Переведя дух, Долин просунул руку через провода переноски, повесил аккумулятор себе на плечо и принялся карабкаться по лестнице.
Забравшись на крытую обзорную площадку, он достал из рюкзака рацию и моток провода, положил рацию на табурет и соединил клеммы на аккумуляторе с огрызками торчащего из рации провода. Щелкнул кнопкой питания — и зелененький дисплей загорелся, вспыхнув множеством цифр. Повращав ручку, Долин нашел нужную частоту — частоту, зарезервированную для передачи сигнала бедствия.
Взяв спикер, он без надежды на ответ сказал:
— Мэйдэй, мэйдэй, мэйдей! Меня кто‑нибудь слышит?
В ответ — шипение эфира.
Повторив сигнал бедствия несколько раз, Долин бросил спикер. Оставалось лишь ждать, когда в обещанное Савельевым время появится таинственный радиосигнал. И до этого времени — Долин глянул на наручные часы — было еще целых полчаса.
Зевнув, Долин оперся на перила и уставился в даль. Прождать полчаса было для него плевым делом. Он всегда умел абстрагироваться от реальности. Прочь все мысли — они только мешают, из‑за них становится скучно. Не нужно пытаться понять, что видишь, что слышишь и что чувствуешь. Нужно просто раствориться в мире — смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать, чувствовать кожей ветер, но не бороться с ним, а позволить ему обтекать тебя. Абсолютная гармония с природой. Словно плывущий в бурной горной реке листик. Если бороться с течением — обязательно разобьешься о камни. Если расслабиться и позволить реке нести себя — однажды тебя выкинет на берег. Целым и невредимым. Как уже не раз выкидывало Алексея — из среды протистов обратно в общество людей.
Умение не бояться и отрешаться от действительности — оно позволяло ему возвращаться домой. Способность анализировать и планировать наперед была необходима в каменных джунглях города, но в мире протистов она вела к гибели. В мире мертвецов нельзя думать и сомневаться, нужно немедленно реагировать. Просто необходимо уметь доверять инстинктам. Они намного старше разума, и именно благодаря им одноклеточный микроорганизм смог пронести свой генетический код сквозь миллиарды лет бесконечной борьбы за жизнь и передать его человеку по имени Алексей Долин. На инстинкты и рефлексы можно положиться. А разум… он порождает очень много ошибок.
— Я листик в реке, — прошептал Долин, чувствуя, как из головы исчезают все мысли, а взамен приходит покой и безмятежность. Полностью очистив свой разум, перестав обращать внимание и зацикливаться на чем‑то одном, он словно окунулся в другой мир. Такой знакомый, но такой новый. Стали громче и четче звуки, в любых деталях можно было рассмотреть прожилки на мелком камешке внизу, можно было почувствовать и определить направление потоков легкого ветерка. А можно было вообще отпустить себя и вознестись над вышкой, чтобы одним взглядом окинуть все в пределах видимого горизонта. Его состояние позволяло ему все, ибо он ввел себя в контролируемый транс. Существенно снизив активность бета — волн головного мозга, характерных для периодов бодрствования, он словно бы погрузился в дрему, сосредоточившись на внутренних ощущениях и позволяя сигналам внешнего мира, получаемых через зрение, слух и осязание, течь внутрь своего подсознания, минуя его надстройку — сознание. И там, внутри бессознательного, мозг мог работать на полную мощность, не отвлекаясь на мысли и обрабатывая поступающую извне информацию с предельной для него скоростью и точностью, не упуская ни единой мелочи. Что, в конечном счете, и позволяло вызвать в разуме крайне детализированную и насыщенную картинку окружающей реальности.
Вот только что‑то не давало полностью отрешиться от мира. Что‑то тревожило его. Что‑то было неправильным. Подсознание буквально вопило: «Опасность!».
Не выходя из транса, Долин принялся осматриваться. Не задерживаясь ни на чем, его взгляд скользнул по горизонту, по скалистому берегу, по стоявшим позади деревьям.
Казалось, все было в порядке — волны с шипением накатывали на берег и разбивались о скалы, деревья мерно покачивались под порывами ветра, даже галдящая чайка, парящая вверху, не выказывала беспокойства.
Долин почти решил, что его подсознание подняло ложную тревогу, когда внимание привлекло черное пятно в воде. Оно билось о прибрежные скалы, бросаемое на него волнами, метрах в двухста от вышки, но именно оно вызвало чувство тревоги.
Вернувшись в реальность, Долин достал из рюкзака бинокль, приложил его глазам: так и есть, в озере плавал труп. Судя по всему, еще свежий — не успел распухнуть от воды. Однако за последнюю неделю в общине никто не умирал и никто не пропадал… откуда же труп?
Ответ был очевиден, однако сразу согласиться с ним Долин не мог. Настроив резкость бинокля, он внимательней всмотрелся в покойника: синие прожилки вен на белой коже, словно затянутые бельмом глаза и предплечья, из которых вырваны куски плоти. Несомненно, это протист. Из Сортавалы или какого‑нибудь другого поселка, случайно попавший в воду и принесенный к берегам Валаама. Сколько он уже находится здесь — неизвестно. Может быть, день, а может, и все полгода с момента, как растаял лед. Не чуя присутствия людей, мертвец впал в спячку и мог сколь угодно долго плавать по озеру. Но стоит какому‑нибудь человеку появиться на расстоянии в сотню метров, как протист мгновенно придет в движение. Его одного вполне хватит, чтобы полностью уничтожить Валаамскую общину. Возможно, однажды ему бы это удалось. Правда, этому зараженному крупно не повезло.
Долин мрачно усмехнулся. Убивать протистов слишком опасно и практически бесполезно — их все равно не станет меньше, — и Долин бросил охотится на них три года назад. Тогда он остановился на цифре тридцать семь навсегда упокоенных мертвецов, однако пришла пора немного пополнить личный счет. Правда, работа предстояла не самая приятная — протиста придется полностью обездвижить, выпотрошить и сжечь.
— Ну, поехали, — прошептал Долин и принялся через бинокль изучать берег, ища наиболее удобное место для засады. Выманить протиста на сушу, затаиться, а потом напасть со спины и перебить позвоночник — все просто, такая тактика срабатывала раньше, сработает и сейчас. У мертвеца не будет ни единого шанса добраться до живых.
Долин вновь навел бинокль на протиста — и его сердце екнуло. За те несколько секунд, что он потратил на изучение местности, мертвец вышел из спячки и теперь внимательно смотрел на него, на Алексея. Очередная волна кинула протиста на скалу, и он, зацепившись за камни, начал карабкаться вверх.
По коже Долина поползли мурашки. Как же так? Мертвец не замечал его двадцать минут, а теперь вдруг зашевелился. Неужели способность быть для инфицированных почти что призраком подвела? Но чем же он выдал себя? Звук? Нет. Вид? Нет, одежда цвета хаки полностью сливается с фоном темно — серого, сухого леса. Запах? Нет, он находится с подветренной стороны. Тогда остается лишь электромагнитное излучение бета — волн мозга и тепло тела, на которые способны реагировать протисты. Но не с расстояния же в двести метров!
— Эй! — донесся до слуха знакомый мужской голос. — Леша! Я здесь!
Чертыхнувшись, Долин убрал от глаз бинокль — выйдя из леса, Савельев стоял аккурат между вышкой и стремительно карабкающимся по скале протистом. Не замечая мертвеца, он широко улыбался и махал рукой.
Кретин — кретин — кретин, схватился за голову Долин. Велел же остаться в общине! Но нет, не послушался и поперся следом, невзирая на опасность заблудиться! Да еще и вышел на берег в таком неудачном месте!
— Беги сюда! — во всю мощь легких взревел Долин. — Быстро!
Вздрогнув, Савельев опустил руку. Обернулся, но не увидел никакой опасности.
Времени оставалось в обрез. Через пару секунд протист выберется на берег. Чтобы добежать до Савельева, ему потребуется еще секунд десять. Если не успеть перехватить протиста, инфицированных на острове станет двое. А справиться сразу с двумя… Долин сильно сомневался, что у него получится.
Нужно было рисковать. Уже не успеть собрать пистолет и некогда рыться в рюкзаке в поиске гранаты — можно положиться лишь на мачете.