Корениха, подойдя к Байкодамову, ласково похлопывает его по плечу:

— Ну, Есет-кисет? — И, пожалуй, в десятый раз принимается расспрашивать Байкодамова: — Так ты родом из Казани?

— Из Казани, Остап Корнеевич.

— Значит, девятый класс окончил и на фронт добровольцем?

— Добровольцем!

— А родные есть?

— Мать…

Свернув цигарку, Остап Корнеевич просит:

— Знаешь что, дорогой, прочти о Буревестнике, хочу еще раз послушать, как он там над морем действовал.

— Что ж, можно, — соглашается Есет.

И сразу все прекращают свои занятия, подсаживаются к Байкодамову. «Вот за что полюбили его разведчики», — думает Петр. И с каким-то упоением повторяет про себя: «Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем».

После чтения Синенко осматривает оружие и гранаты. Он следит за укладкой боеприпасов и продуктов питания.

— Смотрите, чтоб ничего не болталось, не гремело, — предупреждает он разведчиков и выходит из хаты проверить погоду.

Шагая по рыхлому снегу, Петр жалеет, что он впервые пойдет в разведку без старого друга Бунчука. Не хотели они расставаться, думали после офицерских курсов вместе воевать. Да не сбылось желание. Генерал сказал: «Бывалые люди всюду нужны, Бунчук пойдет командовать стрелковой ротой».

«Ушел Тарас и даже не заглянет к старым друзьям. Все некогда! — Да ты подожди корить товарища, — усмехается Синенко. — Сам хорош. Ни разу не зашел в стрелковую роту. Тоже друг! — А есть у меня свободная минутка? — оправдывается перед собой Синенко. — То занятие с разведчиками, то инструктаж. И за врагом следить надо, день и ночь пропадать на НП. Да к тому же еще и в разведку ходить…»

Сжимая тающий комок снега в руке, Петр заходит в хату и говорит:

— Хорошая погода для разведки. Туман все гуще и гуще.

— Это наш надежный союзник, — радуется Абашидзе.

— Остап Корнеевич еще утром предсказывал туман, он в погоде редко ошибается, — хвалит Корениху Бра-гонин.

— Ще б я погоду не вгадав? Та ніколи в житті цього не може бути. Я ж десять років головою колгоспу був. От як! — всегда переходя на украинский язык при воспоминании о своем колхозе, подает голос довольный Корениха и, для солидности слегка выпячивая грудь, обращается к Брагонину: — Після війни прошу заїхать до мене в гості на Дніпропетровщину. Там такі лани, така пшениця, вітер повіє й вона хвилями б’є, сяє на сонці. Побачите, який колгосп буде «Шлях Леніна» — кращий в області. Це ж Корениха каже, так воно й буде!

— А вы на Урал заглядывайте, Остап Корнеевич. Покажу вам мартеновские печи. Встанем рано и пойдем смотреть, как наши ребята сталь варят…

— Не председатель колхоза и не сталевар я, а простой рыбак, — отрывается от домино солдат Прохоров. — Приезжайте в Астрахань. Зорьку на рыбалке проведем… И ухой знаменитой угощу, нашей, астраханской.

— Та хіба ми юшки у нашому колгоспі не зваримо! — бьет кулаком по скамейке Остап Корнеевич.

— Сва́рите, да не такую. Мы кладем в уху черную икру для оттяжки. Уха светлой становится и на вкус хороша!

— Ні, такої ще не пробував, — признается Корениха.

Есет Байкодамов, прислушиваясь к разговору разведчиков, думает: «Есть чему поучиться. Впереди ночной поиск, а они ведут себя так, словно это их совершенно не касается. Абашидзе говорил, что новичок всегда тороплив и перед вылазкой слишком громко смеется над тем, что в обычных условиях не вызвало б даже улыбки. И сразу видно, что разведчик еще неопытен, волнуется и хочет смехом заглушить в себе тревогу. А он, Есет, не чувствует этой тревоги. Ему не терпится начать поиск с прославленными сталинградцами. Надо не выдать это нетерпение. А то еще заметит Абашидзе и подумает, что волнуюсь».

Есет поудобнее усаживается на скамейке и долго смотрит в темное окно. «Жалко… Не все желания исполняются!» Об хочет, чтоб только на миг в хате появились его школьные друзья. «Вы спорили, что меня не примут в разведку? Ну, кто оказался прав?.. И если б Зойке, сероглазой девчонке из девятого класса «В», рассказать о подвигах Синенко или Коренихи, она б исписала весь свой дневник». Байкодамову кажется, что он ясно слышит удары колокола… Шипит пар. К теплушке, постукивая каблуками, бежит, запыхавшись, Зойка:

— Есет! Тебя трудно узнать в шинели… — кричит она.

Ленька и Шурка, его закадычные школьные друзья, прыгают через глыбы льда. Зойка быстро говорит:

— Мы принесли тебе подарок от комсомола: часы со светящимся циферблатом.

Звенят буфера. Мать обнимает Есета, и он чувствует на своей щеке ее слезы. Дым застилает перрон. Есет видит только красную фуражку дежурного. На вокзальных часах без четверти два.

Байкодамов не замечает, как в хату заходит генерал Курбатов.

И только команда «Встать! Смирно!» заставляет Есета вскочить.

Выслушав рапорт, командир корпуса спрашивает:

— Новички есть?

— Я, ефрейтор Байкодамов.

Генерал смотрит на юношу и, очевидно, намекая на его невысокий рост, ободряюще говорит:

— Ничего, желудь тоже вначале невелик, а потом могучий дуб никакие бури сломить не могут! — И, поправляя пенсне, Курбатов достает карманные часы. — Скоро вам, разведчики, выступать… Я на вас надеюсь. Желаю успеха. — Прощаясь, командир корпуса каждому разведчику пожимает руку.

После ухода генерала лейтенант приказывает:

— Выходи строиться!

…Разведчики идут друг за другом, увязая по колени в снегу. После метели наступила оттепель, и влажный снег оседает под ногами. В белесой мгле вспыхивают ракеты. Желтый свет дрожит в тумане и кажется огромным маслянистым пятном.

— Это их опорный пункт номер два подсвечивает, — шепчет Брагонин Синенко.

Там больше десятка блиндажей, связанных траншеями, высотка изрезана окопами и опутана спиралями Бруно. Это хорошо знает Петр, он не раз наблюдал за противником.

— А вот номер один дает о себе знать, — предупреждает Брагонин.

Справа летят трассирующие пули, и Синенко кажется, что невидимые иглы тянут за собою длинные разноцветные нити.

Разведчики долго ползут по рыхлому снегу. Туман все сгущается, и если б не компас, Петр давно бы сбился с пути.

Маскируясь в кустах и заснеженных воронках, разведчики вползают в лесок. Уже где-то сзади взвиваются ракеты, и замыкающему Прохорову каскады огней напоминают стаю мальков, когда за ними гонится щука и они рассыпаются в разные стороны.

Гвардейцы, присев на корточки, молча следят за взлетом ракет. Все ясно: разведка проникла через боевые порядки противника, перешла линию фронта.

Одна мысль тревожит Синенко: «Заметил враг или нет? Может быть, он хитрит… Нарочно пропустил разведку и сейчас начнет ее преследовать… В тылу врага никто не застрахован от сюрпризов». На всякий случай Синенко развернул разведывательную группу. «Знай гитлеровцы о нашей разведке, они б иначе освещали местность. Ракеты — верный барометр… Здесь, конечно, не хитрость. Нет! Оплошность врага. Можно продвигаться вперед», — приходит к выводу лейтенант.

Разведчики углубились в лес и, как только посветлело небо, вышли все вместе по дну оврага к дороге. На опушке дубняка Синенко устроил засаду.

Есет Байкодамов ни разу еще не видел гитлеровцев. Желание поскорей встретиться, вступить с ними в бой овладело им.

— Фашисты идут! — доносит наблюдатель Прохоров.

Есет всматривается в редеющий туман. Вдали колышется черная колонна пехоты.

— Замаскироваться! — приказывает разведчикам Синенко.

Есет хорошо видит гитлеровцев. Пилотки у них надвинуты на брови, воротники зеленых шинелей подняты. За спиной ранцы, обшитые желтым мехом, в руках черные автоматы.

Синенко, провожая взглядом гитлеровцев, записывает в блокнот: 8 ч. 25 м. По дороге строем прошло до двух рот пехоты. Постепенно запись растет: 10 ч. 17 м. — 5 бронемашин, 10 грузовиков с боеприпасами. 14 ч. 25 м. — 6 танков.

— Не везет нам… Все крупные силы… — бурчит Жигалко.

— Хоть бы один отбившийся фриц прошел по дороге! — восклицает Абашидзе.