Большая часть команды не знала о подготовлявшемся восстании; но, видя, что дело склоняется в нашу пользу и заражаясь отвагой Матюшенко и других сознательных матросов, — остальные матросы начали дружно помогать нам, войдя в курс дела».

Один из историков потёмкинской темы Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу», вышедшей ещё в советское время, повторяет все мифы о плохом мясе. Он пишет: «14 июня в 5 часов утра команду подняли на молитву. Затем после завтрака началась утренняя приборка, во время которой матросы увидели, что на привезённом мясе, подвешенном с левой стороны спардека, ползают черви. Они стали высказывать своё возмущение вахтенному начальнику прапорщику Н.Я. Ливинцеву. Коки на камбузе поддержали команду и отказались готовить борщ. Н.Я. Ливинцев доложил об этом командиру.

Е.Н. Голиков в сопровождении старшего судового врача титулярного советника С.Г. Смирнова поднялся на спардек. Врач осмотрел мясо и признал его годным. Тогда Е.Н. Голиков приказал матросам разойтись и распорядился поставить на спардеке дневального для записи всех недовольных. Затем он приказал промыть мясо в солёной воде, рассчитывая такой „дезинфекцией“ успокоить матросов. Но когда кусок вынули из рассола, все с отвращением увидели, что мясо буквально кишит червями. Матросы разошлись, полные злобы. За обедом никто не притронулся к борщу. По просьбе команды кок И. Данилюк приготовил чай с хлебом. Матросы стали покупать продукты в судовой лавке.

Прапорщик Н.Я. Ливинцев и старший офицер И.И. Гиляровский пытались заставить команду есть борщ, но встретили решительный отказ. И.И. Гиляровский доложил командиру об угрожающем настроении матросов. Е.Н. Голиков приказал выстроить команду на юте в четыре шеренги. Когда матросы построились, командир вызвал коков и артельщиков и спросил, почему команда не хочет обедать. Коки и артельщики объяснили, что мясо с червями.

„Их нужно проучить, Евгений Николаевич, чтобы они весь свой век помнили“, — заявил командиру старший офицер И.И. Гиляровский. По приказу Е.Н. Голикова принесли бак с борщом. Старший врач С.Г. Смирнов на виду у матросов съел несколько ложек борща, предварительно процедив его. Сняв пробу, он заявил, что борщ „чудесный“. Командир спросил кока и артельщиков: „Вы пробу давали мне из этого мяса?“ Те, боясь наказания, ответили: „Так точно“.

Тогда командир сказал, что прикажет запечатать бак с борщом и отправить к военному прокурору в Севастополь, но матросы, которые откажутся повиноваться, будут повешены. Затем он приказал не желающим бунтовать выйти из рядов к орудийной башне, однако, кроме кондукторов, никто не двинулся с места. Е.Н. Голиков вызвал караул. Он хотел расправиться с непокорными матросами поодиночке.

Наступил решающий момент. Социал-демократы, не желая раньше времени обострять конфликт и дать повод к выделению „зачинщиков“ для расправы, первыми перешли к башне. За ними последовали и остальные матросы.

Через минуту у правого борта оставалось не более 30 человек. Но тут выступил старший офицер И.И. Гиляровский. Вместе с прапорщиком Н.Я. Ливинцевым он остановил перебегавших матросов и приказал записать их фамилии, а остальным велел разойтись. Едва боцманмат В.И. Михайленко начал переписывать матросов, как из толпы у башни послышался крик: „Кто переписывает, тот будет висеть на рее сегодня с Голиковым!“ И.И. Гиляровский приказал принести брезент, и матросы поняли, что готовится расстрел».

Отметим, что повторяя классическую версию о причине мятежа на «Потёмкине» (а в советское время он просто не мог написать ничего иного), Б.И. Гаврилов, однако, всё же вынужден признать, что и врач, и командир снимали пробу с приготовленного борща. При этом на ходу автором выдумываются ничем не подтверждённые объяснения, что, дескать, для врача борщ был кем-то (кем именно?) процежен, а командиру якобы давали на пробу другой борщ. Неужели для команды варили одновременно несколько борщей? Это абсурд! Отмечены и действия Голикова по передаче бочка с борщом в прокуратуру. Разумеется, если бы борщ был с червивым мясом, командир бы его ни за что в прокуратуру не отправил.

О том, что капитан 1-го ранга Голиков уже сталкивался с недовольством командой пищей и умел гасить это недовольство, написал впоследствии в своих воспоминаниях младший инженер-механик броненосца Коваленко. Этот человек, взявший сторону восставших и ушедший с ними в Румынию, оставил по горячим следам воспоминания, опубликованные во Львове в 1906 году и более не перепечатывавшиеся в советских изданиях. В частности, Коваленко писал: «В 1903 году Голиков командовал крейсером „Березань“ (вспомогательным судном. — В.Ш.). Во время перехода из Сухуми в Севастополь матросы отказались есть мясо, которое оказалось червивым; команда даже угрожала потопить корабль. Однако командир приказал выдать доброкачественную пищу, и инцидент был исчерпан». Если верить Коваленко (а не верить ему у нас нет никаких оснований), то у Голикова был личный опыт, как «разрулить» возникшую ситуацию на «Потёмкине». Почему же он этого не сделал? Да только потому, что ему просто не дали это сделать! Единственное, что успел командир «Потёмкина», — это дать приказание вынести на верхнюю палубу брезент. Да, да, тот самый презент, с помощью которого якобы собирались расстреливать несчастных голодных матросов…

Потёмкинец Н. Рыжий в своих воспоминаниях признаёт: «Мясо с червями (т.е. с личинками мух. — В.Ш.) на кораблях Черноморского флота в те времена было нередким явлением (напомним, что в жаркую летнюю погоду, при отсутствии холодильников на кораблях, личинки могли появиться уже через несколько часов. — В.Ш.), и раньше на разных кораблях оно появлялась кое-когда, но всегда обходилось без серьёзных конфликтов. На этот раз сознательная часть команды решила запротестовать, вонючего борща не есть, а взамен потребовать сухарей и масла. Благодаря этому протесту мы думали только узнать, как к этому отнесётся вся команда, да и начальство».

Есть и ещё одна версия истории с «червивым борщом». В архивах Военно-Морского Флота находится рапорт вахтенного начальника броненосца мичмана Бахтина. В нём говорится: «…также доношу до Вашего сведения, что 14 июня сего года пополудни состоявший судовым врачом на Броненосце „Князь Потёмкин Таврический“ доктор Смирнов при проверке приготовления пищи нижним чинам, а именно выдачи мучных продуктов на камбузной палубе, на вопрос судового кока, что означает написанное на бумажном мешке слово VERMICHELLI, ответил, что это вермишель, а на итальянском языке, откуда и прибыли означенные мучные изделия, это означает „червячки“, что впоследствии и послужило основанием для недовольства команды…». Борщ (или суп) с вермишелью — это вполне реально, как реально и то, что для мятежа Матюшенко мог использовать любой повод, даже столь анекдотический.

Самым же важным доказательством того, что борщ был совершенно нормальным и никакие черви там не плавали, служит тот факт, что, перебив своих офицеров и изрядно от этого умаявшись, команда как ни в чём не бывало отобедала уже изрядно остывшим борщом… из того самого «червивого мяса».

Первая ассоциация с восстанием на броненосце «Потёмкин» у большинства из нас — это сцена приготовления расстрела матросов на юте. Одна из самых эффектных и драматичных сцен в фильме С. Эйзенштейна: готовый к стрельбе караул с винтовками наизготовку и накинутый на расстреливаемых матросов брезент.

Сцена, вне всяких сомнений, эффектна, но, увы, лжива от начала до конца. Отказы команды от приёма пищи, если она была на самом деле недоброкачественной, случались в российском флоте и раньше. Однако никто никогда не устраивал из этого массовых кровавых побоищ. Кроме этого командир «Потёмкина» капитан 1-го ранга Голиков был вхож в высший свет столицы, лично дружен с императором, тот, кстати, в письмах запросто называл Голикова Женей. По воспоминаниям современников, Голиков вообще отличался либерализмом и мягким характером. Об этом пишут даже участники восстания, сваливая всю вину за строгость корабельной дисциплины на старшего офицера капитана 2-го ранга Гиляровского (кузена знаменитого журналиста и бытописателя дореволюционной Москвы Гиляровского), который якобы и организовал подготовку к массовой казни. Забегая вперёд, скажем, что либерализм командира, однако, не спас ему жизнь.