Рыбалко подозвал к карте командарма Романенко. Тот был в парадном мундире, при всех орденах и медалях.

— Гитлеровцы могут возобновить атаки на Малоархангельском направлении и на Гнилецком. Но что это даст? — спросил Черняховский.

— Этот вариант они уже испытали, — заметил Романенко.

— Если гитлеровцы не получат солидных подкреплений, они, пожалуй, откажутся от такого распыления сил, — размышлял вслух Черняховский. — Они, очевидно, сузят фронт наступления, навалятся всеми силами… Где? Ольховатка — это шоссе. Поныри — железная дорога. Здесь они будут искать успеха.

Худощавый, невысокого роста, очень быстрый в движениях, похожий на Суворова Батов прохаживался по блиндажу. Прищурив темно-серые глаза, он взглянул на карту и сказал:

— Над этим вопросом стоит поразмыслить…

«Любимая батовская фраза», — подумал Курбатов и стал рядом с суровым Пуховым.

— А ваше мнение? — спросил Черняховский Батова.

— Возможен удар на Молоничи, Верхний Любаж с целью выйти на шоссе Орел — Курск в общем направлении на Фатеж.

— Серьезный участок, — согласился Черняховский, но взгляд его скользил дальше по узкой красной полосе, туда, где на севере и на востоке войска Западного и Брянского фронтов нависли над орловской группировкой гитлеровцев. — Основные силы фашистов втянуты в бой за Курск… На Западном и Брянском фронтах создаются весьма благоприятные условия для внезапных ударов. — И Черняховский отошел от карты.

Рыбалко взял его за локоть и глубоко вздохнул.

— К сожалению, дорогой мой, все еще впереди… Орел, Болохов, Мценск, Хотынец, Карачев опоясаны кольцевыми обводами. Надо форсировать Зушу, Оку, Оптуху, Вытебеть, Неручь, Машок, Десну, а берега этих рек немцы укрепляли двадцать два месяца!

Наступило молчание. Курбатов окинул взглядом подземный кабинет командующего. Знакомые вещи перекочевали с Дона и Волги под Курск. Их было немного: красная скатерть, с крупными щербинами хрустальная пепельница, овальное зеркало в раме цвета спелой вишни, матовый электрический шар над походным столом и на тумбочке приготовленные на всякий случай светильники из снарядных гильз, те же стулья и дубовая скамейка с почерневшими инициалами дежурных связистов.

Вошел командующий фронтом Рокоссовский с начальником штаба Малининым. Он пожал руку каждому генералу, пригласил сесть.

— Итоги дневного боя… — Рокоссовский обвел всех светло-голубыми глазами и слегка улыбнулся.

Курбатов хорошо знал эту приветливую, добрую улыбку и то, что командующий охотно слушал других и мало говорил сам.

Рокоссовский задержал на Курбатове взгляд и, словно угадав его мысли, чуть-чуть усмехнулся, продвинул пепельницу и сказал:

— Предоставляю слово начальнику штаба. Прошу, товарищ Малинин.

Начальник штаба протянул руку к бумагам.

— Наступление гитлеровских войск срывается, — начал он звучно. — Сейчас ясно: орловская группировка противника наносит удар там, где мы ожидали. Наступать с орловского плацдарма на восток или на северо-восток гитлеровцы не могли. Над их южным флангом нависла мощная группировка советских армий. Правильно было предполагать, что противник нанесет удар под основание Курского выступа. Командование фронта было в курсе подготовки фашистов к наступлению. В конце июня и в начале июля наши войска находились в боевой готовности. О напряженности июльской битвы приведу следующие факты: только перед войсками генерал-лейтенанта Пухова пятого июля действовало около девяноста восьми тысяч вражеских солдат и офицеров, тысяча сто восемьдесят орудий, шестьсот пятьдесят девять минометов, шестьсот двадцать пять танков, пятьсот шестьдесят пять штурмовых орудий, или точнее, как называют их немцы, штурмовых танков «сорок три», — поправился Малинин. Он перевернул исписанный листок бумаги и также звучно произнес: — Только артиллеристы генерала Пухова выпустили сегодня до ста тысяч снарядов. Опорный пункт номер один и отметку двести сорок немцы атаковали четыре раза. В этом районе зарегистрировано семьсот пятьдесят танковыходов.

— Родилось новое слово: танковыход! — Рокоссовский чуть-чуть усмехнулся.

Малинин, уже не глядя в бумаги, продолжал.

— Силы врага велики. Еще до начала сражения советская разведка установила: Гитлер сосредоточил на Курской дуге почти полумиллионную армию. Здесь наступает его восемнадцать танковых дивизий. Приблизительно десять тысяч вражеских орудий и минометов ведут огонь. Четвертый воздушный флот противника имеет в своем распоряжении тысячу восемьсот пятьдесят самолетов. Ему помогают отдельные части шестого флота. Но сопротивление наших войск настолько упорное, а потери фашистов столь велики, что они вынуждены временно прекратить атаки, заняться перегруппировкой сил. Владимир Ильич Ленин учил первых красных командиров бить противника до полного его разгрома, не давать ему передышки, он требовал не щадить никаких сил в борьбе с опасным врагом. Июльская битва будет выиграна нами с меньшими потерями, если мы обратим серьезное внимание на четкое взаимодействие нашей пехоты и танков с артиллерией и авиацией. Июльская битва будет выиграна нами, — повторил Малинин и собрал бумаги.

— Военный Совет Центрального фронта принял решение: с рассветом шестого июля нанести внезапно сильный фронтальный удар, направленный против главных вражеских сил, — сказал Рокоссовский.

— Контратаковать противника! — с места воскликнул Черняховский.

— Навязать ему встречный бой, — одобрил Батов.

— Это может спутать планы противника, сломить его волю, — заметил Рыбалко.

— Я согласен с вами, — продолжал Рокоссовский, — сильные контрудары создадут условия для перехода от обороны к широкому наступлению.

«С рассветом контрудар! Смело, решительно наступать!» — думал Курбатов.