Все лето проплавал Степан вдоль и поперек залива Финского. Надоело до зарезу, но зато за услуги оказанные произвел его наследник в капитан-поручики своего комнатного флота — честь немалая!

Морским адъютантом наследника императрица была не особенно довольна.

Моряк он, может, и хороший, — заметила она при случае Мордвинову, — да на вид уж больно свиреп, а о манерах я уж и молчу: что слон в лавке! Поищите Павлуше кого-нибудь пообходительнее да лицом приятнее, а этого забирайте обратно.

На следующий год вырвался Хметевский из дворца, помчался на перекладных в Архангельск принимать новостро- енный фрегат и перегонять его из Белого моря в Балтийское. Дорогой остановился отобедать в одной из деревушек у местного помещика-хлебосола Куприянова. Едва сели за стол, в комнату вошла девушка. Степан как глянул, так и понял — это судьба.

Дочь моя Анна, — представил девушку хозяин.

А она стояла, не смея поднять на бравого капитана 2-го ранга свои серые глаза. Никуда Хметевский в тот вечер не уехал, дал себя уговорить и загостился, благо время свободное у него еще было. Бродили вечерами они с Анной средь берез, слушали щебет птичий и стук сердец своих. Волнуясь, читал Степан избраннице своей стихи сумароковские:

Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою?

Любим и страдаем всякий час,

Боремся напрасно мы с своей судьбою,

Нет на свете радости для нас.

С лестною надеждой наш покой сокрылся,

Мысли безмятежные отняв,

От сердец зажженных случай удалился,

Удалилось время всех забав...

Счастьем сияли огромные серые глаза девушки. Вскоре и сговорились, а на следующий год по возвращении Степана из плавания и свадьбу сыграли.

Но недолгим было семейное счастье Степана Хметевского. Спустя год умерла при родах его любимая Аннушка, и все переменилось. Остались лишь непроходящая тоска по любимой да море, без которого не мыслил Степан жизни своей.

В окне экипажной казармы, несмотря на поздний час, — свет. В капитанской каморе трое: Александр Круз» Степан Хметевский и Федор Клокачев. Все однокашники по выпуску из корпуса, а ныне капитаны кораблей. Курили они трубки, коротали время и резались в юрдон, игру карточную. Беседы вели о политике высокой. Больше всех, как обычно, горячился Круз, вспыльчивый и крикливый капитан «Евстафия»:

Как так? Татары опять в Крыму в набег подались. А мы все глаза пучим. Щипками не больно с них урвешь, здесь в мах лупить надо!

Экий ты шустрый, Саша! — крутил головой рассудительный Клокачев. — Пока флота на Азове не будет, не видать нам Крыма, как своих ушей!

Не о том толкуем! — сорвался в крик капитан «Евстафия». — Флот мало-мальски создать — года три надо, а мы наставим пушек на суда партикулярные и ну в каперы, поди, гололобый, догони!

Сидевший подле спорщиков Хметевский молча чесал пальцем свой тяжелый подбородок, в дискуссии горячие не встревая да поглядывая, как багровеет разгорячившийся Круз. Клокачев, не подумавши, нарушил негласную заповедь капитанской среды: с Крузом не спорь, ибо кончиться это может весьма печально и больно. Слишком уж крутой был нрав у капитана «Евстафия»! Опомнившись, Клокачев пошел на попятную.

Правильно! — сказал примирительно. — Надо и воевать и строить одновременно!

Понял наконец-то! — хлопнул себя по толстым ляжкам Круз. — Лишь бы дело дали. Мы поднажмем, армейские навалятся — и конец басурману. Эх, скорее бы! Надоело шляться меж островов Березовых!

Не руби с плеча, Саша! — молвил Степан Хметевский, откладывая в сторону надоевшие карты. — Высокая политика есть дело особ высоких, без нас там разберутся...

А я в адмиралы и не мечу, — разобиделся сразу Круз, зло тараща водянистые глаза, — это вы все норовите, а мне и на моем «Евстафии» неплохо. Лишь бы дело побойчее дали. А что языком треплюсь, так то за дело радею! — Капитан

го ранга опять начал горячиться.

Со скрипом отворилась дверь.

Ну и кричите вы, аж на лестнице слышно. — В комнату с клубами морозного воздуха ввалился замерзший Яков Сухотин, капитан фрегата «Сергий».

Опоздал, бери штрафную! — кивнул раздосадованный внезапным вторжением Круз.

И, наполнив до краев осмериковый, мутно-зеленого стекла штоф, он сунул его стучавшему зубами Сухотину.

Хлебни, сердешный. Да и к огню садись.

Ну, разве что по маленькой, — ухмыльнулся хитро Сухотин, поднимая тяжелый штоф. — За виктории наши на морях южных! — сказал он, посуду сию враз ополовинив.

За какую это викторию пил? — заинтересовался сразу почуявший что-то Хметевский. — Давай, Яша, выкладывай!

Вот что значит в столицу не ездить. Сидите здесь по берлогам и ни черта не знаете! — заулыбался отогревшийся немного кавторанг, сбрасывая тулуп бараний.

Не томи, злодей, говори! — дружно задвигались заинтересованные капитаны.

Сухотин важно, не спеша, откашлялся, оглядел сидевших взглядом, полным превосходства. Те, затаив дыхание, не спускали с него глаз.

Ну, не томи! — не выдержав, застонал со своего кресла Круз. — Помилосердствуй!

Так вот, — насытившись вниманием к своей особе, молвил наконец-то Сухотин. — С сего дня велено приступать к созданию Донской флотилии. Во главе экспедиции поставлен Алексей Сенявин. Я ж к нему в помощь определен и прибыл сейчас в Кронштадт для отбора служителей. А кроме всего этого... — Кавторанг понизил голос до шепота. — Велено снаряжать еще одну экспедицию секретную на море Средиземное против турок, чтоб туда вокруг всей Европы плыть!

Это дело! — вскочил с места Круз.

Садись ближе, — велели Сухотину, — завтра начнешь набирать, а ноне уже поздно, так что давай выкладывай все по порядку...

Вскоре подошли на огонек капитан Корсаков с «Европы» да капитан Барш со «Святослава», заставили Сухотина все поновой рассказывать.

Потом подходили по одному капитаны Борисов, Поливанов, Шубин и другие. Сухотин начинал свой рассказ сызнова, только теперь ему дружно помогали собравшиеся в каморе. Снова и снова слышались восторженные возгласы кого-то из пришедших, и все в который раз радовались вместе с ним.

К утру Сухотин лишь хрипел, силясь вымолвить что-либо. А капитаны, раскатав по столу карты, взору не привычные, ожесточенно водили по ним пальцами.

Давно погас камин, нетронутой стояла водка. Сухотина подбадривали весело:

Не бойся, Яша. В заботах твоих мы тебе помощники, но будь другом, как же все-таки у них на коллегии дело-то было?

Раннею весною, едва сошел лед, ушли из Кронштадта корабли и суда Ревельской эскадры. Вместе с ними покинул кронштадтский рейд и линейный корабль «Не тронь меня».

Впереди была морская кампания 1769 года.

На юге тем временем шла подготовка к предстоящим сражениям. Турки укрепляли свои крепости, готовили к походу четырехсоттысячную армию.

В Крыму седлали коней, предвкушая скорую добычу, татары.

Русские армии собирались у Киева и Кременчуга. Во главе их стояли генералы Голицын и Румянцев.

Все ждали лета.

Сообщения с театра военных действий за январь — март 1769 года:

9 января. Войска крымского хана вторглись в нашу Елиса- ветградскую провинцию, а две партии татар направились из Крыма к Волчьим водам.

13 января. Пятитысячный отряд татар у Бахмута опрокинут и рассеян отрядом генерал-майора Романиуса. Неприятель бежал за реку Терновку.

Февраль 1769 года. Для снабжения флотилии, назначенной действовать от Азова в Азовское и Черное моря, присту- плено было к заготовлению в Павловске и Воронеже судов. К весне ее императорским величеством велено заготовить и спустить по Дону к Новочеркасску до 75 судов разной величины с 12 400 человек команд при 1035 орудиях, начиная с малого до 24-фунтового калибра.

26 февраля. В крепость Святого Дмитрия на Дону прибыл Вологодский пехотный полк под командованием генерал- поручика Бернеса, назначенный для предварительного занятия Азова и Таганрога.

6 марта. Взяв в прибавок к Вологодскому полку 1000 донских казаков, вернее подступил к Азову, и так как крепость эта была оставлена турками еще гораздо прежде, то она и была занята нашими войсками без выстрела.