— Я не имею о нем ни малейшего представления, — призналась Синтия. — Но почему ты так говоришь? У тебя на это есть причины?

— Кое-что слышал, — неловко ответил Артур. — Слухи, конечно. Но их слишком много. Некоторые, естественно, можно приписать зависти. Любой богатый обречен иметь врагов не только в личной жизни. Как видно, этот парень не принадлежит к нашему кругу. Он уже успел увести многих наших лучших работников, хотя, как мне кажется, познания в агрономии у него довольно дилетантские. Но он предлагает им заработки значительно большие, чем мы можем себе позволить, и обещает превратить их маленькие коттеджи в дворцы! Это не только смехотворно, но еще и подло. Настоящее пиратство, на которое не способен ни один джентльмен!

Синтия с усилием улыбнулась. Артур говорил страстно, и она прекрасно понимала причину его неистовства. Поместье Марриотов содержалось в строгой экономии, что вызывало жалобы и недовольство работающих там людей. Отец Артура был землевладельцем старой школы, правил своими вассалами жестко, платил по заслугам, и они знали, что он справедлив. После его смерти поместье разделили между двумя его сыновьями, Эдвардом и Артуром. Эдвард погиб в автокатастрофе, и Артур в итоге унаследовал все имущество: поля, лесистые местности и большой мрачный каменный дом, построенный еще в эпоху короля Георга и известный как Холл.

Поместье Марриотов граничило с Бетч-Вейлом, и Синтия прекрасно сознавала, что, несмотря на искреннюю привязанность к ней Артура, он ни на миг не забывал о выгоде объединения обоих поместий.

Странно, но Артур совершенно не походил на своего отца. Когда он раздражался, то бывал зловеще мрачен, молчалив и суров. Он не имел успеха у женщин, хотя, если честно, у него имелись и свои достоинства.

Артур был верен до абсурда, честен и пунктуален во всем, что делал, чем Синтия не могла не восхищаться, особенно после того, как пострадала из-за небрежности и беспечности собственного отца. Беда Артура заключалась в том, что он по природе своей был пуританин. Он жестко дисциплинировал себя и презирал тех, кто не мог похвастаться излишком скромности.

— Разумеется, я не хочу попрекать тебя Бетч-Вейлом, — продолжал Артур. — Это не твоя вина, что тебе пришлось его продать. Боюсь, твой отец был… — Он внезапно оборвал себя. — Думаю, нет необходимости углубляться в прошлое. Просто хочу сказать, я сожалею, что тебе пришлось продать поместье. И я был огорчен, когда услышал о тебе и… о Питере…

Синтия остановила его поспешным жестом:

— Пожалуйста, Артур, я не хочу говорить об этом. Ты не возражаешь? Только не о Питере.

Она отвернулась, пытаясь сдержать рвущийся голос и унять дрожь.

— Конечно. Я понимаю, — ответил Артур. — Тогда давай поговорим о Бетч-Вейле. Что ты знаешь об этом парне, Шелфорде?

Синтия с огромным усилием взяла себя в руки.

— Я правда ничего о нем не знаю, — сказала она. — Мистер Даллас сообщил мне, что он очень богатый человек. Кажется, его мать — американка. Вроде бы, как сказал адвокат, оттуда и деньги. Короче говоря, он очень стремился купить, а я была вынуждена продать. Это все, что я могу тебе сказать, Артур.

— Ладно, возможно, окажется, что все мы в нем ошибались, — неуверенно заметил Артур.

— А что ты о нем слышал? — поинтересовалась Синтия.

— Не стоит верить сплетням.

У Синтии создалось впечатление, что Артур чувствует себя неловко, из чего она заключила: сплетни о Роберте Шелфорде были таковы, что сильно подействовали на него. «Подозреваю, дело в женщинах», — подумала она. Ее немного позабавило такое отношение Артура. Он всегда был педантом, и многое в жизни шокировало его. Он не одобрял беспечность, не одобрял все, что касалось красоты и радости. В сердце, возможно, он даже не одобрял любовь, вопреки факту собственного отчаянного желания жениться на ней.

Но его подход к предложению руки и сердца, как и само словесное выражение этого предложения, был настолько типичным для Артура, что вызывал смех своей неуклюжестью. Они тогда возвращались домой с охоты. Это был неудачный день: собаки никак не могли напасть на след, бестолково околачивались вокруг нор. Все устали и были раздражены. К тому же лошадь Синтии захромала, когда они были в шести милях от дома. Полил дождь, охотники промокли до нитки. Остановившись у небольшой придорожной гостиницы, Питер пристроил лошадь Синтии в конюшню, а сам помчался к дому, чтобы прислать за ней машину.

— Я постараюсь управиться как можно быстрее, — заверил он ее. — Попроси хозяина гостиницы разжечь камин и не подхвати пневмонию.

— Я присмотрю за ней, — предложил Артур.

Синтия удивлялась, почему Артур сам не поехал за машиной, предоставив заботы о ней Питеру. Правда, от его Холла до Бетч-Вейла было приличное расстояние мили в три, но он вполне мог быть и полюбезнее, отлично зная, что чувствуют друг к другу она и Питер.

Но Артур преследовал свои цели. Едва Питер ускакал в ливень, как он вошел в гостиницу и приказал разжечь камин и принести чай.

Синтия устало опустилась на стул, чувствуя, как мокрая одежда противно облегает тело — по меньшей мере простуда ей точно обеспечена.

— Думаю, виски были бы более эффективно, чем чай, — заметила она, слишком усталая, чтобы думать о том, одобряет ли Артур, что она пьет спиртное, или нет. Позже они с Питером посмеются над этим, а пока ей хотелось только одного — добраться до дому, принять горячую ванну и надеть что-нибудь теплое и сухое.

Она слышала, как Артур отрывисто-грубо отдавал приказы:

— Мисс Морроу желает виски, иначе она может простудиться.

— Без сомнения, лучше лекарства не найти! — ответил ему хозяин гостиницы.

— Так шевелитесь побыстрее!

Хозяин вернулся с бокалом виски и поставил его рядом с девушкой. Синтия принялась медленно потягивать обжигающую жидкость. Вот тогда-то Артур и воспользовался случаем.

— Синтия, я кое-что хотел у тебя спросить.

— Что такое? — рассеянно поинтересовалась она, подсчитывая в уме, сколько времени понадобится Питеру добраться до дому и когда за ней прибудет машина.

— Полагаю, ты за меня не выйдешь?

Она сначала не поняла, о чем он говорит, затем удивленно взглянула на него. Он даже не смотрел на нее, уставившись в дальний угол комнаты со странным неподвижным выражением лица.

— Что ты сказал? — переспросила Синтия после длинной паузы.

— Я просил тебя выйти за меня замуж, — пробормотал Артур.

— Ты сошел с ума?

Это был не самый лучший ответ, на который она была способна, но слова выскользнули сами собой. Артур вспыхнул и сжал губы так, что она поняла — он в ярости.

— Нет, я не сумасшедший, Синтия. Думаю, ты и Питер любите друг друга, но вы кузены, и, конечно, полковник не позволит…

— Питер и я помолвлены, — быстро сказала Синтия. — Но, поскольку мы оба еще очень молоды, папа хочет, чтобы мы подождали немного. При первой же возможности мы поженимся. — Она говорила резко, как будто делала ему выговор, но затем, поняв, что Артур искренен в своих словах, сменила гнев на милость: — Извини, Артур!

— Все в порядке, — ответил он. — Я понимаю.

Мысли увлекли ее слишком далеко в прошлое, и, возвращаясь из него, Синтия спросила:

— Почему ты до сих пор не женился, Артур?

Она задала вопрос чисто автоматически. Но когда он посмотрел на нее, она без слов поняла ответ. Почувствовав смущение, Синтия поспешно сменила тему:

— Расскажи мне про скандалы и всякие захватывающие истории, которые произошли в округе за то время, что я отсутствовала. Кто женился, кто нет. Кто влюблен и в кого. Кто с кем живет.

— Боюсь, я не оправдаю твоих надежд. Я ничего не знаю, — решительно ответил Артур.

Синтия громко рассмеялась:

— Ты не должен быть таким чопорным!

— Разве это чопорность? — спросил Артур с каким-то обиженным удивлением.

— Ты сам это знаешь. Твоя беда в том, что ты слишком серьезно воспринимаешь жизнь. Ты слишком хорош для этого мира, в котором много пороков и великое множество грешников.