре части, по числу бойцов ватажки. Когда я свою часть отдал Дарье, та удивлённо уставилась на меня:

– Откуда, Юра, это же целое состояние?

– Откуда, откуда – из Кремля, вестимо.

– Я уж подумала, что ты ограбил кого‑то.

– Тьфу, Дарья, откуда у тебя в голове такие поганые мысли?

– Да как же можно: двадцать дён – и такие деньжищи?

На следующий день я собрал свою команду, раздал деньги и долго не мог утихомирить восхищённых и обрадованных бойцов. Ну ровно малые дети.

Когда страсти улеглись, мы отправились на торг. Я закупал ткани – белую, зелёную, коричневую. Еле притащили домой, не тяжело, но нести неудобно.

– Атаман, ты что, решил портным стать? – захихикал Алеша.

– Нет, портными будете вы все.

Лица бойцов вытянулись от удивления.

– Нет, мы не могём.

Это я, впрочем, пошутил. Дарья по моей просьбе присмотрела женщину, которая взялась пошить на всех четверых маскировочные костюмы, только мерки надо было снять.

Когда костюмы были готовы, мы выехали за город. Я попросил бойцов отойти метров на десять и отвернуться. Быстро натянул костюм, лег рядом с кустом, слегка толкнул кустик, и меня немного припорошило снежной пылью. Отвернувшись в сторону, чтобы звук шёл в бок, я крикнул:

– Ищите меня!

Бойцы со смехом разбрелись по поляне. Чем дольше они меня искали, тем больше падало их настроение. Сначала они бродили поодиночке, весело перекрикиваясь, затем встали цепью и с серьёзными лицами прочёсывали поляну вдоль и поперёк. Наконец, устали, встали рядом со мной.

– Схитрил атаман, отошёл в лес – найди его, попробуй.

Но когда Кирилл чуть не помочился на меня, я не выдержал и встал. Бойцы испуганно отшатнулись.

– Ну, поняли теперь, зачем нам такие костюмы?

– Надо же! – ошарашенные бойцы не сразу поверили, что ходили чуть ли не по моим рукам и ногам, но не могли обнаружить. – Теперь понятно, спасибо, атаман, за науку. Слушай, откуда в тебе такая хитрость? Ведь простая вещь – костюм, но мы не видели и не слышали про такое диво, и дружинники наши тоже.

– Вот потому я и атаман, а вы – мои бойцы.

Бойцы помялись, затем Сергей спросил:

– Скажи, атаман, как тебе удаётся в тюрьму проникнуть, башню взорвать? Ты, никак, дьяволу душу продал, и он тебе помогает?

Все уставились на меня, чувствовалось, что ждут ответа.

Я вытащил из‑под одежды крестик, поцеловал его и перекрестился. Бойцы облегчённо вздохнули. Вот и ребята хорошие, но тёмные они какие‑то.

– Вишь, атаман, никто из нас не видел, чтобы ты в церковь ходил или крестился перед едой, на постоялых дворах ходишь иногда неопоясанный. Сомнение нас взяло.

Вот черти, со мной уже полгода, а всё в каких‑то сомнениях. А с другой стороны, мне урок. Внимательнее надо к окружающим приглядываться. Ведь видел же, что молитву перед едой каждый шепчет, да крестится, а не учёл.

Вечером ко мне заявился Изя, вместе с дальним родственником, в этом сомневаться не приходилось – лица очень похожи, только Изя постарше.

– Вот, познакомься, Юра, мой рязанский родич – Шимон. Надо бы уважить человека, он возвращается к себе домой, в Рязань, с очень ценным грузом – жуковиньями.

Родственник протестующе поднял руку.

– Шимон, не спорь с дядей, Юре можно говорить всё, я ему верю почти как себе. Он спас моё дело, вернув из полона меня, и самое главное – уберёг ценности. Не спорь, мой мальчик. Жену я, быть может, ему и не доверю, но в остальном на него можно положиться.

Ну что же, никаких поручений от Адашева не было, время было скучное, зимнее, можно и размяться. До Рязани рукой подать, вёрст двести всего. Я дал согласие, мы договорились о цене, и с утра я уже ждал Шимона вместе со своей командой. Были мы на своих конях, им тоже было полезно пробежаться, застоялись животины в стойлах.

Шимон ехал на санях, укрывшись меховой полостью. Там же лежал и его мешочек с каменьями. Видел я тот мешочек, размером с два моих кулака, ничего особенного.

Так и ехали – впереди я с Сергеем, сзади, за санями – Кирилл с Лёшей. Поездка протекала спокойно, до Рязани оставалось вёрст двадцать, как вдруг мы услышали впереди тонкий девичий, даже детский, вскрик. Не сговариваясь, мы с Сергеем пришпорили коней.

За небольшим пригорком стоял невеликий, из четырёх саней, обоз. Дородный мужчина с окладистой бородой и в коричневом зипуне хлестал кнутом девушку, девочку даже, в рваных отрепьях. Бедное создание лишь руками закрывало лицо.

– Ты пошто самоуправство творишь? – грозно спросил я, подскакав.

– А ты кто таков будешь, чтобы мне, Игнату, боярину рязанскому, указывать? Моё дело, как холопку уму‑разуму учить.

– Я вольный человек, именем Юрий, московит.

– Вот, от московитов вся беда! Иди своей дорогой, не встревай.

Я уже знал, что барин волен делать со своими холопами всё, что захочет. Отобрать холопа силой нельзя, пожалуется князю – не миновать суда. Но и оставлять, как есть, совесть не позволяла.

– Продай мне её.

– Скоко дашь?

– А что хочешь?

– Две денги серебряных.

Я молча достал из поясной калиты две деньги, отдал хозяину. Причём, сделка совершилась при свидетелях – к моменту её совершения уже подъехали сани с Шимоном и Кирилл с Алешей.

– Иди. – Игнат подтолкнул кнутом в мою сторону девчонку. Но не удержался, хлестанул на прощание кнутом.

А вот это уже перебор, дядя. Как только сделка свершилась, и были отданы деньги, девчонка – моя собственность, и бить её могу только я.

– Ты почто, собака, моё добро портишь?

Я спрыгнул с коня, двинулся к Игнату. От страха тот икнул. По закону прав я, и он это осознал. Я вырвал кнут из его рук и рукоятью ткнул его в зубы, причём резко, жёстко. Игнат выплюнул на снег вместе с кровью пару зубов.

– Ты что, ты что, вольный человек Юрий? Ну, оплошал я маленько, так извиняй ради Бога.

Ладно, стоило избить мерзавца, но как бы не переборщить, в Рязань едем, а не обратно. Я сломал кнут, взял девчонку под локоть, подвёл к саням с Шимоном, усадил. Мы тронулись. Отъехав немного, я осадил коня и поехал рядом с санями.

– Как зовут тебя, девочка?

– Варвара, – еле слышно донеслось в ответ.

Ну и ладно, Варвара, так Варвара.

К вечеру мы уже были в Рязани, довели Шимона до его дома, я получил деньги, и мы отправились на ночёвку на постоялый двор. Девчонка совсем замёрзла в своём рванье, я подошёл к хозяину: