Это была интересная книга, написанная Альбертусом Магнусом[42] и, очевидно, украденная из Британского музея. Альберт предлагал длиннейший список рецептов для осуществления немыслимых дел: как укрощать штормы и летать над облаками, как одолеть врагов, как заставить женщину быть вам верной…

Вот этот последний рецепт: “Ежели хочешь, абы женщина была ни сладострастной ни вое желала бы мужчин, возьми потаенные члены от Вуолка, и волосы, кои растут на щеках, либо бровях иного, такоже и волосы, каковые есть под бородой его, и спал все это, и дай ей этого испить когда не ведает, и не возжаждет она никакого мужчину”.

“Вуолку” это, должно быть, было бы неприятно. Если я был бы той женщиной, мне бы тоже было неприятно; рецепт, судя по слуху, тошнотворная смесь. Но это точная формула, со всеми особенностями оригинала, так что если вам приходится туго держать ее в узде, а под руку подвернется “Вуолк”, попробуйте. Сообщите мне результаты. Почтой а к, лично.

Там было несколько рецептов, чтобы заставить полюбить вас женщину, которая вас не любит, но “Вуолк” намного опережал другие ингредиенты по простоте. Вскоре я отложил книгу, погасил свет и стал смотреть на движущийся силуэт на шелковом экране; Стар расчесывала волосы.

Потом мне надоело терзать себя, и я стал смотреть на звезды. Никогда я не знал звезд Южного полушария: в таком влажном месте, как Юго-Восточная Азия, звезды видны редко, а человеку с шишкой направления они вовсе не нужны.

Но это южное небо было великолепно.

Я глядел на какую-то очень яркую звезду или планету (у нее, казалось, виден был диск), как вдруг до меня дошло, что она перемещается.

Я сел.

— Эй, Стар!

Она отозвалась:

— Да, Оскар?

— Подите посмотрите! Спутник. БОЛЬШОЙ спутник!

— Иду. — Свет в ее шатре погас, она быстро очутилась возле. меня, так же, как и добрый старый попе Руфо, зевавший и почесывавший ребра.

— Где, милорд? — спросила Стар.

Я показал.

— Вон, прямо! Если подумать, то это, может, и не спутник; может, это один из нашей серии “Эхо”. Страх какой большой и яркий.

Она взглянула на меня и отвела глаза. Руфо ничего не говорил. Я поглядел вверх еще немного, глянул на нее. Она смотрела на меня, а не в небо. Я посмотрел снова, понаблюдал, как оно движется на фоне звезд.

— Стар, — сказал я — это не спутник. И не шар из “Эхо”. Это луна. Настоящая луна.

— Да, милорд Оскар.

— И значит это не Земля.

— Это правда.

— Хм… — я еще раз поглядел на маленькую луну, так быстро движущуюся среди звезд с запада на восток.

Стар тихо сказала:

— Вы не боитесь, мой герой?

— Чего?

— Очутиться в незнакомом мире.

— Кажется, довольно симпатичный мир.

— Так оно и есть, — согласилась она, — во многом.

— Мне он нравится, — согласился я. — Но, может, пора мне узнать о нем побольше. Где мы? Сколько световых лет или чего там еще, в Каком направлении?

Она вздохнула.

— Я постараюсь. Но это будет нелегко: вы не изучали метафизической геометрии — как и многого другого. Представьте себе страницы книги… — Я все еще держал под рукой ту поваренную книгу Альберта Великого; она взяла ее. — Одна страница может быть очень похожей на другую. Или быть совсем непохожей. Одна страница может быть настолько близка к другой, что соприкасается с ней во всех точках — и все же не имеет ничего общего с противоположной страницей. Мы так же близки к Земле — прямо сейчас, — как две соседние страницы в книге. И тем не менее мы так далеко, что в световых годах это не выразить.

— Слушайте, — сказал я, — можно обойтись и без словесных выкрутас. Я частенько смотрел “Зону сумерек”.[43] Вы имеете в виду другое измерение. Так я это усек.

Она казалась озабоченной.

— Что-то в этой мысли есть, но…

Руфо вмешался:

— И еще есть Игли утром.

— Да, — согласился я. — Если мы должны толковать с Игли поутру, наверное, нам лучше немного поспать. Извините. Между прочим, а КТО же такой Игли?

— Сами увидите, — сказал Руфо.

Я глянул на ту летящую луну.

— Вне всякого сомнения. Ладно, прошу меня извинить за то, что обеспокоил вас всех из-за глупой ошибки. Спокойной ночи, ребята.

Забрался я снова в свои спальные шелка, как взаправдашный герой (сплошь мускулы и никаких гонад, как правило). Ну, и они тоже упаковались. Она больше не включала света, так что мне не на что было смотреть, кроме летящих лун Барсума. Я попал прямо на страницы книги.

Что ж, я надеялся, что она будет удачной, и что писателю моя жизнь пригодится еще во множестве продолжений. Для героя все тут складывалось недурно, по крайней мере, вплоть до этой главы. Менее чем в 20 футах от меня спала, укутавшись в свои спальные шелка, Дея Торис.[44]

Я всерьез задумался, не подползти ли мне к откидному клапану ее шатра и прошептать ей, что мне хотелось бы задать ей несколько вопросов о метафизической геометрии и прочих материях. Любовных заклятьях, может. А может быть, просто сказать ей, что снаружи холодно, и попроситься войти?

Но я так не сделал. Добрый старый и верный Руфо лежал свернувшись тут же с другой стороны шатра, а у него была странная привычка просыпаться мгновенно и с кинжалом в руке. К ТОМУ ЖЕ ему нравится брить трупы. Как я уже сказал, если есть выбор, я предпочитаю быть трусом.

Я стал смотреть на летящие луны Барсума и незаметно уснул.

ПОЮЩИЕ птицы лучше, чем будильники, а Барсум никогда не был гак прекрасен. Я довольно потянулся, и почуял запах кофе, и подумал, не успею ли я наскоро выкупаться перед завтраком. Наступил еще один прекрасный день, голубой и яркий, солнце только что взошло, и я был не прочь шлепнуть несколько драконов, пока не подоспел завтрак. Только, конечно, маленьких.

Я подавил зевок и перекатился на ноги. Чудного павильона уже не было, а черный ящик был в основном упакован; он был не больше рояля. Стар стояла на коленях перед костром, поторапливая тот самый кофе. В это утро она стала пещерной женщиной, одевшись в шкуру, которая, хоть и красивая, была не красивее ее собственной. Из оцелота, наверное. Или от Дюрона.

— Приветик, Принцесса, — сказал я. — Что на завтрак? А где ваш шеф?

— Завтрак позже, — сказала она. — Сейчас вам только чашка кофе, слишком горячего и слишком черного — лучше, чтобы вы были в плохом настроении. Руфо заводит беседу с Игли.

Она подала мне кофе в бумажном стаканчике.

Я отхлебнул полчашки, обжег себе рот и выплюнул гущу. Кофе бывает пяти сортов: Кофе, Ява, Ямайка, Яд и Растворитель Углерода… Эта дрянь была не лучше четвертой степени.

Тут я застыл, потому что на глаза мне попался Руфо. И компания, пребольшая компания. У края нашей террасы кто-то разгрузил Ноев Ковчег. Тут было все, от аардварков[45] до ящеров, большинство с длинными желтыми зубами.

Руфо стоял лицом к этому пикету, на десять футов ближе к нам, напротив особенно большого и неуклюжего гражданина. Тут как раз бумажный стаканчик разошелся, и кипяток обжег мне пальцы.

— Хотите еще? — спросила Стар.

Я подул на пальцы.

— Нет, спасибо. Это и есть Игли?

— Вот тот, в середине, которого дразнит Руфо. Остальные пришли просто посмотреть, на, них можно не обращать внимания.

— У некоторых из них голодный вид.

— Те, кто покрупнее, в основном травоядные, как демон Кювье. Вон те львы-переростки могут нас съесть — если Игли выиграет спор. Но только потом. Все дело в Игли.

Я повнимательнее пригляделся к Игли. Он походил на потомка из Данди, сплошь челюсти и никакого лба; в нем соединились наименее приятные черты гигантов и людоедов из “Книги Красной Магии”. Мне лично эта книга никогда особенно не нравилась.