Профессор пригладил серебряную шевелюру. «Да, — сказал он, — мне кажется, что… Да, боюсь, что так».

И вот теперь эти осложнения дали о себе знать. Корнуэлл сказал, не повернув головы:

— Том, раз уж вы пришли, так, пожалуйста, подтвердите профессору Андраши мои слова, хорошо? Что вы не можете связаться с базой.

Ах, вот оно что! Профессор заподозрил заговор. Ну, тут удивляться нечему. Он твердо сказал:

— Безнадежно. Нам нужен новый аккумулятор, а его у нас нет.

— Но в таком случае… простите, но как вы обходились раньше?

Они все еще были мучительно вежливы друг с другом.

— В городе? Подключал его к сети, вот как.

— Да. Но простите, а там? — Андраши показал на непроницаемый склон Плавы Горы.

— У нас был аккумулятор. Громоздкая такая штука. Мы его таскали с собой из одного места в другое.

— Так нельзя ли как-нибудь доставить его сюда?

— Само собой. Я сейчас же за ним сбегаю.

— Том, ради всего святого…

— Извините, я оставил его в деревне. Если он еще там, то наверняка разрядился, а зарядное устройство мы потеряли два месяца назад.

В упорстве профессору отказать было нельзя. Он продолжал гнуть свое:

— Как же вы заряжали свой аккумулятор?

— А в Илоке. В пяти милях отсюда, выше по реке.

— Так нельзя ли его снова там зарядить?

— Не исключено. Если он еще существует. Но есть одно небольшое затруднение…

Вмешался Корнуэлл — резко, нервно. От улыбчатого спокойствия последних дней не осталось и следа.

— Боюсь, об этом не может быть и речи. Когда они начали свои наступательные операции, Илок был их главным опорным пунктом. Там, безусловно, полно их солдат.

— Так, значит, ничего сделать нельзя.

— Мы что-нибудь придумаем.

Ему захотелось вступиться за Корнуэлла.

— Когда вернется Марко, — сказал он, — мы поговорим про аккумулятор.

Корнуэлл все еще упрямо смотрел в сторону, и он продолжал:

— Марко обязательно вернется сегодня или в крайнем случае завтра. Тогда мы переберемся на Плаву Гору,

— Ах, так. Ну, надеюсь, вы правы. Корнуэлл заговорил горячо и бессвязно:

— Мне очень жаль, сэр, что вышла такая задержка, вся эта путаница. Вы же видите, что происходит. Мы не могли предвидеть… — Он растерянно умолк.

Его бесило, что Корнуэлл так унижается. Но Андраши не воспользовался своим преимуществом. То есть пока. Хотя особенно упрекать его не приходится: ведь его заверили — и они все это прекрасно знают, — его заверили, что стоит перебраться через реку, и можно больше ничего не опасаться. А теперь выходило как раз наоборот. Операция развинтилась. Ко всем чертям. Он испытующе повторил про себя это слово. Развинтилась. Надо бы поговорить об этом с Корнуэллом. На войну идут застольная трепотня и героический долг, с войны возвращаются люди. Помешать бы Корнуэллу оправдываться. Вот взять бы и помешать!

А Корнуэлл все продолжал:

— Мне, конечно, очень неприятно… — Он говорил с трудом. — Но это всего лишь задержка. Стоит перебраться на Плаву Гору, и мы можем рассчитывать на помощь. А по ту сторону равнины все подготовлено для встречи. Майор Шарп-Карсуэлл. Он уже там. Он ждет вас.

Андраши старательно улыбнулся.

— Мой дорогой капитан, мы в ваших руках.

Том сказал:

— Ну, с вами ничего не случится. Вот увидите.

Но думал он другое: ты — сукин сын, хитрая сволочь, но силенка в тебе есть, ничего не скажешь. Ты ни одному слову не поверил — и правильно сделал, между прочим. Шарп-Карсуэлл палец о палец не ударит. На дьявола ему это нужно? Он выждет, чтобы бедняга Корнуэлл запросил помощи, а тогда прискачет и присвоит себе всю честь. А чести будет много, и ты это знаешь.

Он сказал Марте:

— Шарп-Карсуэлл вам понравится.

Она поглядела на него во все глаза. Перепугалась как будто. А может, он просто зол как черт. Пойди разберись. Но он-таки зол!

— Разве вам не полагается говорить «майор Шарп-Карсуэлл»?

— Ну что вы, ни в коем случае!

— Для Тома все это ничего не значит. — В голосе Корнуэлла слышалась чуть ли не благодарность.

— Но ведь вас же он называет капитаном?

— Да, действительно. Но я не понимаю почему.

И он ринулся вперед, ловя момент, не обращая внимания на взгляд Корнуэлла:

— Я вам объясню почему. — Он говорил все быстрее и быстрее. — Вот послушайте, это интересно. Мы тогда еще только-только встретились. Десяти дней не прошло. Вон там, далеко в горах, которых вы еще не видели.

Они смотрели на него с изумлением.

— Вы и не представляете, как вам повезло, что с вами капитан. — Он смотрел только на Марту, изучал изящный овал ее смуглых щек, ее глаза и слушал себя, слушал странную историю, в которой далеко не все было враньем.

— Видите ли, у них там ракии хоть залейся. В некоторых деревнях.

Ему страшно хотелось, чтобы они сказали себе: а, так вот каков этот капитан — человек, который сейчас с нами, лучше которого и пожелать нельзя.

— Ив одной деревеньке по пути сюда — довольно-таки далеко отсюда, но вас-то заберет самолет, и вы через час-другой будете уже в Италии — я вдруг решил, что самое время выпить. То есть по-настоящему выпить, понимаете? Ну, я и выпил. — Он засмеялся, смакуя их брезгливость. — Нализался до чертиков. Ну, в дым был пьян. — Он покачал головой, глядя на Марту. — Позор, как, по-вашему? Уж, наверное, вы думаете: пьянствовать перед лицом врага! И прочая патока.

— А что думал капитан, могу ли я спросить? — перебил Андраши.

— Он много чего думал, и повторять этого я не стану. Но не в том суть — я ведь и сам думал то же.

— Так почему же вы?.. То есть если откинуть прелести ракии. Это нечто вроде нашей абрикосовой водки, Марта.

— Меня не интересовало, что он думает. Это я и так знал. Меня интересовало, что он сделает.

Вот теперь они слушали его по-настоящему, и даже Корнуэлл повернулся к нему.

— Если бы он просто поднял тарарам, так ладно: сразу стало бы ясно, что мы не споемся. — Он помолчал, поражаясь себе. — Но ничего подобного: он просто явился, забрал меня и распорядился довезти до места нашего ночлега. Так и сказал — довезти. Вот как оно было.

— Вы хотите сказать, что он заставил вас устыдиться своего поступка?

— Да нет же.

Эти двое ничего не поняли, ну ничего. Еще немного, и они посмотрят на него с презрительным снисхождением. Ну, да ладно: смущенная улыбка Корнуэлла показывала, что он попал в точку, в ту точку, в которую надо было попасть.

— Для того, чтобы устыдиться, нужно очень высоко себя ставить.

— Совершенно справедливо, — заметил Андраши. — И вы, несомненно, ставите себя высоко. Так почему же вам не было стыдно?

Ему хотелось заорать: «Да кто сказал, что не было?» Но он только поднялся на ноги и холодно отрезал:

— Вы задали мне вопрос, и я ответил.

В конце-то концов они поручены Корнуэллу, так пусть Корнуэлл и разделывается с ними как хочет. А с него хватит. Он ушел за деревья.

Сгустились сумерки, а Марко все не было, и никаких вестей от него тоже.

Они сидели под соснами, не осмеливаясь развести костер, и думали о том, как им хочется есть. Вверху, за хвойным пологом, в водянистом небе мерцали тусклые звезды — далекие фонарики, которые терялись среди облаков, исчезали между качающимися на ветру ветками и сучьями. Все вокруг потрескивало и посвистывало. Но все было смутным и нечетким — кроме голода.

И вот тут Андраши достал свою скрипку.

«Она ничего не весит, — доказывал он Корнуэллу, который настаивал, чтобы он оставил скрипку на северном берегу, — а мне приятнее, когда она со мной. Разумеется, нести ее я буду сам».

И вот теперь он на четвереньках залез в палатку, поставленную для него с Мартой, и вытащил футляр со скрипкой.

— Я вам сыграю, — объявил он, садясь на бревно и открывая футляр. Он вынул скрипку за гриф и нежно провел по ней рукой, убеждаясь, что это и правда она, не замечая их растерянного недоумения. Потом он сбросил шарф, прижал скрипку к плечу и начал ее настраивать. На его крупной голове поблескивали серебряные завитки пышной шевелюры.