ГЛАВА 3

Кинокартина — это всего лишь красивые фотографии», — любил повторять Луис Б. Майер. Исходя именно из этого, «Метро-Голдвин-Майер» создала свою империю, давая симпатичным женщинам возможность покрасоваться на экране, чтобы затем благодаря им делать миллионные кассовые сборы. Красотки вроде Авы Гарднер и Ланы Тернер кочевали из картины в картину. Такое частое, почти без всякой передышки, появление их на экране привлекало к ним внимание миллионов верных поклонников, которые валом валили на любую ленту с участием объекта их обожания. В 1948 году воротилы «МГМ» подсчитали, что максимальный гонорар кинозвезде — 150 тысяч долларов — сполна окупает себя, принося студии, по меньшей мере, два с половиной миллиона долларов дохода.

К шестнадцати годам Элизабет в глазах «МГМ» уже считалась ценным приобретением. Снявшись за пять лет в восьми картинах, она все еще не удостоилась первой строчки в титрах, однако годы безвестности остались далеко позади. В отличие от Маргарет О'Брайен и Ширли Темпл, Элизабет непринужденно совершила переход от детских ролей к амплуа инженю. До статуса кинозвезды оставалось рукой подать, поэтому студия сочла необходимым повысить ей жалованье до тысячи долларов в неделю. Кроме того, ей чаще стали давать новые роли.

Во время съемок фильма «Джулия отбилась от рук» режиссер, Джек Конвей, приостановил работу над фильмом, чтобы приготовить для юной звезды сюрприз — празднование ее дня рождения. «МГМ», зная, что Элизабет помешана на нарядах, подарила ей весь шикарный гардероб, который она носила в картине. Родители подарили ей золотой ключ от небесно-голубого кадиллака — однако не позволили ей учиться водить машину. Однако главным подарком, о котором мечтала Элизабет Тейлор к своему дню рождения, был ухажер. Студия вскоре позаботилась и об этом, подыскав для нее кавалера в лице игрока всеамериканской футбольной лиги, выпускника Вест-Пойнта по имени Гленн Дэвис.

«Летом 1949 года я вернулся домой, чтобы сыграть в показательном матче за армейский клуб против команды «Лос-Анджелес Рэме», — вспоминал Дэвис. — И Хьюби и Дорис Керне потащили меня с собой в «Мамбо», чтобы я познакомился с Элизабет. Дорис работала в пресс-отделе «МГМ», а Элизабет в то время была самой знаменитой девчонкой этой студии».

Дэвис был известен всей стране как «Мистер Аутсайд», полузащитник, вошедший в историю футбола Военной академии США вместе со своим партнером, Доком Бланшаром, имевшим прозвище «Мистер Инсайд». В прошлом один из капитанов футбольной команды Вест-Пойнта, Дэвис был также звездой баскетбольной и капитаном бейсбольной команд.

Свести вместе «американского героя» и первую красавицу в мире казалось, в особенности для Сары Тейлор, замечательной идеей.

«Когда я увидела это открытое, это чудесное лицо, я подумала: «Вот он, тот самый парень». У меня, можно сказать, камень с души свалился. Моим волнениям настал конец», — заявила она. В то время Элизабет снималась в фильме «Юные женщины». Когда студия не нуждалась в ее присутствии, она обычно отправлялась в пляжный домик в Малибу, который ее семья снимала на лето. Обычно Элизабет сопровождала ее дублерша, Марджори Диллон.

«Элизабет не любила оставаться одна, и поэтому мне постоянно приходилось сопровождать ее, — рассказывала мисс Диллон. — Когда она бывала одна, ей не хватало уверенности в себе. Ей вечно требовалось, чтобы рядом с ней кто-нибудь был, касалось ли дело вылазки за покупками или просто утоления жажды стаканчиком содовой.

И хотя все постоянно твердили Элизабет, какая она красивая, потрясающая, несравненная, ей требовалось все больше новых и новых тому доказательств. Она то и дело спрашивала: «Как я выгляжу?»; «Как мне идет эта прическа? Может, мне лучше ее переделать?»; «Как по-твоему, идет мне этот цвет, или мне попробовать другой?»

Ее вечно одолевали сомнения о том, как она выглядит, и поэтому то и дело вертелась перед зеркалом, выискивая недостатки. Однажды Элизабет заявила:

«Если я не выгляжу на все сто, то чувствую себя отвратительно».

Она трижды в день принимала душ и постоянно переодевалась. Мать вбила ей в голову, как важно выглядеть ухоженной, и поэтому она больше ни о чём не думала».

В «Юных женщинах» «МГМ» снова воспользовалась старым типажом актрисы — Элизабет достались роль хорошенькой, но испорченной девицы Эйми Марч. Эта картина была задумана в расчете на Джун Аллисон, в ту пору всеобщую любимицу «МГМ», а Элизабет, Джанет Ли и Маргарет О'Брайен должны были стать ей блистательным окружением. На съемках неизменно присутствовала Сара Тейлор, готовая рассказывать первому встречному, кто только был согласен ее выслушать, о том, что начать театральную карьеру ее вдохновила именно роль Эйми, сыгранная в театре «Арканзас-Сити».

Тем временем летний роман Элизабет и Гленна Дэвиса развивался чинно и важно, словно сошедший со страниц романов Луизы Мей Олкотт. Дэвис вспоминал: «Мы не пили и не курили, и я ни разу не притронулся к ней даже пальцем. Разумеется, мы целовались и все такое прочее, но вместе не спали».

«Элизабет обнимала Гленна за шею, но на этом все и кончалось», — говорит один человек, который знал их обоих летом 1948 года.

Свидания частенько происходили во время семейных пикников в Малибу, во время футбольных матчей на пляже с ее братом Говардом и его друзьями, во время походов в кино вместе с Джанет Ли и ее парнем. Одной из наиболее запоминающихся дат стало 26 августа, когда Гленн пригласил Элизабет на матч команды «Лос-Анджелес Рэме», во время которого он поставил рекорд, пробежав расстояние в 100 ярдов в полной футбольной выкладке и с мячом в руках всего за 10,8 секунды. Элизабет тогда не поняла всю важность этого достижения, однако ее явно поразило количество репортеров, преследовавших Гленна, и те фотографии, которые на следующий день появились в газетах.

Осенью того года «Мувитоун Ньюз» поместила репортаж о том, как Элизабет в аэропорту бросилась Дэвису на шею, провожая его в Корею. Она была безутешна, тем более что приложила все мыслимые усилия, чтобы удержать его дома.

За несколько месяцев до предполагаемого отъезда Дэвиса, Элизабет, будучи в Нью-Йорке, нанесла визит журналисту Фрэнку Фаррелу.

«Я был близко знаком с ее двоюродным дядей, Говардом Янгом, и поэтому меня тоже звали «Дядей», — вспоминал Фаррел. — Элизабет попросила меня встретить ее в восемь вечера в «Плазе». Когда я туда приехал, она сообщила, что мы едем на Сорок Восьмую улицу.

«Боже упаси! — воскликнул я. — Да нам же шагу не дадут ступить». «Да нет же, все будет нормально, Дядя Фрэнк. Мне ужасно туда хочется. Я просто обязана туда пойти». Итак, мы отправились туда. Разумеется, откуда мне было знать, что в тот вечер там обедали офицеры Вест-Пойнта. Элизабет заранее позвонила в ресторан и заказала столик на мое имя. Мы туда прибыли, и нас провели к столику, за которым сидело никак не меньше пятидесяти армейских офицеров. Как бывший морской гвардеец, не могу сказать, что я был на седьмом небе от счастья, но Элизабет абсолютно не обращала на это никакого внимания. Она знала, что Ред Блейк, тренер вест-пойнтской футбольной команды, обязательно подойдет к нашему столику, чтобы с ней поздороваться, — по правде говоря, она для того туда и приехала, чтобы поговорить с Редом. Она вознамерилась, во что бы то ни стало, вытащить Гленна из армии, чтобы он вступил в какую-нибудь профессиональную команду и не попал в Корею.

Тренер подошел к ее столику, и Элизабет с ходу взяла быка за рога. Надо сказать, что тренер был явно озадачен такой напористостью. Он промямлил, что вряд ли сумеет что-либо для нее сделать, и шутливо предложил, чтобы она обратилась за поддержкой к своему дяде Говарду, поскольку тот — близкий друг генерала Эйзенхауэра».«На следующий день Элизабет загнала Говарда в угол, — продолжает Фаррел. — Она заявила, что если у него хватит смелости обратиться к Айку с подобной просьбой, то, значит, он даже более великий человек, чем я».

Благодаря своему «богатому дядюшке», Говарду Янгу, Фрэнсис Тейлор и его семья имели возможность вести такой образ жизни, какой иначе был бы им просто не по карману. Они проводили с ним отпуск на его ранчо в Висконсине, в его зимней резиденции во Флориде, в его сельском поместье в Коннектикуте. Мультимиллионер, торговец картинами жил в Нью-Йорке, в роскошной квартире на верхнем этаже высотного дома с видом на Центральный Парк, со своей женой-алкоголичкой Мейбелл, за которой требовался присмотр двадцать четыре часа в сутки. Перенесенная в двадцать два года свинка навсегда лишила Говарда возможности иметь собственных детей, и поэтому он особенно привязался к своему тезке, Говарду Тейлору, и Элизабет, которых жутко баловал. Когда племянница обратилась к нему со слезной просьбой поговорить с его старым приятелем Дуайтом Эйзенхауэром, чтобы оставить Гленна Дэвиса дома, Говарду Янгу ужасно не хотелось ее расстраивать, и поэтому он был вынужден обратиться к генералу с просьбой. Разумеется, его даже не стали слушать.