А.П. Боткина пишет: «... в 1851 году, ввиду приближавшегося срока свадьбы сестры, братья решили приобрести в собственность поместительный дом. Представился случай, и они купили у администрации по делам купцов Шестовых дом в Толмачах, который и послужил основой Третьяковской галерее. По преданию, северо-западный угол этого дома обгорел во время пожара Москвы в 1812 году. Третьяковы въехали в обстановку Шестовых»294. Владение было приобретено в конце лета 1851 года295. Купчая на дом не сохранилась, или же исследователи пока не сумели ее отыскать в архивных фондах296. Тем не менее можно предположить, что это владение было куплено в рассрочку: в церковных документах на протяжении 1852—1854 годов оно обозначено как «дом почетных граждан Шестовых», и лишь с 1855 года его владелицей указывается «московская купчиха вдова Александра Данилова Третьякова»297.
Новое владение Третьяковых — каменный двухэтажный дом — было расположено неподалеку от старого, в самом сердце Замоскворечья, между Малым Толмачевским и Лаврушинским переулками. «... Дом стоял в глубине двора. По обеим сторонам двора вдоль Лаврушинского переулка были подсобные флигели... В одном помещались кухня, прачечная, кладовые. В другом — каретный сарай, конюшни »298. «... Параллельно южной границе, шел каменный забор, отделявший наш двор, “господский”, от “заднего двора”, где под длинным навесом стояли полки и сани для перевоза товаров... От левого угла дома, вровень с фасадом, начинался сад, отделенный от двора оградой, шел до самого Толмачевского переулка, во всю ширину нашей земли. Сад был обсажен по левой, церковной, стороне и по переулку — большими, раскидистыми серебристыми тополями, дававшими летом черную тень. Зрели в нем китайские яблоки, цвели кусты сирени, шиповника, жасмина... Кое-где стояли под тополями скамейки»299.
По крайней мере до середины 1860-х забота о семействе стояла для Третьякова скорее на втором, нежели на первом месте во внутреннем списке его приоритетов, — прочные лидерские позиции в этом списке принадлежали искусству. Тем не менее для Третьякова было чрезвычайно важно обеспечить благополучие домашнего очага. Непрестанно радея о благе семьи, он мог даже жертвовать собственными интересами. Кроме прямых свидетельств, о которых будет сказано ниже, на это косвенно указывает один факт из биографии Третьякова, мимо которого никак нельзя пройти. Павел Михайлович довольно поздно женился. Это произошло в 1865 году, когда будущему меценату исполнилось 32 года.
В сущности, для купеческой среды XVIII — середины XIX века позднее вступление мужчины в брак было нормой. В случае смерти главы семейства его функции исполнял следующий по старшинству мужчина в роду: брат покойного, сын его или зять. Прежде всего он был обязан пустить в оборот наследственный капитал, наладить стабильное, прибыльное дело. Кроме того, его важнейшей обязанностью становилось приискать хорошую партию для младших членов семьи, в первую очередь, для незамужних сестер. И лишь после выполнения обеих задач купец мог думать о создании собственной семьи. Обычно это происходило к 26—35 годам. Повидавший жизнь купец зачастую находил себе молоденькую девушку (17—20 лет), так что разница в возрасте между женихом и невестой купеческого сословия нередко составляла более 10 лет300. В середине — второй половине XIX столетия эта норма начинает постепенно размываться. Тем не менее М.З. Третьяков сумел при воспитании вложить в сына необходимость соответствовать ей. Сам Михаил Захарович вступил в брак поздно и был гораздо старше своей жены, так же как и его отец, Захар Елисеевич. Павел Михайлович семейной традиции не нарушил. Прежде чем заняться собственной личной жизнью, Третьяков успел выдать замуж двух из трех сестер (третья была еще слишком юна), а также пристроить младшего брата, который в вопросе женитьбы «опередил» старшего почти на десятилетие.
Первой вступила в семейную жизнь Елизавета Михайловна Третьякова. По желанию отца она обвенчалась с В.Д. Коншиным: «... 13 января 1852 года была свадьба Лизаветы Михайловны с купеческим сыном Владимиром Дмитриевичем Коншиным, и молодые поселились внизу, заняв две комнаты окнами в сад. Рядом с ними, в угловой и следующей за ней по южной стороне дома комнатах, устроились братья»301. Вот как В.П. Зилоти описывает своего дядю: «Владимир Дмитриевич был большим хлебосолом. Был романтиком и “родился поэтом”, как говорил он сам про себя... В жизни много любил и много любили его. При недостатке образования у него была редкая деликатность, тактичность и умение жить с людьми, что ему помогало в торговых сношениях с московскими и приезжими купцами, льнопрядильщиками и льняными фабрикантами; умел дела делать и любил угощать»302. Владимир Дмитриевич «... с женитьбой на Елизавете Михайловне... стал товарищем в деле ее братьев, которое разрослось под фирмой “Братья П. и С. Третьяковы и
В.Коншин”»303.
Следующим нашел себе спутницу жизни Сергей Михайлович. Невеста происходила из богатой купеческой семьи Мазуриных.
В.П. Зилоти пишет: «... красивый, веселый Сергей Михайлович собирался жениться на маленькой, тоненькой, “хорошенькой, как куколка”, 16-летней Елизавете Сергеевне Мазуриной. Самому жениху было едва 20 лет (С.М. Третьякову исполнилось 22 года, Е.С. Мазуриной — 19 лет. — А.Ф.). Отделывали Толмачевский дом сообразно новым вкусам»304. Это же подтверждает А.П. Боткина: «... в 1856 году женился 22-летний Сергей Михайлович на Елизавете Сергеевне Мазуриной. К свадьбе Сергея Михайловича дом в Толмачах отделали заново. Вместо шестовской мебели александровской эпохи с тугими сиденьями и красного дерева спинками и локотниками сделали мягкую. Много было произведено лепных работ. Над лестницей шестовские медальоны в черных рамках были заменены шестью — по три с каждой стороны — медальонами-барельефами по Торвальдсену»305.
Свадьба праздновалась роскошно, денег на нее не жалели — словно и не состоял купеческий сын С.М. Третьяков под строгой опекой. «... Когда Сергей Михайлович давал балы во время своего жениховства, играл оркестр на хорах, толпились красавицы и их кавалеры; танцевали “до упаду”, “до зари”. Невеста переодевалась в вечер по три раза: то в вишневое, бархатное, с бриллиантами на корсаже, и бархаткой на шее, то в палевое — “тюль-иллюзион”, то в белое атласное, с золотыми колосьями на фижмах. Жених шел за своей невестой в комнату, где весь вечер ждали куафер и горничная, и под руку вводил ее в зал; все ахали над юной красотой обоих нареченных, над роскошью невестиных платьев, шли поздравления, оркестр гремел туш. Так женился младший сын, любимец своего старшего брата, а старший брат — “схимник” — не показывался»306. Венчание
С.М. Третьякова и Е.С. Мазуриной состоялось 24 октября 1856 года.
Наконец, осенью 1862 года семейный очаг покинула Софья Михайловна Третьякова. «... Сонечка была величественная, выше среднего роста, худая, с темными пушистыми волосами, темными умными глазами и большой черной родинкой на щеке. Она при большом образовании, уме и доброте умела пленять и властвовать»307. Она вышла замуж за архитектора Александра Степановича Каминского, происходившего из небогатой дворянской семьи. «... В самом начале 60-х годов Павел Михайлович как-то привел с собой и представил сестре Сонечке красивого молодого человека гигантского роста, с темными глазами и черными волосами и бородкой, одетого в черную бархатную жакетку, со светлыми брюками, в красном галстуке, веселого балагура. Это был талантливейший архитектор-художник, только что вернувшийся из Рима, где он провел несколько лет пансионером Академии художеств, — Александр Степанович Каминский. Сонечка пленила его своим умом, своей величественностью, а он победил ее “сразу и безвозвратно”, по ее словам, своей бесконечной добротой, своей бесшабашной веселостью и талантливостью»308.
Летом 1862 года Софья Михайловна призналась брату в своих чувствах к Каминскому: «... милый Паша, я хочу передать тебе то, что давно желала сказать и не могла... Ты, конечно, не мог не заметить, душа моя, привязанность между мною и Александром Степановичем, не заметить ее нельзя было потому, что чувства скрыть трудно!.. Я решилась сказать тебе первая о нашей любви... Быть может, милый Паша, ты найдешь безрассудным с моей стороны выходить замуж за человека, не имеющего ничего! Но я остаюсь при моем убеждении, что лучше жить с маленькими средствами и большою привязанностью, чем наоборот»309. То, что Софья Михайловна обратилась с признанием к старшему брату, очень показательно. Дело не только в том, что он любил и уважал умную и независимую сестру. Павел Михайлович был старшим мужчиной в семье. От его согласия или несогласия зависело, будут ли молодые вместе. Ведь брак обеспеченной купеческой дочери и не имевшего больших средств дворянина мог показаться ему сомнительным. Но П.М. Третьяков любил сестру и ценил талантливого Каминского. Последнего ждала незаурядная творческая судьба: он стал одним из творцов «русского стиля» в архитектуре закатной поры Российской империи. Состоялся откровенный разговор коммерсанта с архитектором, после которого Павел Михайлович благословил сестру на брак. Свадьба С.М. Третьяковой и А.А. Каминского состоялась 11 ноября 1862 года.