Он хотел что-то сказать. Надо было что-то сказать. И немного погодя он прошептал:

— Бора, он сказал бы — правильно. И услышал ясный голос Боры:

— Нет. Со мной кончено.

Он перегнулся через Бору, оперся на его колени, на его руки, положил ладонь на заострившееся, свинцовое лицо Марко и почувствовал под пальцами теплую кожу, согретую кровью, которая еще не успела остыть. Он обвил рукой голову Марко, точно это была его собственная драгоценная голова, баюкая ее мертвую силу, ощущая ее мертвую влажность. Протянув пальцы, он позволил себе коснуться темных век Марко и закрыл выпученные глаза.

Это так и останется навеки непонятым. А может быть, так и надо. Может быть, люди не могут думать иначе. Но он, во всяком случае, понял. Цели и средства неразделимы. То, что ты делаешь и чего ты не делаешь, зависит… зависит… но мысль терялась, ускользала от него.

Перед ними теперь словно раскинулся океан пустого времени.

Он очень долго сидел рядом с Борой, испытывая тошнотный стыд и тошнотную радость.

Снаружи на стебле ежевики запела птичка. Он вслушивался в прерывистую трель.

Через несколько часов они поняли, что враг вернулся в Илок другой дорогой, и вылезли из землянок.

Том умылся в ручье — холодная вода крутилась воронками у его щиколоток. Он выпрямился и посмотрел туда, куда смотрел Корнуэлл, — на долину, уходящую к Логу и Илоку. За последним неясным мазком леса в небе на западе, в голубой дымке громоздились великолепные закатные облака, перламутровые, розовые, палевые, окаймленные зыбким багрянцем там, где они соприкасались с далеким безмолвным горизонтом.

Казалось, им действительно лучше всего уйти сейчас же. Никто не стал оспаривать решения Боры.

Они отправились в путь около пяти, неся тело Марко на том же одеяле, на котором несли его, пока он был жив. Бора держал шесты спереди, Том — сзади, а Митя шел рядом с его винтовкой. Корнуэлл вел за ними остальных четверых.

Вскоре они вошли в кольцо каштанов, обрамлявших темную заводь лужайки, и вдруг Бора, вскрикнув, остановился. Они положили тело Марко на землю, и Бора вышел на поляну. Том пошел за ним к бесформенной куче на тропе и понял, почему облава так внезапно покинула обрыв над землянками. Бора нагнулся над кучей, взялся обеими руками и перевернул ее. Лицо Чики Перы было все в кровавых потеках. На месте глаз чернели выскобленные углубления.

Когда остальные подошли к ним, Бора медленно повернулся — великан с тяжело сгорбленными плечами — и скинул винтовку с плеча. Он объявил громко:

— Они его сначала пытали. Мы так не делаем. Том отлетел в сторону, и Бора ринулся на пленных.

Приклад его винтовки описал широкую дугу, но Митя вцепился в ремень сзади. Выругавшись, Бора дернул винтовку, не сумел ее вырвать и разжал руки.

— Ну так сами их прикончите! — крикнул он. — И меня заодно.

Он опустился на колени у трупа Чики Перы, растирая окостеневшие руки, всхлипывая, бормоча что-то, стуча себя по голове чугунным кулаком.

Первым сделал движение Корнуэлл. Том понял, что он говорит с Митей о пленных. И услышал, как Митя сказал:

— Спасибо Чике Пере. Он спас нас всех. Потом он услышал, как Митя сухо добавил:

— Вы действительно думаете вести их с нами дальше?

Но Корнуэлл только отошел к Боре и попробовал его поднять. На этот раз за шесты взялись оба пленных. Они пошли дальше.

Тело Чики Перы они положили под высоким деревом и медленно двинулись на юг. Они поднялись на еще один гребень Плавы Горы и вошли в лес, серый от дождя. Когда деревья расступились, они увидели совсем низко свинцово-серые тучи. Размокшая земля предательски липла к их ногам, словно стараясь удержать их. Они вскарабкались на каменный выступ, где терновник взметывал фонтанчики первых цветов. Митя, шедший впереди, повернулся и сказал, что им надо похоронить Марко. Они укроют его камнями. Никто не выразил согласия, никто не стал возражать. Когда Митя принялся перекатывать камни, они один за другим начали ему помогать — все, кроме пленных и Корнуэлла, который их охранял. Даже девушка носила камни. Вскоре они сложили узкую гробницу из небольших валунов и осколков известняка. Они опустили в нее тело Марко, завернутое в одеяло, на котором они его несли, и нагромоздили камни на мягкий бугор под грязной байкой.

Они отошли, собираясь отправиться дальше, но Митя задержал их. Бора положил винтовку, снял с себя шапку и пояс. Отблеск заходящего солнца скользнул по плоской дранке волос на его круглой голове. Сложив ладони, Бора заговорил. Они слушали. Бора говорил о жизни Марко и о его смерти — о том, как умер Марко. Он выставил ладони перед собой, как орудие смерти. Они слушали.

— Ты знаешь, это не ради них. И не ради меня. Нет, это было ради нас, ради нас всех…

Бора стоял перед кучей камней, скрывавших тело Марко, и только его голос был ясен среди смутных звуков леса.

Том почувствовал на своих глазах едкие слезы любви и горя. Он отвернулся и как в тумане увидел северный склон в зеленой дымке листвы, а внизу, далеко-далеко внизу — жемчужно-серое зеркало Дуная и равнины за ним, далекие равнины, над которыми кое-где поднимались одинокие деревья и белые колокольни дальних церквей. Слова, которые произносил Бора, словно рождались самой этой землей.

— Мы не предадим тебя, Марко. Мы не побоимся умереть. Да, мы рассчитаемся с ними за все.

Рядом с ним стоял Корнуэлл, и он потрогал его за локоть, ища и не находя слов утешения.

Они снова пошли на юг. Они шагали по скользкой глине тропинок. Они карабкались по неведомым склонам и пробирались через неизвестные долины. Они изнемогали от усталости, но Бора шел вперед и вперед, словно собирался идти так вечно. Когда закат уже совсем догорел, он вывел их на южный гребень Плавы Горы. Здесь земля под могучими стволами была устлана прошлогодней листвой, но среди вершин пел песню новый ветер, — ветер с юга.

Девушка еле переставляла ноги, почти повиснув на офицере, который поддерживал ее за талию. Том, который брел позади них, вдруг сообразил, что руки пленным так снова и не связали. Он поглядел вперед, на Митю, на офицера, невольно начал следить, как идет Андраши — ровным шагом, ссутулившись, пригнув к груди серебряную голову. Второй пленный ковылял рядом со своим начальником, подпрыгивал, спотыкался, охал и что-то бормотал себе под нос.

Они вышли на опушку старого леса, туда, где Венац круто уходит вниз, к равнине. Наконец перед ними открылась плоская равнина Сриема — правда, почти вся скрытая туманом и мраком. За смутной линией горизонта прятались предгорья, где — если только они туда доберутся — можно будет уже ничего не бояться. Но между ними и надежным приютом гор лежала пучина опасностей и вражды.

— Ну вот, — сказал он Андраши, который устало остановился рядом. — Вот что нам нужно пересечь.

Там, внизу, в городах и казармах, зажигались лампы.

Бора уже скрылся в дубовом лесу на склоне. Они пошли за ним. Их ноги чавкали по гниющим листьям.

Немного погодя они спустились в неширокий овраг м поднялись по противоположному склону в лиловом отсвете сумерек, а внизу, в долине, как упавшие звезды, мерцали огоньки. Теперь им в лицо дул ровный прохладный ветер с далеких гор. Наконец этот последний гребень остался позади, и они вышли к верхнему концу выемки, прорезанной в почти отвесном обрыве. Том посмотрел вниз и узнал развалины Бешенова. Из зыбких теней у самого склона вставала изуродованная монастырская башня. И тут ветер с юга принес запах гари, память о прошедшей зиме. Они начали спускаться во тьму и вскоре очутились среди закопченных обвалившихся стен и бесформенных груд кирпича. В монастырском дворике они тяжело опустились на землю, всхлипывая от усталости.

— Погодите! — сказал Бора. — Я сейчас проверю. Они услышали, как его сапоги застучали по каменным плитам.

Обняв Марту за плечи, Андраши спросил:

— Может быть, мне позволено будет узнать, где мы находимся?