Несколько опережая события, отметим, что экономическая политика Менема-президента настолько сшьно KOHmpacmupoeajia с содержанием его собственной программной книги, что в 1990-е гг. нераспроданный тираж этого нетленного труда, по указанию властей, бьи изъят (!) из книжных магазинов.
К середине 1988 г. К. Менем предстал перед избирателями в качестве традиционного националистически настроенного перонистского каудильо (вождя), делавшего акцент на требовании «сохранить чистоту» перонистского движения, восстановить «дух Перона», возродить основополагающие принципы хустисиализма158. Руководствуясь таким подходом, К. Менем и его политическое окружение огонь критики направили против социал-демократии, характеризуя ее как «новый империализм» и способ «коммунистического проникновения в буржуазные правительства». С точки зрения «менемистов» , концепции социал-демократии носили космополитический характер и противоречили национальной по своему характеру перонистской доктрине, не отвечая коренным интересам Аргентины159.
Разумеется, одной только идейно-пропагандистской борьбы против социал-демократии было совершенно недостаточно, чтобы привлечь на сторону К. Менема миллионы избирателей, хотя сама по себе апелляция к «славному перонистскому прошлому», к национальным истокам хустисиалистского движения имела определенный успех. Но главную роль в победе К. Менема сыграло другое: личные качества харизматического лидера, легко находившего общий язык с рядовыми членами ХП, а также сформулированная его советниками экономическая программа, привлекшая на сторону губернатора Лa-Риохи представителей самых разных общественных слоев.
Основные пункты этой программы были следующие. Во-первых, добиваться пятилетнего моратория на выплату процентов по внешнему долгу, что, по замыслу «команды Менема», экономило значительные финансовые средства, которые следовало направить на модернизацию и расширение производственного сектора аргентинской экономики (осуществить «производственную революцию»). Во-вторых, ощутимо сократить налоговое обложение предпринимателей, с тем чтобы они могли увеличить заработную плату рабочим (перонистский лидер торжественно обещал всем аргентинцам «зарплатищу»), что, в свою очередь, привело бы к росту внутреннего потребительского рынка. И, в-третьих, вести целенаправленный поиск новых, «нетрадиционных» источников внешнего финансирования. Речь, в частности, шла о привлечении инвестиций из Южной Кореи и Тайваня.
Наряду с этим планировалось создание на территории Аргентины «свободной финансовой зоны» (по примеру Гонконга или Багамских островов), сохранение госсектора в экономике, поощрение промышленного экспорта. Руководствуясь такими идеями, советники К. Менема составили прогноз экономического роста (на случай прихода перонистов к власти), в соответствии с которым на период 1990–1994 гг. предполагался среднегодовой прирост ВВП в размере 6,2 %, промышленного производства – 8,1 %, реальной заработной платы – 8 % и т. д.160 Тем самым рисовалась оптимистическая картина и – что немаловажно в предвыборной борьбе – создавалось впечатление сравнительной легкости осуществления указанного проекта, без каких-либо материальных потерь со стороны наемных работников и предпринимателей. Напротив, и те, и другие чудесным образом оказывались в выигрыше. В этом смысле программа К. Менема в глазах избирателей выгодно отличалась от модернизаторского проекта Э. Анхелоса, который нудно твердил о необходимости дополнительных усилий и жертв в интересах прогрессивной перестройки отсталых экономических структур. В условиях кризиса и падения жизненного уровня призывы к «затягиванию поясов» не встречали энтузиазма.Существенные различия между претендентами от ГРС и ХП наблюдались и в вопросах международной политики. В отличие от Э. Анхелоса К. Менем делал акцент на необходимости для Буэнос-Айреса оставаться в рамках Движения неприсоединения, подходить к проблемам мировой политики под углом зрения интересов развивающихся стран, не забывая, однако, о принадлежности Аргентины к «западному христианскому миру». Лейтмотив внешнеполитической программы К. Менема – прагматизм, активная защита национальных интересов, невмешательство во внутренние дела других государств. Политические советники К. Менема (и в первую очередь его брат сенатор Э. Менем) поддерживали интенсивные контакты с посольством США в Буэнос-Айресе, явно прощупывая почву для налаживания диалога с новой администрацией Дж. Буша.
Достаточно эклектичная по своему содержанию программа перонистского кандидата определила пестрый состав тех, кто его поддерживал. Это в первую очередь профсоюзы, рассчитывавшие с приходом К. Менема в Розовый дом резко усилить свое влияние на процесс формирования правительственной политики и добиться улучшения материального положения трудящихся. Но это и часть предпринимателей (в том числе крупных), которые видели в кандидате ХП лидера, способного, с одной стороны, контролировать рабочее движение и предотвращать такие акции, как всеобщие забастовки, а с другой – оградить интересы аргентинской буржуазии, не допустив реального «открытия» местной экономики для иностранных конкурентов, к чему якобы вели дело радикалы. На стороне К. Менема были и многие националистически настроенные военные, недовольные попытками «загнать армию в казармы».
В целом победа губернатора Ла-Риохи на внутрипартийных выборах в ХП расценивалась как свидетельство своего рода политического возрождения традиционного перонизма со всеми вытекающими отсюда угрозами. Оппоненты ХП в этой связи указывали на опасность возникновения в стране новой волны террора. «Перонизм не способен править страной», «с приходом к власти К. Менема насилие вновь станет характерной чертой политической жизни Аргентины» — такие и подобные им тезисы были пущены в ход пропагандистской машиной радикалов161.
Между тем в 1989 г. экономическое положение резко ухудшилось. Страна переставала быть управляемой, и население окончательно утрачивало доверие к политическим и экономическим институтам. В решающей степени такое положение дел было связано с грубыми просчетами правительства радикалов в финансовой политике, которая приобрела весьма специфический характер. В данном случае аргентинцы в полной мере испытали на себе известный эффект Оливеры – Танци, суть которого сводится к тому, что в условиях высокой инфляции реальная стоимость собираемых налогов ощутимо снижается. Это ведет к появлению (или росту) бюджетного дефицита, что подталкивает власти к увеличению денежной эмиссии и, следовательно, ускоряет инфляцию. Образуется порочный круг, из которого сложно вырваться без радикальных мер, как правило, связанных с резкой девальвацией национальной денежной единицы.
Case study
«Недоступные депозиты» и «черный день» 6 февраля Иллюстрацией того, что в конце 1980-х гг. происходило в денежно-финансовой сфере Аргентины, может служить система, получившая название «недоступные депозиты» и сыгравшая роковую роль в раскручивании инфляционной спирали. Дело заключалось в следующем. Поскольку (в связи с ростом инфляции) печатание денег в 1988–1989 гг. приобрело гигантские размеры, угрожавшие окончательно подорвать финансовые рынки, то Центробанк обязал коммерческие банки кредитовать его теми средствами, которые размещались на их счетах в виде депозитов. Другими словами, получив деньги от вкладчика, банк автоматически переводил их в ЦБ для финансирования деятельности государственных компаний и других бюджетных расходов. Это приводило к известному из экономической теории эффекту вытеснения ( crowding out effect) кредитов частному сектору, поскольку средства, размещенные на депозитах, становились недоступны. Одновременно Центробанк выплачивал коммерческим банкам постоянно возраставший объем процентов за полученные финансовые ресурсы (так называемые квазифискальные расходы), продолжая печатать деньги и подогревая инфляционные ожидания. Но наступил момент, когда сумма процентов, выплачиваемых ЦБ коммерческим банкам, превысила объем бюджетных расходов федеральных властей. Чтобы привлечь новых вкладчиков, в том числе иностранных, правительство установило небывало высокие банковские процентные ставки и приняло на себя обязательство поддерживать неизменным обменный курс. В страну хлынули доллары, которые конвертировались в аустрали и размещались на депозитах под 10 % (!) в месяц. Разумеется, эти дополнительные ресурсы также оставались недоступны для реального сектора экономики, поскольку ни одна производственная компания не могла брать кредит из расчета 12–15 %Ь в месяц. Поэтому все деньги «крутились» в банковском секторе, образуя круговорот финансов, не связанных с нормальной хозяйственной деятельностью. Между тем обстановка нагнеталась. Все большее количество международных и местных финансовых спекулянтов, получив баснословные прибыли, не верили в устойчивость аустраля и «выходили из игры», скупая и вывозя из страны доллары. Выполняя обещание правительства, Центробанк пытался поддерживать курс аргентинской денежной единицы и в значительных количествах выбрасывал доллары на рынок. Однако спекулятивные операции достигли таких масштабов, что золотовалютных резервов ЦБ уже не хватало, и б февраля 1989 г. он объявил о прекращении долларовых интервенций. Это заявление вызвало гиперреакцию валютного курса ( exchange rate overshooting), и произошла обвальная девальвация аргентинской валюты: доллар США подорожал с 17 аустралей в начале февраля 1989 г. до 535 в июне того же года (в 31 раз). Инфляция за шесть месяцев составила 2100 % и вместе с обесценением национальной валюты предопределила крах политики ГРС.