— Не думаю. Сейчас даже нашим мужчинам трудно стать воинами, мы загнаны в резервацию. Мы готовимся к сражениям, которых никогда не будет, отражаем удары, которые никогда не будут нанесены. Как мы можем доказать свою силу и смелость, когда мы подобны бессловесному скоту? — Голос Ветра задрожал от ненависти, черные глаза засверкали.

Гроза в изумлении уставилась на него.

— Ты тоже ненавидишь это место? — внезапно поняла она.

Ветер метнул на девушку взгляд, предостерегая ее от дальнейших вопросов.

— Да. Мы все хотим снова свободно передвигаться по нашей земле, по земле, которую белые объявили своей. А нас загнали сюда, на негодные земли, и приказали выращивать кукурузу, будто мы женщины! — В каждом слове юноши сквозила неприкрытая горечь.

— Однако ты с готовностью обрекаешь меня на такую судьбу, — тихо укорила его Гроза.

— Я твоя судьба, Летняя Гроза. — Черные глаза пронзали ее взглядом, он все еще кипел от возмущения. — Настало время тебе понять и принять это. Я — твоя судьба и твоя жизнь, ибо что летняя гроза без ветра, который несет ее? Всего лишь дождь. Это ветер обрушивает на землю дождь, собирает в небе тучи, чтобы вызвать могучий гром и молнию. Я — Вольный Ветер, рожденный привести ветер в самое сердце грозы, дать грозе жизнь. Я — твоя жизнь, Летняя Гроза, твой истинный муж.

Они стояли у реки, скрытые от посторонних глаз крутым берегом. И никто не видел, как Ветер притянул к себе потерявшую от изумления дар речи Грозу.

— Посмотри на меня, Летняя Гроза, и запомни, что я тот, кто принесет тебе жизнь — Вольный Ветер, тот, кто разбудит в тебе страсть и удовлетворит ее, как никто другой.

— Нет!

Гроза успела произнести только это короткое слово, потому что губы Ветра запечатали ее рот поцелуем. И чем настойчивее она отталкивала его, тем крепче он обнимал ее. Попав в стальное объятие Ветра, Грозе ничего не оставалось, как ждать, когда он отпустит ее.

Но если бы все было так просто! Если бы она могла не обращать внимания на губы Ветра, целующие ее, но они оказались теплыми, с привкусом соли и солнца. Дразня и искушая, они ласкали губы Грозы, и те подчинялись.

Девушка растерялась. Когда она представляла поцелуи Ветра, они казались ей поцелуями брата. Гроза и вообразить не могла, что они окажутся такими — горячими и сладкими! Она любила Джереми! Как могут губы Ветра смущать ее до такой степени, когда ее сердце принадлежит другому? И тем не менее…

Язык Ветра скользнул меж приоткрытых губ Грозы в ее жаркий, влажный рот, и девушку словно пронзила молния. Если бы свечи чувствовали, тогда они, должно быть, ощущали бы именно это в тот момент, когда их зажигают, — жар, свет и дивное ощущение таяния! Дрожащие пальцы Грозы успокоились на груди Ветра. Нежные и мягкие, они покоились на гладкой обнаженной коже. Под ладонью Грозы размеренно и сильно билось его сердце.

Губы девушки невольно расслабились под натиском мужской воли и страсти и ответили на поцелуй. Гроза запустила пальцы в прядь темных волос Ветра и безотчетно принялась перебирать их. Другая ее рука, будто повинуясь неслышному ритму, начала гладить бронзовую грудь воина. Губы Грозы теперь с готовностью раскрывались навстречу поцелуям Ветра, впитывая их вкус.

Отдавшись на волю чувств, Гроза уже ни о чем не могла думать. Она откликалась только на то, что делал с ней Вольный Ветер. Он гладил ее по плечам и по спине, все крепче прижимая к себе и словно заявляя на нее свои права. От этих прикосновений Грозу охватывали волны жара и желания. Он был ветер и огонь, и он поглощал ее.

Когда наконец Ветер оторвался от нее, у Грозы кружилась голова, чувства ее пребывали в смятении.

— Теперь ты видишь, Летняя Гроза, как идеально мы подходим друг другу, — услышала она его голос. — Вместе мы пронесемся по небесам, Вольный Ветер и Летняя Гроза.

Черные, как ночь, глаза юноши впились в нее таким пристальным взглядом, что Гроза не смогла его выдержать. Растерянная и смущенная, она отвернулась, чтобы как-то справиться с растущей во всем теле дрожью.

Ветер поймал ее за руку и повернул к себе, заставляя взглянуть на него, но Гроза снова отвела глаза.

— Почему ты отворачиваешься от меня? — спросил он. — Ты не можешь отрицать, что мы созданы друг для друга. Я чувствовал, как ты трепетала в моих объятиях, касалась меня своим телом. Твои губы отвечали мне.

— Я не хотела этого.

Разум Грозы отказывался решать эту задачу. Как она могла отвечать Вольному Ветру таким образом, когда знала, что любит Джереми? Почему ее тело самым предательским образом заглушило голос рассудка? Неужели она до такой степени порочна, что прикосновение любого мужчины делает ее рабом его желаний?

— Что с тобой, Летняя Гроза? Ты слишком расстроилась из-за одного объятия.

Вольный Ветер видел всю гамму чувств, отражавшуюся на лице девушки — растерянность, смущение, пристыженность, но почему? Летняя Гроза, без сомнения, была не настолько застенчива, чтобы почувствовать себя виноватой из-за одного поцелуя. Она никогда не была такой застенчивой! Она всегда была маленьким сорванцом!

Злость и смущение залили горевшие щеки Грозы краской.

— Возможно, я не привыкла целоваться с полураздетым мужчиной! — резко ответила она. — Дома все мужчины и ребята носят брюки и рубашки.

— Пуэбло больше не твой дом, — напомнил ей Ветер. — Твой дом здесь, со мной.

— Да, мне все об этом напоминают, будто я слишком тупа, чтобы осознать, насколько испортила себе жизнь!

Гроза подхватила ведра с водой и устало потащилась к вигваму своей семьи, оставив нахмурившегося Ветра размышлять над ее последним замечанием.

Гроза настроилась заучить все трудные и непривычные обязанности не потому, что хотела порадовать Вольного Ветра и родных, а потому, что должна была. Под прикрытием работы и занятий она по возможности избегала Ветра. С того дня, когда он поцеловал ее, она уже не могла видеть в нем только брата.

Гроза все не могла успокоиться из-за того, как она ответила на его прикосновения и поцелуй. Девушка очень жалела, что поблизости нет бабушки Рэчел, с которой можно было бы поговорить на эту тему. Ведь только Рэчел она рассказала о своей любви к Джереми. К тому же та понимала неприязнь Грозы к жизни с шайеннами и сочувствовала внучке. Летней Грозе казалось, что бабушка единственная, кто по-настоящему понимает ее. Из-за того, что Таня чувствовала себя в деревне как рыба в воде, девушку охватывала тоска, обсуждать с матерью сердечные дела Грозе не хотелось.

Делиться сердечной мукой она больше ни с кем не хотела и решила разобраться со своими противоречивыми ощущениями сама. Прежде всего, Гроза знала, что по-прежнему любит Джереми. Она ужасно скучала по нему, он постоянно присутствовал в ее мыслях, и воспоминания о нем тут же вызывали слезы на глазах у девушки.

Будучи честной, Гроза не могла не признаться себе, что поцелуй Ветра более чем понравился ей. В этом-то и состояла вся трудность. Что она за женщина, если любит одного мужчину и наслаждается прикосновениями другого? Неужели она распутна, безнравственна? И неужто она с такой же готовностью откликнется на ласки любого мужчины? Сама мысль об этом вызывала у Грозы отвращение!

Но, размышляя дальше, Гроза все же смогла сделать какие-то выводы. Вспомнив о Роджере, она припомнила, что старалась избегать его прикосновений и буквально принуждала себя сносить его поцелуи, когда этого уже никак было не миновать. Гроза припомнила и другие случаи, когда попытки ухажеров вызвать в ней какие-то чувства не встретили ни в ее душе, ни в ее теле никакого отклика. Только Джереми и Вольному Ветру она отвечала всем своим существом, хотя так и не могла понять почему.

Возможно, думала Гроза, это происходит потому, что эти двое походили друг на друга. Но чем? Оба были высокими и красивыми, но на этом сходство заканчивалось. Светловолосый, зеленоглазый Джереми, образованный, преданный ветеринарии, на несколько лет старше Ветра, обладателя темных волос и глаз. Традиции шайеннов стали частью личности Вольного Ветра, он был шайенн до мозга костей, сильный и гордый. И сколько Гроза ни думала, она не могла понять, что в Ветре так сильно напоминает ей Джереми и почему, тоскуя о втором, она неотвратимо тянется к первому.