Недовольный тем, что его перебили, Григорий погрозил мальчику пальцем и сказал:

— Не торопись! Потом всё само прояснится. Пока же слушайте, что было в Городе людоедов. Андрей со своими спутниками вошёл в тюрьму, а там Матфий стоял и распевал псалмы, а с ним и епископ Платон, которого тот успел рукоположить, а также пресвитеры и дьяконы — все вместе с народом пели псалмы и припевали: «Аллилуйя». И вдруг с небес раздался голос:

— Отломи куски от трёх хлебов и употреби их для евхаристии, и попейте воду из амфоры, чтобы утолить жажду. А после этого выходи первым, Андрей, затем Матфий, затем Платон и пресвитеры, а перед вами пусть идут дьяконы. Остальные же пусть остаются здесь, пока Я не скажу, что делать дальше. А когда войдёте в Город людоедов, ступайте к их капищу, и там Я покажу Свои чудеса.

И после того как они взяли от трёх хлебов и от воды, сколько хотели, хлебы снова стали целыми и невредимыми, а сосуд оказался полон воды. И вышли из тюрьмы те, кому велел Иисус, остальных же пока там оставили, и пошли в город и славили Бога.

Когда же вышли из тюрьмы Христовы апостолы Андрей и Матфий и направились в город Мирмену, стал перед ними какой-то безобразный египтянин, весь голый, сам чёрный-пречёрный, гниющий, тонкоголовый, в проказе, без колен, с железными когтями и крокодильими зубами, с хвостиком крысиным, да к тому же ещё и андрогин, — явился откуда-то и говорит дрожащим голоском:

— Ты, Андрей-рыбак, чего пришёл сюда, а? И тебя, Матфий, это тоже касается! Как увидят вас жители города, так сразу и растерзают своими зубами. А если даже они и решат вас отпустить, то я не позволю и натравлю их на вас, и сотрут они вас всех в мелкий порошок!

Тогда говорит Матфий Андрею:

— А давай-ка проклянём его как следует! А то ведь это именно он сделал мне столько зла, поднял против меня людоедов, и вырвали они мне ногтями глаза. Но не пострадал я, потому что сказал: «Помоги мне, Господи Иисусе Христе». А потом ногтями своими разодрали они мне ноздри, приковали меня железными цепями к железной решётке и стали пичкать меня сеном и щепками. Но питался я манной небесной, потому что сказал: «Помоги мне, Господи Иисусе Христе». И напоили меня колдовской водой, но я всё равно сохранил рассудок и продолжал славить Крепкого. И помолился я усердно Господу Богу, и пришёл Господь Иисус и вернул мне глаза на место. И железо выпало из моих ноздрей, и я увидел в тюрьме множество людей с вырванными глазами: они носами были прикованы к решётке. Помолился я Господу Богу моему — и они тоже прозрели, и тотчас освободилось человек сто. И я крестил их — тех, кого мы сейчас оставили в тюрьме. А во внешней части тюрьмы есть ещё и другие люди, их сто семнадцать, у них тоже вырваны глаза, а носами они прикованы к решётке. Так прикажи мне, святой апостол Христов Андрей, и я прокляну его — пускай себе горит вечным пламенем!

— Нет, Матфий, бесполезно, — отвечает ему Андрей. — Проклясть ты того хочешь, кто Богом уже проклят. Того отправляешь в пламя, кто и так весь в геенне. Но допросить его хорошенько всё же следует.

Тогда Матфий схватил чудище за горло да как рявкнет:

— Ах ты, лукавый и мерзкий предводитель всякой злобы, мутный и черномазый, ты чего это нам такое сказал, а? Что снова пойдёшь на тех, кто тебя и так всегда побеждает?

Тот как испугается — и пищит тонюсеньким голоском:

— Матфий, Матфий, а ты меня пока что не побеждал. А с Андреем всё равно хочу потягаться. Вот поглядите — побегу я по всему городу и всем-всем расскажу, что прибыл сюда Андрей, зловредный чужак. Расскажу, как выгнали его из Амасии, потому что наколдовал он там множество бедствий: всех местных идолов порубил, алтари искрошил, а меня, главного беса, начальника великих демонов, с позором вышвырнул из города. Послушна ему вся бесовская природа: если кого из них подзовёт, так они в страхе и льнут к нему, велит им припасть к земле и замолчать — тут же подчиняются, ибо есть у него волшебное имя Иисуса. Сколько мёртвых он навоскрешал из тех, кого я понарезал! А если произнесёт он имя Иисуса, то слово его становится делом и оживает. Но самое большое его волшебство — в том, что этот Андрей, будучи человеком, простым рыбаком, когда хочет, оборачивается ангелом, и лицо его как молния, голова его как шерсть, борода его висит до пупа, хитон его бел как снег, а плащ его украшен как у философа. Знаю-знаю, что и отсюда прогонит он меня, но пока лучше сбегаю-ка я сперва в тюрьму и удушу тамошних стражников, семерых мерзавцев, которые открыли ему тюрьму на мою погибель…

Сказал так главный бес и побежал вон, и разболтал всему городу людоедов, что прибыли к ним чужаки.

Апостолы же Андрей и Матфий вошли наконец в город и тотчас направились к идолам — Пану и Сатиру, сели у ворот капища и стали беседовать, рассказывали друг другу о чудесах, которые сотворил Иисус. А через некоторое время сбежался к ним почти весь город — кто с острыми мечами, кто с сетями, кто с палками, кто с камнями, кто с верёвками и пилами. Но когда все они пришли в святилище, то никого не увидели, так как Андрей сказал:

— Господи Иисусе Христе, скрой нас от сборища этих людоедов, ибо привёл Ты меня в их страну, чтобы прославили они Твоё величие.

Тогда сказали людоеды друг другу:

— Нет тут никого! Давайте разыщем того гниющего чернокожего, зарежем его, и пусть его едят черви, а то рассказал он нам о чужаках, но не видим мы их нигде. Вот и семь тюремщиков, которые позволили Матфию выйти, оказались вдруг мёртвыми — сходим за ними и съедим прямо здесь, ведь мы режем в пищу в день как раз по семь человек.

Решили они так и ушли, а Андрей со спутниками остались. Сколько тут радости было, оттого что первое знамение по величию Божьему случилось в Стране людоедов!

И вот сидит Матфий у дверей капища и вдруг видит двух каменных сфинксов, которые лежали с правой и с левой стороны от входа. Тогда говорит он Андрею:

— Давай призовём имя Христово, и пусть спустится каждый сфинкс и ответит на наши вопросы, как отвечали они когда-то перед Иисусом.

И говорит Андрей:

— Не сейчас. Когда вернутся сюда людоеды всей толпой, вот тогда и призовём имя Христово, заставим этих каменных животных зашевелиться. Ох и напугаются же людоеды!

Так и случилось. Обежали весь город людоеды, но не нашли ни Матфия с Андреем, ни того чёрного египтянина, и снова пришли к капищу. Увидел их Андрей и взмолился:

— Господи Иисусе Христе, многие и великие знамения Сотворивший через моих соапостолов, во всяком месте Явивший Свои чудеса и всё мне Открывший, и ныне, Господи Иисусе Христе, упраздни и осуди действующего и живущего в этой стране дьявола, чтоб не ели больше её жители человечину, но хлеб познания, явленный на кресте!

И сказал потом Андрей Матфию:

— Возлюбленный Божий Матфий! Теперь пора. Прикажи каждому сфинксу, пускай спускаются на землю и обличат неразумие этих беззаконников и безбожников.

И завопил Матфий:

— Вам я говорю, правый и левый сфинксы, именем неведомого здесь Иисуса: сдвиньтесь с места, встаньте перед нами и пригрозите, как можете, тем, кто не верует в чудеса Христовы!

И тотчас спустились те со своих мест и сказали в один голос:

— Внемлите, народы иноязычные! Послушайте, мужи людоеды! Устрашитесь славного имени Христа, Чьей силой мы спустились с нашего места, Чьей силой обращаемся мы к вам. Раскайтесь в своей злобе и станьте разумными! Вы называете богами Пана и Сатира, а они не боги, но всего только чурбаны и суетные творения людские.

Услышали это людоеды, удивились и спросили сфинксов:

— Кто это согнал вас с места, да ещё с такой каменной громады?

И ответили сфинксы:

— Отбросьте свою свирепость — и увидите апостолов Христовых, Андрея и Матфия, которые уже внутри вашего капища славословят Христа. А Пан и Сатир рухнули наземь, и лежат их обломки у ног апостолов, стёрты в пыль. — И вернулись сфинксы на свои места.

Подступила толпа людоедов к двери капища, стали они заглядывать в щёлку и увидели, как стоят внутри апостолы и молятся, а за ними — епископ Платон, который подпевал: «Аллилуйя». Испугались людоеды и сказали: