Немного повернув голову, я увидела большой букет сирени, воткнутый в кармашек на оборотной стороне спинки переднего сиденья. Я очень люблю сирень, и я тут же сказала об этом, хотя, признаться, мой язык ещё не очень хорошо мне повиновался. Рука слепой незнакомки протянулась и очень точным движением обхватила букет, вынула из кармашка и положила мне на грудь.
– Возьми, милая.
Меня не смутило и не покоробило то, что она обратилась ко мне на «ты», и даже то, что назвала меня «милой», хотя наше знакомство было ещё недостаточно долгим для этого. Скажу правду: меня покорили её объятия, обладавшие смешанным ароматом каких-то дорогих тонких духов и сирени. Она спросила:
– Как ты?
Наверно, в моей голове ещё не совсем прояснилось, потому что меня угораздило ляпнуть:
– Не отпускайте меня, пожалуйста... А то я умру.
Поверите ли, но мне тогда действительно казалось, что моя жизнь напрямую зависит от этих объятий: если они разомкнутся, то она из меня уйдёт, утечёт, как песок сквозь пальцы. Не знаю, что подумала слепая незнакомка, но её объятия стали крепче.
– Ты не умрёшь, – сказала она твёрдо – так, что я сразу поверила. – Я этого не допущу.
Мне пришло в голову, что сейчас самое время спросить, куда мы едем, и я спросила.
– В больницу, – был ответ.
Итак, я ехала в больницу, полулёжа на заднем сиденье боднувшего меня джипа, меня прижимала к себе незрячая незнакомка с великолепной фигурой, но со шрамами на лице.
Пока мы ехали, мне стало значительно лучше, но Альбина по-прежнему очень беспокоилась: по-видимому, её напугал мой обморок. Она прижимала меня к себе, как бы боясь отпустить, а я, совсем одурев от запаха её духов и растаяв от дрожащих сиреневых гроздьев, обняла её за шею. Признаться, мне очень не хотелось в больницу, но Альбина настаивала на осмотре меня врачом. Когда Рюрик открыл дверцу, она сказала мне:
– Подожди, я помогу тебе.
Она вышла. Она двигалась почти как зрячая, только её голова была всегда приподнята: под ноги себе она не смотрела. Я слегка опасалась, что она споткнётся, но она не споткнулась. Выйдя из машины, она протянула мне руки:
– Выходи потихоньку.
Ухватившись за её руки, я неуклюже полезла из машины. И пошатнулась – то ли из-за непривычной для меня высоты джипа, то ли действительно из-за головокружения.
– Осторожно! – воскликнула Альбина, обхватывая меня за талию. – Ты можешь идти?
И, не дожидаясь моего ответа, перекинула мою руку себе на плечи и подхватила меня – я не успела не то что ойкнуть, но и моргнуть. Она держала меня легко, как будто я была тряпичной куклой, а не человеком из плоти и крови, который кое-что весит – в моём случае, пятьдесят восемь килограммов плюс букет сирени. Что я могу сказать? Я снова близко увидела её сглаженные шрамы, но глаз за тёмным щитком очков не могла разглядеть – их как будто вообще не было. Наверно, именно в этот момент я впервые что-то почувствовала, но тогда я сама ещё не понимала, что это значило. Могу лишь сказать, что это был начальный момент её превращения из Альбины Несторовны в Алю.
Признаюсь, то, как она преодолела ступеньки крыльца, ускользнуло от моего внимания, слишком поглощённого ощущениями от рук Альбины и жутковатой темноты её очков, скрывавшей её слепые глазницы. Окутанная облаком аромата её духов, я даже не чувствовала знакомого всем противного больничного запаха, царившего в этой обители телесных страданий, и не замечала взглядов других страждущих, пришедших сюда, в отличие от меня, на собственных ногах и чувствующих себя гораздо хуже меня. Рюрик, как атомный ледокол, проделал нам путь к заветному окошечку.
Но не всё было так просто. У меня был при себе паспорт, но не было страхового полиса, и получение мной медицинской помощи было под угрозой срыва: между мной и врачом встала преграда в виде тётки в регистратуре. Я уже была готова сдаться, тем более что на нас были устремлены злобные взгляды тех, у кого была с собой требуемая бумажка.
– Какой полис? Вы что, не видите – человек только что получил на улице травму! – возмутилась Альбина.
– Надо было вызывать «скорую», – невозмутимо ответила непробиваемая тётка. – А здесь такой порядок.
Альбина сказала:
– Рюрик, реши вопрос.
И так она это сказала – таким ледяным и спокойным голосом, что можно было подумать, будто она отдала приказ Рюрику устранить регистраторшу физически. Наверно, тётка так и подумала, потому что заметно напряглась, когда Рюрик сунул руку за пазуху. Но он достал оттуда не пистолет с глушителем, а какую-то зеленоватую бумажку. Взяв мой паспорт, он вложил бумажку в него и просунул тётке в окошечко.
– Вот наш полис. В какой кабинет нам обратиться?
Тётка открыла паспорт, глянула в него и посмотрела на нас такими глазами, будто увидела там фотографию собственной персоны в обнажённом виде. Её губы покривились и растянулись, как будто через них пропускали электрический ток, и даже не выговорили, а выплюнули:
– Третий кабинет... Прямо по коридору.
– Вот спасибо, – улыбнулся Рюрик, и его дьявольская улыбка как бы говорила: «Это ты должна сказать спасибо, что я не пристрелил тебя».
Врач тоже сразу стал сговорчивым, после того как в кабинет заглянул Рюрик. Возмутившимся людям в очереди он сказал:
– Спокойно. Этой пациентке осмотр требуется безотлагательно.
Он отнёсся ко мне со всем возможным вниманием, направил на рентген с пометкой «срочно», а когда выяснилось, что кость цела, он сообщил это с такой радостью и облегчением, как будто в случае противоположного результата ему грозила бы мучительная смерть. Он прописал обезболивающий гель и отпустил меня на все четыре стороны.
Под ясное майское небо я вышла уже на своих ногах, с букетом сирени и вполне сносным самочувствием.
– Позволь подвезти тебя, – предложила Альбина.
– Что вы, спасибо, не нужно, – отказалась я. – Я лучше прогуляюсь.
Альбина улыбнулась.
– Судя по тому, чем кончилась эта прогулка, я делаю вывод, что тебя лучше не оставлять одну.
Я сказала:
– На сей раз я буду внимательнее.
Не скрою: мне хотелось и снова прокатиться на этом роскошном джипе, и побыть с Альбиной ещё немного. А она, сжав мою руку, сказала:
– Но ведь ты просила не отпускать тебя.
И чем же это закончилось? Солнышко ярко светило на наш город, на коленях у меня подрагивал букет сирени, а джип быстро катился по улицам, управляемый всемогущим Рюриком. Альбина протянула руку и скользнула ладонью по моему лицу; это был ещё не поцелуй, она просто составляла представление о моей внешности, но у меня что-то ёкнуло и сжалось в животе от её прикосновения.
– Рюрик, заедем на рынок, – сказала она.
– Как скажете, Альбина Несторовна.
Джип остановился неподалёку от киоска с мороженым. Альбина, доставая кошелёк и вынимая оттуда тысячную купюру, сказала Рюрику:
– Купи килограмм персиков, килограмм конфет и большую пачку сока.
Рюрик отправился выполнять её поручение, а мы с ней остались в машине вдвоём. Не зная, что сказать, я нюхала сирень, а Альбина как будто к чему-то прислушивалась. Зная, что она не видит меня, я рассматривала её шрамы, пока она не смутила меня, сняв очки со словами:
– Удовлетворяю твоё любопытство.
Там, где должны были находиться глаза, у Альбины были рубцы. Выглядело это страшновато, и она тут же снова надела очки, не позволив мне основательно испугаться.
– Вы попали в аварию? – пробормотала я.
Она ответила не сразу.
– Можно и так сказать.
Я постеснялась расспрашивать о подробностях этого несчастного случая и, чтобы преодолеть смущение, предложила:
– Я выйду за мороженым, киоск рядом. Не хотите?
Она чуть улыбнулась и покачала головой.
– Спасибо, не нужно.
– Как хотите. Я сейчас вернусь.
Я купила пломбир в шоколадной глазури. Съесть порцию мороженого в этот погожий, даже жаркий день было настоящим наслаждением, и я сказала Альбине: