— Болтать ты можешь, — согласился Фини-Глаз. — Но смотри, мерзавец, если без меня туг вдруг набедокуришь… Вернусь — уши оборву!

— Папуня!.. — заревел надсадно Юзюдюрик, трагически кривя рот и размазывая слезы по щекам. — Я тоже хочу! В экскурсию… На Зе-е-млю!

— Ну что ты издеваешься над ребенком? — возмутилась тотчас мать. — Зачем тебе понадобилось рассказывать про эту окаянную экскурсию?! Гляди, дите плачет… Теперь опять заикаться начнет. Что, доволен?

— Молчи, Фантипула, — мрачно сказал Фини-Глаз. — Придумала! Я ему тогда позаикаюсь!.. Сам знаю, что делаю. И не учи меня! А если у нас сын таким кретином растет, что никакие доводы на него не действуют, то уж в этом я не виноват. Все — твое воспитание! Весь в тебя — зануда. Как и твой отец. Хоть бы преставился скорее… Извини.

— Вот, вот! Я этого давно ждала, давно! Когда-нибудь ты должен был проговориться… О, ничтожество! — зло подбоченилась Фантипула. — Тебя послушать, так я всю жизнь только вредительством и занимаюсь. И папочка тебе уже не по нутру… Скажи, пожалуйста!.. А кто дом содержит, кто вот на этом — нет, ты взгляни! — вот на этом горбу всех вас возит каждый день?! И почему, например, ты и меня с собой не можешь взять? Я что, не заслужила? Почему я тоже не могу слетать на Землю?! Что же я, не человек? Я свободное существо. Ничуть не хуже тебя, учти это! Я звучу гордо, понимаешь?!

— Молчи, Фантипула, — мрачнее еще больше, безнадежно глядя в угол, огрызнулся Фини-Глаз. — Молчи, жена моя, и впредь не выступай!

— И не подумаю!

И тогда Фини-Глаз объявил громогласно, широко распахивая дверь на улицу, чтоб слышали соседи:

— Говорю в последний раз и окончательно. Вы все мне надоели! Хуже, чем не знаю кто!.. Сил больше нет терпеть! Даже в такой день, когда заветное, как говорят, свершилось, когда я кои-то раз в веки лечу на далекую Землю, вы непременно хотите отравить мое существование! Семейка, ничего не скажешь!.. И папаша твой… Кошмар! Ну, все — прощайте! Если не вернусь, то только из-за вас!

И он торжественно вышел излому, нервными пинками толкая перед собой дорожный кованый сундук.

Грохот стоял — на полквартала.

— Ах… Повеситься, что ли? — трагически промолвил Юзюдюрик, глядючи отцу вослед.

— Да ты и впрямь кретин, — круглыми глазами посмотрела на него Фантипула. — Совсем уж… А, сынок?

Заяц выскочил из кресла и, истошно завопив, принялся кругами носиться по кабинету.

— Нет, видали?! — голосил он. — Им все мало! Еще одного нахлебника мне на шею хотят посадить. Я что, по-вашему, двужильный, да? Нет, это точно заговор. Коварные интриги. Затравили совсем. За-тра-ви-ли!

Стукнувшись разика три головой о стенку, он малость поуспокоился, нехотя вернулся назад, в кресло, и взялся было вычитывать крамугасовы бумаги.

Затем внезапно отшвырнул их, скомкавши, на стол и с отвращением сказал:

— Скверно все это. Гнусно. Как вы вообще… к войне относитесь?

— Не знаю, — пожал плечами Крамугас. — Не думал никогда. Не доводилось. Воспитание не то… У нас планета тихая, извольте видеть, так что, сами понимаете… Но в книжках, когда пишут, я люблю…

— В книжках!.. — возмущенно фыркнул заяц. — Скажет тоже!.. В книжках — срам, весь вред — оттуда! Я их не читаю. С детства. Я — своим умом… Да… А теперь вот — боюсь. Ужас! Хлопот будет — не оберешься! И ответственность, конечно, возрастет… Вас это не пугает?

Крамугас неопределенно улыбнулся в пустоту и изобразил руками непонятный крендель.

— Ясно, — произнес редактор и постучал лапой по столу. — Все ясно. Я вот думаю: чем вас полезным загрузить? И чтобы под ногами не болтались… Время-то такое — и не знаешь, что там через час произойдет…

— На любую работу согласен! — выпалил Крамугас. — Писать хочу!

— Это я сразу заметил… Все нынче хотят! Чтоб в теплом месте груши околачивать… Нынче это модно, даже, говорят, престижно. А ветры на дворе переменились, черт бы их побрал!.. Знаете, что?

— Э-м-м… Нет еще, — с ретивой готовностью ответил Крамугас, изображая преданность и воодушевление, — не знаю. Да и как могу знать наперед?!

— Что-то я хотел вам предложить… — заяц натужно почесал за ухом. — Вот проклятая память! Только что-нибудь подумаешь — и мигом вылетает… Склероз какой-то… Скверно. А? Совсем житья нет…

— И не говорите, — поддакнул Крамугас.

— Да, житье… Житье-небытье. Казенная могила… Вот! Вспомнил, наконец! — обрадованно пискнул редактор. — Тема — морковка! Пальчики оближете! Короче, напишите-ка статью. О нашем удивительном прошлом…

— О будущем? — не врубившись, брякнул Крамугас.

— Нет, именно о прошлом! Это у вас там, на Бетисах ваших!.. А у нас — прошлое! Всегда с нами и всегда — напоминает… И безмерно удивляет. И зовет куда-то. Ничего нет лучше!

Он с надеждой посмотрел на Крамугаса. И даже залихватски подмигнул.

— А что, оно и впрямь было удивительное? — осторожно поинтересовался тот. — И чем же именно?

— Откуда я знаю! Я в здешней истории не силен. Не за тем назначали. Есть, наверное, какие-нибудь записи, источники, архивы… Может, что-то и было. Даже скорее всего… Всегда нетрудно при желанье отыскать…

— А без него — никак не обойтись? — на всякий случай усомнился Крамугас. — Ну, без этого самого прошлого? Будущее все же как-то…

— Нет, нельзя, — отрезал заяц. — Невозможно. Будущего — нет, и думать о нем вредно. Вредное сбивает с толку и калечит организм… А вот прошлое… Все мы родом оттуда! Сейчас оно просто необходимо. Вы, распределенный спец, должны из обстановки исходить. Потом-то все опять забудут — так оно всегда… В истории, похоже, никому всерьез копаться не охота, если что и вспоминают — только для того, чтоб застолбить свою, сегодняшнюю, правоту… А там — хоть трава не расти. М-да… Травка — тоже витамин… Обидно, когда нет… Но я отвлекся! Прошлое необходимо, оно всегда на подвиг направляет. Коли преподать как надо… Припугнуть по-умному… Да, будоражит память! А сейчас — война…

Завалю, с внезапным отчаянием подумал Крамугас и в смятении принялся быстро-быстро перекладывать свой кейсик из одной руки в другую.

Эх, не надо было сюда ехать, лучше б уж на Саву-Драву — ведь и предлагали поначалу, когда шло распределение… Там хотя и потасовки, да не тот масштаб…

А впрочем, поздно, поздно отступать — приехал, влип… И точка.

— Право, — с неуверенностью покачал он головой, — как-то не совсем путево получается. Вы сами посудите… Я же совершенно посторонний человек. И вот так, с бухты-барахты, писать о том, что дорого и близко для незнакомых мне людей… Не выйдет ли накладки?

— Ничего не выйдет, — успокоил его заяц. — Я вам обещаю. Тут я полностью спокоен. Нужно только осознать… Проникнуться, прижиться… Именно! Когда мне предложили стать редактором, я тоже поначалу не хотел, отнекивался: дескать, не готов — и чужеземец я, и опыта работы по большому счету нет, и взгляды в целом… ну, не очень… А потом мне намекнули: мол, должен ты, должен, косой! Такие кадры нам нужны. И я согласился. И, как видите, руковожу. И все со мной считаются.

«А что им остается делать?» — чуть было не сказал Крамугас, но вовремя спохватился.

— Я попробую, — кивнул он, тихонько вздохнув.

— Что значит — попробую?! И разговора нет!

— Да, — согласился Крамугас. — Наверное, вы правы. Мой рабочий долг… Все силы приложу. Конечно, это дело наживное! При желанье — научиться можно. Я учту…

— Вот и ладушки, — обрадовался редактор. — А то, боюсь, и не допросишься — никто не согласится… Все такие нынче важные! Шпана газетная… И что-то я еще хотел вам сказать… Чертова память! Ах, да!.. Будете у нас заведовать отделом «Мир — из забытья»! Для вас нарочно создаю. По нынешним-то временам — ответственнейший пост!

— О, право… Бесконечно благодарен, — еле выдавил из себя Крамугас, ошарашенный столь стремительным поворотом дел. — Но… как писать? Верней — о чем?

— Да очень просто! Экий вы!.. Поворошите старые журналы, газетенки — чтоб солиднее казалось! — поглядите, что там есть пикантного, занятного, на данный миг полезного, а после сядете и — х-хоп! — состряпаете нам большую, прочувствованную статью. Стиль — страстный и мятежный!.. Нет, мятежный — это я переборщил, сейчас как раз — совсем не надо, могут не понять…