Будучи прекрасными компаньонами, они выбрали для себя совершенно разные ценности и по-разному проводили свободное время. Старшему брату, в отличие от Сергея Михайловича, никогда не требовалось светское общество с его развлечениями — балами, азартными играми, пустейшими разговорами.
Всерьез увлекающийся, вдумчивый Павел Михайлович через некоторое время должен был отыскать иных друзей — более близких его натуре. Таких, которые сумели бы разделить его основные увлечения, которым не стоило бы труда постоянно поддерживать пламя его внутреннего огня — то ровное, то вдруг устремляющееся к небесам в творческом порыве... Это вскоре и произойдет.
Симпатии Павла Михайловича можно легко проследить, посмотрев на людей, которыми он себя окружал. И В.Д. Коншин, и Е.С. Мазурина, первая жена Сергея Михайловича, войдя в семейство Третьяковых, стали полноправными родственниками. В переписке В.Д. Коншин и П.М. Третьяков именуют друг друга не иначе как «любезными братьями », да и к Елизавете Сергеевне они относились, как к родной сестре. Еще одним «... непременным и любимым членом семьи Третьяковых была Марья Ивановна Третьякова»328 — двоюродная сестра Павла Михайловича, дочь Ивана Захаровича Третьякова. Вот как объясняет ее появление в доме В.П. Зилоти: «... Как переехали Третьяковы в “Толмачи”, стали они ездить на дачу в Сокольники, так как Сонечка была слабого здоровья. Чтобы было ей веселее, приглашали на лето с собой Машеньку Третьякову, тоже здоровья слабого. Прошло лето, другое — и так полюбили Машеньку, что больше ее домой не отпустили. И осталась она навсегда жить в “Толмачах”, в своей комнатке... Когда бабушка Александра Даниловна переехала... к Илье Обыденному, в “Толмачах” осталась хозяйничать Машенька; хозяйство со всеми приказчиками, домашней прислугой, кучерами, возчиками, дворниками держала она в руках и несла на своих плечах мирно, кротко, никогда не раздражалась и была любима всеми. Она до конца дней своих осталась ангелом-хранителем “Толмачей” наших»329.
Через четыре года после женитьбы Сергея Михайловича, в 1860 году, молодого купца постигло горе — оставив ему единственного наследника, скончалась молодая, горячо любимая супруга. Павел Михайлович сообщает об этом Г.Г. Горавскому, брату художника А.Г. Горавского: «... у нас в семействе траур: умерла сестрица Елизавета Сергеевна, то есть жена брата Сережи; случилось это 29 августа, больна она была две недели »330. «... Вторично Сергей Михайлович женился 10 ноября 1868 года... на Елене Андреевне Матвеевой — девушке образованной, оригинальной красоты. Она имела изумительные покатые плечи, бледное, чуть-чуть одутловатое лицо, тяжелый жгут волос на затылке и крошечные руки, которыми очень гордилась... Детей у Елены Андреевны не было»331. Со второй женой Сергея Михайловича доверительных отношений в семействе Третьяковых не возникло. Не оттого ли, что Павлу Михайловичу она была несимпатична? В.П. Зилоти пишет, что, несмотря на любовь к брату Сергею, Павел Михайлович «... не всегда соглашался с его образом действия в его общественной деятельности в качестве городского головы города Москвы; не любил снобистических и генеральских замашек его жены Елены Андреевны и приписывал ей дурное влияние на мужа; печалился этим и страшно его жалел»332.
Итак, Павлу Михайловичу удалось «пристроить» двух сестер и брата. Несмотря на замкнутость П.М. Третьякова, на его кажущееся обособление в собственном кабинете, удаление от семейных перипетий, дела рода он вел умно и расчетливо. Расчет этот был высшего порядка: Третьяков неизменно старался поддерживать хорошие отношения между членами своего семейства, как мог, смягчал возникавшие между ними конфликты.
Заметных успехов Павел Михайлович сумел достичь и на поприще коммерции333. 1 января 1860 года состоялось открытие торгового дома под маркой «Товарищество П. и С. братьев Третьяковых и В. Коншина». У Товарищества уже на момент его основания были солидные деловые связи и репутация: оно являлось продолжением дела, которое вел сперва Михаил Захарович, а потом и Александра Даниловна. Павел Михайлович исполнил долг перед семьей. Теперь он мог подумать об устроении собственного семейного счастья, в чем вскоре и преуспел. Но прежде чем об этом пойдет речь, необходимо вернуться к моменту переезда семьи в Толмачевский дом и посмотреть на образ жизни будущего мецената, который он вел в 1850-х — первой половине 1860-х годов, на его круг ближних друзей, на его увлечения.
В новый дом в Лаврушинском переулке Третьяковы перебрались не ранее 29 августа 1851 года и не позднее 28 августа 1852-го334. В XIX столетии человек, переселившийся из одного района Москвы в другой, иной раз даже с одной улицы на другую, автоматически покидал состав своей приходской общины и становился членом другого прихода. Переехав в приобретенный у Шестовых дом, Третьяковы оказались в составе прихода Никольского храма в Толмачах, к которому этот дом был приписан. Но нередко среди прихожан создавались столь тесные связи, что и после переезда на новое место жительства человек продолжал посещать старую церковь, поддерживать прежние хозяйственные и дружеские отношения. Вот и семейство Третьяковых посещало «родной» Николо-Голутвинский приход до скончания дней, поддерживая контакты с местным клиром. Священник Голутвинского прихода П.С. Шумов со ссылкой на предшественника А.А. Виноградова пишет: «... когда я поступил к Николо-Голутвинской церкви в дьякона в 1857 г., то в это время уже... два брата П. и С. Михайловичи вместе с матерью жили в теперешнем доме у Николы в Толмачах. Но я все это семейство видал, так как они долгое время езжали каждый год исповедоваться в нашу церковь к упомянутому священнику»335.
Жизнь доброго православного практически немыслима вне жизни прихода. Рассуждая о людях, которые могли повлиять на становление личности того или иного русского исторического деятеля, необходимо, среди прочего, присмотреться, с кем он ходил в церковь, проповеди какого священника слушал. В наши дни церковный приход трудно назвать устойчивой единицей: часто к одному храму, к одному священнику съезжаются люди со всего города или хотя бы района. А если окраины большого города бедны церквями, частенько его жители посещают то один храм, то другой, ни в каком приходе не задерживаясь подолгу. В дореволюционной России было иначе.
Еще в XVIII веке государство сделало все возможное, «прикрепляя » людей к тому или иному церковному приходу. Целая серия указов Петра I, а затем Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны была направлена на то, чтобы обязать людей ходить на исповедь и причастие к той церкви, возле которой они жили и к которой были «приписаны» их дворы. Священник должен был ежегодно составлять особый документ — исповедную ведомость, — где указывал, кто из «приписанных» к церкви прихожан был у исповеди и причастия, кто не был, и если не был, то по каким причинам. Проводя эту политику, правительство преследовало сразу несколько целей. С одной стороны, возлагая на священников чиновничьи функции по «регистрации» населения, оно выявляло «скрытых раскольников» и вообще людей, нелояльных государству и Церкви. С другой — пополняло государственную казну: старообрядцев заставляли платить повышенные подати, а неисповедавшихся — штраф «против доходу втрое». И наконец, власти имели в виду еще одну важную цель — вернуть староверов в лоно Православной Церкви. Разумеется, воплощение любой реформы идет не так гладко, как хотелось бы реформатору. Составление нового документа встречало сопротивление как со стороны прихожан, так и со стороны священников. Тем не менее начиная с 30-х годов XVIII столетия приход начал становиться устойчивой социально-административной единицей, из года в год объединявшей одни и те же семьи. Устойчивость же чисто человеческая, «добрососедская », была характерна для русского прихода исстари. Прихожане не просто знали друг друга в лицо — они были в курсе основных событий, происходивших в соседних дворах: где кто умер, где заболел, где женился, а где покрестили младенца.
К моменту рождения П.М. Третьякова (1832) исповедные ведомости составлялись уже около столетия. Сам же Николо- Толмачевский приход был старинным, намного древнее этой государственной инициативы. Старина и устойчивость приходской общины обеспечили самые тесные, складывавшиеся на протяжении многих поколений дружеские, деловые и брачные отношения между прихожанами. А ведь это связи гораздо более прочные, чем просто между соседями, как в наши дни. Члены прихода слушали проповеди одного священника, причащались из одной чаши, встречались на крестных ходах и праздниках... в конце концов, были друг для друга братьями во Христе.