Она изобразила верные направления светящимся красным цветом, мнимые зеленым. Зеленого оказалось намного больше, чем красного. У того типа, который соорудил эту башню, мозги были явно набекрень. То, что казалось центральным входом, вело внутрь и вверх, раздваивалось и соединялось снова, проходило рядом с Залом Яйца, потом по запутанному маршруту возвращало вниз и вышвыривало наружу, как в “На выход — сюда” у П.Т.Барнума.

Другие пути уводили вглубь и оставляли вас плутать в лабиринтах, которые не подчинялись правилу “Держаться левой стены”. Если бы вы так поступили, вы умерли бы с голоду. Даже пути, отмеченные красным, были очень запутаны. Если только вы не знали, где хранится под стражей Яйцо, вы могли даже войти правильно и все равно провести весь этот год и январь следующего в бесплодных поисках.

— Стар, ты бывала в Башне?

— Нет, милорд. Я побывала в Карт-Хокеше. Но далеко оттуда, в Гротовых Холмах. Я видела Башню только с большого расстояния.

— Кто-то же должен был в ней побывать. Ваши… противники… наверняка не посылали вам карты.

Она произнесла четко и ясно:

— Милорд, шестьдесят три храбреца погибло, добывая информацию, которую я предлагаю вашему вниманию.

Значит, сейчас мы идем за шестьдесят четвертого! Я спросил:

— Есть способ оставить для изучения только красные тропы?

— Безусловно, милорд.

Она дотронулась до прибора управления, зеленые линии погасли. Красные пути начинались по одному из каждого из трех отверстий, одной “двери” и двух “окон”.

Я показал на самый нижний уровень.

— Это единственная из тридцати или сорока дверей, которая ведет к Яйцу?

— Верно.

— Стало быть, прямо за ней нас поджидает драка.

— Это было бы вполне естественно, милорд.

— Хммм… — Я повернулся к Руфо. — Руфо, у тебя в загашнике не найдется какой-нибудь длинной, прочной и легкой веревки?

— Есть у меня одна, которой Джоко пользуется для подъема грузов. Примерно как крепкая рыбацкая леска, с сопротивлением на разрыв около полутора тысяч фунтов.

— Молодец!

— Подумал, может, понадобится. Тысячи ярдов хватит?

— Да. Что-нибудь полегче есть?

— Шелковая леска для форели.

Через час мы закончили все мыслимые приготовления, и схема лабиринта отпечаталась в моем мозгу тверже алфавита.

— Стар, лапка, мы готовы отчаливать. Будешь творить заклинание?

— Нет, милорд.

— Почему нет? Лучше бы это провернуть побыстрее.

— Потому что это невозможно, мой дорогой. Эти Врата не настоящие; тут всегда мешает вопрос времени. Они будут готовы открыться на несколько минут примерно часов через семь, а потом вновь не могут быть открыты в течение нескольких недель.

Мне пришла на ум скверная мысль.

— Если те типы, которых нам надо достать, это знают, то они накроют нас прямо на выходе.

— Надеюсь, что нет, милорд рыцарь. Они вообще-то должны ожидать нашего появления со стороны Гроговых Холмов, поскольку знают, что где-то в тех холмах у нас есть Проход. Я действительно хотела использовать тот Проход. Эти Врата, даже если они о них знают, так неудобно для нас расположены, что, по-моему, они не ожидают, что мы рискнем воспользоваться ими.

— Ты меня чем дальше, тем больше радуешь. Ты не вспомнила ничего достойного упоминания о том, что следует ожидать? Танки? Кавалерию? Больших земных великанов с волосатыми ушами?

Она явно была встревожена.

— Все, что я скажу, увело бы вас в сторону, милорд. Можно предполагать, что их войско будет состоять скорее из конструктов, чем из истинно живущих существ… Это означает, что они могут оказаться какими угодно. Кстати, все, что угодно, может оказаться иллюзией. Я говорил вам о гравитации?

— Не думаю.

— Простите меня, я устала, и ум мой теряет остроту. Сила тяжести там меняется, иногда непредсказуемо. Ровный отрезок покажется ведущим под гору, потом вдруг вверх. Другое всякое… что угодно может оказаться иллюзией.

Руфо сказал:

— Босс, если оно движется, стреляйте. Если говорит, режьте ему глотку. От этого портится большинство иллюзий. Программы действий вам не требуется; там будем только мы — и все остальные. Так что, когда возьмет сомнение, убивайте. Никаких хлопот.

Я улыбнулся ему.

— Никаких хлопот. О’кей, волноваться будем, когда попадем туда. Так что давайте кончать разговоры.

— Да, милорд муж, — поддержала меня Стар. — Нам лучше несколько часиков поспать.

Что-то изменилось в ее голосе. Я посмотрел на нее и заметил маленькую разницу и в ее внешности. Она казалась меньше ростом, мягче, женственней и податливее, чем та амазонка, которая меньше двух часов тому назад выпускала стрелы в зверей в сотни раз больше себя.

— Хорошая мысль, — медленно сказал я и огляделся. Пока Стар вычерчивала лабиринты Башни, Руфо упаковал все, что нельзя было забрать, и — как я заметил — положил одну подстилку у одной стены пещеры, а две других рядышком как можно дальше от первой.

Я послал ей немой вопрос, глянув на Руфо и пожав плечами, подразумевая: “А теперь что?”

Ответный ее взгляд не говорил ни да ни нет. Вместо этого она сказала:

— Руфо, ложись-ка спать и дай своей ноге отдохнуть. Не ложись на нее. Или животом вниз, или лицом к стене.

Впервые Руфо высказал свое недовольство тем, что мы сделали. Он ответил резким тоном, не на то, что сказала Стар, а на то, что она могла подразумевать:

— Меня и за деньги смотреть не заставишь!

Стар обратилась ко мне таким тихим голосом, что я едва его расслышал:

— Простите его, милорд муж. Он пожилой человек, и у него случаются капризы. Как только он ляжет спать, я сниму свет со стен.

Я прошептал:

— Стар, любимая моя, мне все-таки кажется, что медовый месяц мы проведем не так.

Она вгляделась в мои глаза.

— Такова ваша воля, милорд любовь?

— Да. В рецепте упоминаются кувшин вина и каравай хлеба. Ни слова о компаньонах. Уж извини.

Она положила мне на грудь свою изящную руку, подняла на меня взгляд.

— Я рада, милорд.

— Вот как? — Я не понял, зачем ей надо было сказать об этом.

— Да. Нам обоим нужен сон. Для завтрашнего утра. Чтобы ваша могучая правая рука смогла подарить нам много утренних зорь.

У меня отлегло от сердца, и я улыбнулся ей.

— Ладно, моя принцесса. Только я что-то сомневаюсь, что засну.

— О, конечно, заснете!

— Поспорим?

— Выслушайте меня, милорд любимый. Завтра… когда вы победите… мы тотчас же отправимся ко мне домой. Без дальнейших хлопот и ожиданий. Мне хотелось бы, чтобы вы знали язык, на котором у нас говорят, чтобы не чувствовать себя чужим. Я хочу, чтобы он стал сразу же и вашим домом. Так как же? Согласен милорд муж приготовиться ко сну? Улечься и позволить мне дать ему урок языка? Вы уснете, вы знаете, что уснете.

— Ну… это недурная мысль. Но ведь тебе сон нужен даже больше, чем мне.

— Прошу прощения, милорд, но это не так. Четырех часов сна хватит, чтобы шаг мой стал легок, а на губах играла песня.

Пять минут спустя я уже лежал пластом, глядя в самые прекрасные из всех миров глаза, и слушал, как любимый ее голос что-то тихо говорит на непонятном мне языке…

РУФО тряс меня за плечо.

— Завтрак, босс!

Он всучил мне в одну руку сэндвич, а в другую кружку пива.

— Этого на сражение хватит, а второй завтрак уже упакован. Я выложил чистую одежду и ваше оружье и, как только вы поедите, помогу вам одеться. Только поторопитесь. Через несколько минут нам пора. — Он был уже одет и подпоясан.

Я зевнул, откусил т сэндвича кусок (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, не совсем похожим на помидоры, и салат-латук) и огляделся. Соседнее со мной место пустовало, но Стар, казалось, только что встала; она была не одета. Она стояла на коленях в центре пещеры, рисуя на поту какой-то большой чертеж.

— Доброе утро, болтушка, — сказал я. — Пентаграмма?

— Ммм… — ответила она, не поднимая глаз.