Оттолкнув его, она воскликнула:

— Ты просишь моей руки?!

Предложение вырвалось у Виктора случайно, но он не собирался брать его обратно.

— Да, я прошу тебя стать моей женой!

— Подожди минутку, дай перевести дух! Ты это серьезно? — Девушка подошла к покрашенной в белый цвет железной скамье под пальмами и села.

— Никогда в жизни я не был так серьезен, как сейчас.

— Но ты не успел даже потанцевать со мной и вдруг делаешь предложение! Это невероятно! Кроме того, я не могу выйти за тебя: дядя Огастес наверняка будет категорически против.

— Ну и пусть!

— Но если твое предложение серьезно, как я могу быть уверенной, что ты не увиваешься за моими деньгами?

— Твоими деньгами? — недоверчиво спросил Виктор.

— Мой отец богатый человек. Что же касается тебя, то, хотя мне и не известно содержание завещания дяди Огастеса, я сомневаюсь, что он сделает тебя своим наследником. Поэтому брак со мной был бы для тебя выгоден, не правда ли?

Она понимала, что причиняет ему боль, но ей нравилось это делать.

— Хочешь знать, что я думаю, Люсиль? — ответил Виктор тихо. — Влюбившись в тебя, я сделал самую большую глупость в жизни.

С этими словами он, оставив изумленную Люсиль, вышел из оранжереи. Девушка вскочила и, бросившись за Виктором, остановила его в вестибюле:

— Подожди минуточку, Виктор... Я не хотела тебя обидеть! Просто... Ты никогда меня никуда не приглашал... То есть мы не встречались, и вдруг ты делаешь мне предложение... Это смутило меня...

— Но куда бы я мог тебя пригласить, если, как тебе известно, твои излюбленные места мне не по карману?

— Глупости, ты мог бы повести меня в какой-нибудь недорогой ресторан... Я буду дома еще две недели...

У Виктора отлегло от сердца.

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Пожалуй... — Люсиль на мгновение задумалась. На следующий день вечером она должна была идти в оперу с Биллом и его родными, но неожиданно Виктор показался намного интереснее и оперы, и самого Билла. — Хорошо, но только вдвоем. Придется солгать родителям, чтобы они не послали кого-нибудь меня сопровождать, это было бы так скучно! Недалеко от Греймерси-парк недавно открылся один ресторанчик... кажется, он называется «Чез Пол», в нем, должно быть, кормят хорошо и недорого... Давай встретимся там завтра, скажем, в восемь вечера?

Злость Виктора прошла, уступив место волнению.

— Я приду.

— И еще, Виктор, ты замечательно целуешься!

Взяв Люсиль за руку, Виктор повел ее обратно в оранжерею и снова поцеловал.

— Это могло бы стать восхитительной привычкой, — прошептала девушка.

Вдруг позади них кто-то засвистел и захлопал. Виктор выпустил из объятий Люсиль и обернулся: Родни и Артур аплодировали, стоя в дверях оранжереи.

— Продолжай, Виктор! — воскликнул Родни. — Я всегда хотел увидеть, как итальянцы занимаются любовью!

— Родни, — перебила Люсиль брата, — чтоб ты утонул в Гудзоне!

— Но у вас здорово получается! Погодите, вот узнает Билл Уортон... А почему у тебя нет мандолины, Виктор, чтобы спеть Люсиль серенаду? Разве не так поступают в Венеции? Правда, тебе не хватает гондолы...

Первым побуждением Виктора было удавить юнца, но вместо этого он сказал:

— Ты совершенно прав, Родни, жаль, что у меня нет мандолины. Поэтому... Смотри, как поступают влюбленные итальянцы.

Виктор опустился одним коленом на белый мраморный пол, простер к Люсиль руки и запел по-итальянски своим резким баритоном:

Милая Лида!

Рая созданье, луч светлый солнца,

Чудный цветок!

Не зная, стоит ли рассмеяться, Люсиль смотрела на него, завороженная его чудесным безумством.

Ты радость сердца,

Ты упованье, моя царица!

Ты жизнь моя...

Увидишь скоро родное небо,

В своей отчизне ты будешь вновь!

Дам тебе царство, трон и порфиру

И твой венец тебе возвращу,

О-о-о...

Кульминационное «о-о-о» Виктор пропел, жестикулируя с преувеличенной страстностью третьеразрядного итальянского тенора. Теперь уже Люсиль хихикала, но весело стало и ему самому.

Милая Аида,

Рая созданье, луч светлый солнца,

Чудный цветок!

Ты радость сердца,

Ты упованье, моя царица!

Ты жизнь моя...[23]

Молодой сицилиец поднялся с колена, театрально поклонился корчившимся от смеха кузенам, потом подошел к Родни и, любезно улыбаясь, сказал:

— Родни, ты лошадиная задница.

С этими словами Виктор покинул дом Декстеров и направился к себе в Бруклин.

В ту ночь Виктору не спалось. Он ворочался в постели, то мечтая о Люсиль, то с презрением вспоминая о Родни и обо всем с ним связанном, то мучаясь сомнением в своих силах. Денег у него нет, перспектив почти никаких, в банке он получает тридцать пять долларов в неделю. Разве можно при таком доходе ухаживать за наследницей владельца универмага? Ужин с ней в ресторане следующим вечером может стоить половины его недельного жалованья! Конечно, со временем Элис что-нибудь оставит ему, но Огастеса Виктор уже много лет назад перестал принимать в расчет: он не был уверен, что возьмет что-либо от приемного отца, даже если будет упомянут в завещании. Виктор считал себя достаточно образованным, чтобы заработать на пристойное существование, но не более. Люсиль же, он знал, не представляла себе жизни без богатства и роскоши. Тогда с какой стати ему подогревать свои надежды, ухаживая за ней? Это была всего лишь попытка подготовить себя к болезненному поражению.

Около часа ночи Виктор услышал, что вернулся Джанни Диффата. Через несколько мгновений дверь Виктора тихонько отворилась, и молодой человек услышал шепот:

— Виктор! Встань, помоги мне.

Он встал с постели и зажег лампу. Джанни стоял, привалившись к двери. Ко лбу он прижимал красную от крови тряпку.

— Господи, что случилось?

— Мне досталось от евреев... Не мог бы ты меня перевязать? Не хочу пугать своего старика.

— Ладно, давай спустимся в его кабинет.

Виктор схватил ночник, и они поспешно направились через холл в цокольный этаж. В кабинете доктора Виктор поставил лампу на стол и повернулся к Джанни, чтобы осмотреть рану.

— В меня попали камнем, — сказал молодой Диффата, усаживаясь на вращающийся стул отца. — Чертовски больно.

— Подожди минутку, сейчас промою...

Виктор наполнил водой фарфоровую миску, обмакнул в нее губку и начал промывать рану, под которой уже образовалась сине-черная шишка.

— Из-за чего началась драка? — спросил Виктор.

— Мы напали на их клуб.

— Чей?

— «Диких котов» из Вильямсбурга. Клуб этой банды «моков» на Рутледж-стрит. Вчера они налетели на Марко, поэтому сегодня мы ответили ублюдкам. Дрались замечательно, жаль, что ты не видел.

— Нет уж, уволь. Почему они напали на Марко?

— Он приударил за одной из их девчонок. Эта сука сама вешалась ему на шею, но они накинулись на Марко... Проклятые скоты...

— А разве вы вели себя лучше?

— Да, черт возьми! Мы им преподали урок! Боже, поосторожней, больно...

Виктор принялся резать бинт.

— Во всяком случае, больше они нас не побеспокоят, — продолжал Джанни. — Особенно их вожак, здоровенный русский еврей Шумлин, или как его там... У них имена — язык сломаешь.

— О нас говорят то же самое.

— Во всяком случае, этот еврейчик не будет выглядеть так хорошо, как прежде.

— Что с ним случилось?

В слабом свете лампы Виктор увидел на жирном прыщавом лице Джанни ухмылку.

— Я достал этого парня, — прошептал он, проводя пальцем от левого виска по щеке до самого подбородка. — Р-р-аз — и через всю его проклятую физиономию. Шрам останется на всю жизнь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: