— Братья! Мы вошли в землю сильную; не озирайтесь на зад, побежавши, не уйдем. Идите на бой как кто хочет, кто на конях, кто пешком.

— Не хотим биться на конях, — отвечали новгородцы, — но хотим, как отцы наши, биться пешими.

Сбросив сапоги и верхнее платье, ополченцы, как пишет летописец, помчались на врагов «яко же елени», то есть как олени. Суздальцы не выдержали натиска и бросились отступать, но это была военная хитрость в надежде на то, что новгородцы начнут грабить обозы. Однако Мстислав разгадал уловку:

— Братья! — крикнул он. — Не предайтесь корысти, а предайтесь бою!

Опомнившись, ополченцы бросились преследовать противника. Сам Мстислав трижды проехал суздальские полки, разя противника боевым топором. Победа была полной. Самые страшные потери суздальцы понесли во время беспорядочного отступления. Их погибло 17 тысяч, потери новгородцев составили 550 человек.

Итак, с помощью Мстилава Удалого Новгород в очередной раз отстоял свои права и самостоятельность. И хотя республика недолго пользовалась плодами этой победы, они гордились ею как никакой другой.

В 1218 году, несмотря на уговоры новгородцев, Мстислав навсегда попрощался с городом и уехал в Галич.

…Воинское счастье, так долго служившее Мстиславу, отвернулось от него в 1223 году в битве с татаро-монголами на реке Калке. Командуя передовыми русскими отрядами, он перешел реку и, внезапно наткнувшись на превосходящие силы кочевников, с молодеческой удалью безоглядно кинулся в драку, но был разбит и впервые в жизни бежал с поля боя, уничтожив за собой средства переправы.

Тень поражения на Калке преследовала Мстислава до конца его жизни, популярность его в Галиче резко упала, местные бояре выжили князя из родного города. Передав власть венгерскому королю, Мстислав умер в маленьком Торческе, забытый всеми. И только новгородцы всегда добрым словом поминали своего доблестного полководца и защитника Мстислава Удалого…

После смерти Чингисхана его империя продолжала расширяться. В 1237—1238 годах хан Батый осуществил давно задуманный поход на Русь. Взяв Рязань, Владимир и еще множество больших и малых русских городов, Батый двинулся на северо-запад. Его главной целью был Новгород, о богатствах которого уже тогда ходили легенды. Неожиданно упорное сопротивление оказал кочевникам город Торжок, бывший южным форпостом вечевой республики. «И бишася ту окаянии порокы по две недели, и изнемогошася людье в граде, а из Новагорода им не бы помочи», — отмечает Новгородская летопись.

В марте 1238 года кочевники взяли Торжок. Все его жители были перебиты, а город сожжен. Отсюда, по словам летописца, монголы «пошли Селигерским путем, посекая людей как траву и дошли до Игнача-креста». От Игнача-креста до Новгорода оставалось пройти сто километров — два дневных перехода монгольской конницы.

То, что произошло потом, до сих пор поражает воображение историков. Хан внезапно остановился, а затем развернул коней вспять. Что заставило Батыя принять столь неожиданное решение? Согласно привычной версии кочевников испугал начавшийся разлив рек. Но в районе Крестец нет крупных рек. До ближайшей Меты оставалось еще семьдесят километров. К тому же опытные монгольские воины легко преодолевали бесчисленные водные преграды, которые оказывались на их пути. И впоследствии, отступив от Новгорода, Батый еще целых два месяца разбойничал в русских землях, залитых половодьем, прежде чем вернулся в степь.

Итак, попробуем мысленно поставить себя на место Батыя. Совсем рядом лежит Новгород, богатейший город Руси. Но удастся ли его захватить? Поход длился уже пятый месяц. Кочевники прошли с боями несколько тысяч верст. Даже их неутомимые кони рано или поздно должны уставать. Добавим к этому людские потери, бездорожье, громадный обоз награбленного, многотысячный полон.

При этом русские города отчаянно защищаются. Осажденные знали, что их ждет, и дрались до последнего. Две недели Батый штурмовал слабо укрепленный Торжок. А Новгород — это настоящая крепость, за его стенами засело сильное опытное войско, у которого было время на подготовку к долгой осаде.

Хан был не только свирепым, но и расчетливым полководцем. Возможно, чутье опытного воина в последний момент подсказало ему, что, забравшись слишком далеко внутрь враждебной страны, можно здесь остаться навсегда. Отступив от Новгорода, кочевники потратили целых семь недель на осаду маленького Козельска, понеся при этом огромные потери. Значит, их силы и впрямь были на исходе. И если уж кому обязан был Новгород своим спасением, то только тем русским городам, которые ценой своих жизней обескровили войско Батыя, лишив его сил перед решающим броском.

Можно предположить и другое. Всякий раз, когда Новгороду грозила осада, навстречу нападавшим отправлялось посольство с предложением выкупа. Трезвомыслящие новгородцы полагали, что лучше отдать серебро, чем жизни своих сограждан. В противном случае город обещал стоять насмерть. Так что вполне вероятно, что где-то возле Игнач-креста новгородское посольство вступило в переговоры с Батыем и сумело договориться.

Историкам пока не удалось установить точные координаты Игнач-креста. В настоящее время два региона оспаривают его местонахождение. В 2003 году в районе Яжелбиц на территории Новгородской области состоялось торжественное открытие мемориального знака Игнач-крест в форме восьмиконечного бетонного креста. Год спустя в Осташковском районе соседней Тверской области на месте слияния двух лесных рек Щеберихи и Цыновли был установлен еще один мемориальный знак Игнач-креста.

В пользу новгородской версии говорит тот факт, что селигерский торговый путь проходил именно в районе Яжелбиц на Поломети. Это документально подтверждает берестяная грамота № 390 второй половины XIII века. В ней упоминается княжеский «большак». В переписной оброчной книге Деревской пятины (около 1495 года) подробно описываются владения нового московского собственника Андрея Рудного Колычева. Поместье было обширным и наряду с десятками деревень охватывало сельцо Великий Двор с озером Великое у «Игнатцова Кръста». Таким образом, Игнач-крест мог располагаться буквально в 800 метрах к северо-западу от деревни Поломять. Где-то здесь, на высоком холме, много лет назад стоял ханский шатер, в котором Батый принял решение вернуться назад, в Орду.

Если россиянин, знакомый с историей своего отечества по историческим романам, попадет в Стокгольм, то, оказавшись на улице ярла Биргера, он, очевидно, не без гордости вспомнит, что именно этого шведа разбил когда-то на невских берегах князь Александр Ярославич Невский. Если шведы помнят Биргера как основателя Стокгольма, финны — как основателя Хямеенлинны, то для русских он — агрессор, меченный копьем новгородского князя. Так уж случилось, что на уровне обыденного сознания Биргер вошел в нашу историю как антипод Александра Невского.

Читаем у Карамзина: «Король шведский, досадуя на россиян за частые опустошения Финляндии, послал зятя своего, Биргера, на ладьях в Неву, к устью Ижоры, с великим числом шведов, норвежцев, финнов. Сей вождь опытный, то дотоле счастливый, думал завоевать Ладгу, самый Новгород, и велел надменно сказать Александру: “Ратоборствуй со мною, если смеешь; а я уже стою в земле твоей”»… Далее следует рассказ о том, как дружина Невского совершила стремительный бросок и внезапно напала на шведов и разгромила их. При этом в ходе боя Александр «собственным копием возложил печать на лице Биргера».

Писать биографию Александра Невского крайне трудно. Немногочисленные источники, на основании которых потомки могут судить о нем, отличаются лаконичностью. К сожалению, этот вакуум и тогда заполняется фантазиями и вымыслом, и делают это не только исторические романисты (что вполне допустимо), но и историки. Это касается и Невской битвы, в которой, как принято считать, встретились Александр Ярославич и Биргер Магнуссон. Как отметил историк В.А. Кучкин, «в исследованиях о Невской битве очень многое идет от позднейшей традиции, разного рода соображений и расчетов историков в ущерб свидетельствам ранних и достоверных источников». Шведские источники о ней не упоминают. Русских же источников, по сути дела, всего два: Новгородская Первая летопись, которая велась в канцелярии новгородского епископа, и Житие Александра Невского, составленное во Владимире в XIII веке. Ни в том ни в другом Биргер не упоминается. В летописи говорится, что шведы пришли с князем и «пискупы» без упоминания имен. Житие в различных редакциях называет предводителя похода королем. Только в Новгородской Четвертой летописи (памятнике новгородской письменности конца XV — начала XVI в.) упоминается искаженное имя предводителя шведов: Бергель (Белгер, Белгерь), взятое из «Рукописания Магнуша».