Не исключено и предположение относительно принесения в жертву интересов российских рыбаков за обещание норвежцев в инвестициях и передаче современных технологий в целях ускоренной разработки углеводородов на шельфе России, например Штокманского месторождения.
Что касается ссылки министра на то, что результаты прошедшей 39-й сессии осуществлены «…благодаря позитивному сигналу о подписании Договора…», то это пропагандистское клише для наивного обывателя. Прежде всего, итоги 39-й сессии СРНК – это реализация почти 20-летней работы ученых, рыбаков, специалистов России и Норвегии по достижению согласия по техническим мерам регулирования промысла и, в частности, по минимальному размеру ячеи в траловых мешках и минимальному промысловому размеру трески и пикши. Ничего общего и даже косвенного это не имеет отношения к Договору 2010 г., который, к тому же, не только к тому времени не вступил в силу, но даже еще и не был ратифицирован ни Россией, ни Норвегией.
В-четвертых. В своем ответе министр С. Лавров старательно обходит упоминание Договора о Шпицбергене 1920 г. и не признание Россией 200-мильной рыбоохранной зоны, введенной Норвегией в нарушении соответствующих положений этого договора и норм международного права, а также о границе Полярных владений России 1926 г… Что это случайное «упущение» помощников министра, которые готовили ему «тезисы» ответов или что-то большее? Позволю предположить что за этой «забывчивостью» министра скрываются устные договорен с норвежской стороной обходить публичных высказываний по данной щекотливой теме. Если это соответствует действительности, тогда такая «договоренность» отвечает интересам только норвежской стороны.
Вслед за министром разъяснять положения Договора 2010 г. взялись и основные переговорщики от правового департамента – глава делегации д.ю.н. Р. Колодкин и его помощник к.ю.н. В. Титушкин. В своих статьях они пытаются убедить рыбаков, да и научную и широкую общественность в том, что их права надежно защищены, а районы Договора о Шпицбергене 1920 г. никак не затрагиваются положениями Договора 2010 г. Да вот только никто из них так и не объясняет, почему линия разграничения сдвинулась от восточной границы Договора о Шпицбергене 1920 г. и границе Полярных владений России 1926 г. далеко-далеко на восток? И кто владеет шельфом в районе Договора о Шпицбергене, и кто осуществляет юрисдикцию и суверенитет в этом морском районе? Норвежцы или участники Договора о Шпицбергене (а их 41 государство)? Возможно никто? Ответ, исходя из соответствующих положений Договора 2010 г. очевиден – Россия признала, что все это принадлежит Норвегии. Вряд ли с таким подходом будут согласны остальные участники Договора о Шпицбергене 1920 г. и прежде всего его первоначальные участники. А это – США, Дания, Франция, Италия, Япония, Нидерланды, Великобритания и Швеция.
И на что же в итоге, с учетом прозвучавших разъяснений высокопоставленных российских дипломатов, нам – рыбакам – надеяться? Ответ очевиден – только на себя и политическую волю вновь избранного Президента России В. Путина по исправлению допущенных дипломатами-переговорщиками, мягко говоря, ошибок. МИДу следовало бы на практике реализовать задачу, определенную бывшим Президентом Дмитрием Медведевым и о которой на той же пресс-конференции министр С. Лавров и напомнил в своем вступительном слове: « …достижение конкретных и понятных гражданам результатов, создание максимально благоприятных внешних условий для нашего внутреннего развития…» . И еще сошлюсь вновь на Сергея Лаврова: « …внимание к публичной дипломатии, к взаимодействию с гражданским обществом…». Все правильно! Да вот незадача – не получилось всего этого «взаимодействия» при разработке вопросов рыболовства в Договоре от 15 сентября 2010 г. применительно к Баренцевому морю. А ведь здесь добывается 25–28 % годового вылова рыбы России. Всему переговорному процессу мешал непрофессионализм чиновников и закрытость уважаемого ведомства – МИДа России. Пренебрежение мнением тех научных кругов и практиков, которые аргументированно обосновали другую точку зрения – расходящуюся с официальной.
Договор 2010 г. для рыбаков или против них?
В отечественной специальной научно-публицистической литературе подробно исследованы и освещены правовые стороны Договора 2010 г. Так, в работах профессоров, известных юристов, историков, специалистов-международников: д.ю.н. Мелкова Г. М., д.и.н. А.Ю. Плотникова, професора А.Н. Николаева, к.ю.н. О.С. Ростуновой, эксперта-картографа В.П. Кисловского и целого ряда других отмечены негативные стороны ратифицированного Россией Договора 2010 г. Эта оценка была поддержана многими депутатами, принимавшее участие в заседаниях Круглого стола и Парламентских слушаниях, проходивших накануне ратификации Договора 2010 г. в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации. Материалы этих мероприятий приводятся мной в приложениях. В этой связи, а также принимая во внимание, что неудовлетворенность Договором 2010 г. в наибольшей степени высказывают рыбопромышленники Северного и Западного бассейнов, а это 7 субъектов Северо-Запада России (Архангельская и Мурманская области, Республика Карелия, Ненецкий автономный округ, Калининградская и Ленинградская области, город Санкт-Петербург), ниже дается подробный анализ тех положений Договора 2010 г., которые касаются вопросов рыболовства.
В самом Договоре, состоящем из преамбулы, 8 Статей и 2 Приложений, непосредственное отношение к рыболовству имеют Статьи 1, 2, 4, 6 и Приложение I «Вопросы рыболовства».
Из 9 абзацев преамбулы Договора, три (6, 7 и 8) непосредственно касаются рыболовства, экономического значения рыбных ресурсов для прибрежных регионов двух стран и некоторых положений природоохранного подхода при их использовании. Все они носят общий, констатирующий характер и отвечают общепринятой в наших странах договорной международной практике. Вместе с тем, в ряде из них имеются алогизмы, некорректные в правовом отношении формулировки, о которых будет сказано отдельно.
Статьей 1 определяются координаты линии разграничения морских пространств протяженностью около 900 миль (рис. 5) и совершенно не уточняется, где эта линия разграничивает 200-мильные исключительные экономические зоны, а где она является еще и линией разграничения континентального шельфа. Последнее особенно важно для целей практического рыболовства, поскольку различный (в ряде случаев совпадающий) режим рыболовства осуществляется на шельфе и в 200-мильных зонах. В частности, это касается прежде всего «сидячих видов».
Неоправданно, как с правовой, так и с рыболовной точки зрения, проведение линии разграничения на восточном участке района, подпадающем под действие Договора о Шпицбергене 1920 г. – восточнее 35° в.д. Этим шагом Россией признается не только относящийся к Норвегии континентальный шельф Шпицбергена, но и морские живые ресурсы на нем, а также косвенно признает 200-мильная рыбоохранная зона Норвегии от 1977 г.
Статья 2 по существу подтверждает со Стороны России суверенные права и юрисдикцию Норвегии во всей западной акватории Баренцева моря, включая район Договора о Шпицбергене 1920 г. Последствия такого подхода очевидны – полная зависимость от Норвегии доступа для рыболовного флота России в западные, самые продуктивные районы Баренцева моря и, прежде всего, в район Договора о Шпицбергене 1920 г. При этом, положение статьи 6 о том, что «настоящий Договор не наносит ущерба правам и обязательствам по другим международным договорам…» в практическом плане для рыболовных целей ничего не дает.
Таким образом, статьи 1 и 2 реально ставят под угрозу беспрепятственное осуществление рыбопромысловой деятельности рыболовного флота России в районе, подпадающем под действие Договора о Шпицбергене. В последние годы, в счет национальных квот России с соблюдением мер регулирования, здесь добывается более 200 тыс. т водных биоресурсов ежегодно стоимостью не менее 8—10 млрд руб.Статья 4, состоящая из 4 пунктов, полностью затрагивает рыболовство обеих Сторон, как России, так и Норвегии, по замыслу составителей, должна была сузить либо полностью снять негативные стороны Договора, прежде всего, для российского рыболовства. Однако анализ этих положений показывает, что они еще больше убеждают в обратном. Так, в п. 1 статьи 4 провозглашено: «Заключение настоящего Договора не должно негативно влиять на возможности каждой из Сторон в области рыболовства». Во-первых, само выражение «не должно негативно…» весьма двусмысленно: не должно, но может? Во-вторых, отсутствует важнейшее положение о доступе Сторон в традиционные районы рыболовства, которые по Договору отошли под юрисдикцию Сторон. Без этого положения, п. 1 статьи 4 – пропагандистское клише, не имеющее практической реализации.