Энергично жму Вашу руку, желаю здоровья и бодрости Вам.

Аркадий.

Перед отъездом Лиля сообщила о намерении Федора Ефимовича повидаться со мной. Не знаю когда и как это произойдет, но жду с нетерпением.

А.

А.З. Добровольский — В.Т. Шаламову

Дорогой Варлам Тихонович!

Будьте снисходительны к моему затянувшемуся молчанию. Одолели суета устройства и болезни. Особенно — последние. По их милости, вот уже скоро месяц, как я лежу в факультетской клинике мединститута им. Сеченова.

Трудности акклиматизации и грипп в январе — феврале обострили хроническую сосудистую недостаточность.

Сейчас, после различных исследований на высшем уровне, выяснилось, что болезнь моя слишком запущена, чтобы рассчитывать на исцеление.

Таким образом, вырисовывается отчетливая перспектива — инвалидно-пенсионное существование где-нибудь на обочине…

Из клиники не писал и не звонил Вам, из-за собачьего чувства — в бедственном физическом состоянии не хочется никого тревожить, не хочется обременять собой…

Сейчас мне несколько лучше, поэтому-то и появилось желание подать голос друзьям.

Пробуду здесь до начала апреля. После выписки хочу повидаться с Вами. Надеюсь, это мне удастся, т. к. никуда не спешу. Не торопясь съезжу в Киев по квартирным и кинематографическим делам, а зимой снова вернусь в Москву — встречать Лилю с Максимом. Они приедут в десятых числах мая.

Рад был услышать от Ольги Сергеевны, что Вы более или менее в порядке. Буду очень Вам признателен, если черкнете мне пару строк по адресу: Большая Пироговская, д. 2/6,1 — е хирургическое отделение, палата № 2 — мне.

Жму Вашу руку и желаю всяческого добра.

Аркадий.

В.Т. Шаламов — Е.Е. Ореховой

Москва, 24 декабря 1971 г.

Дорогая Лиля.

Сердечно Вас благодарю за письмо об Аркадии Захаровиче. Конечно, у меня с ним не было дружбы, но я очень хорошо его знал, видел рядом с собой на протяжении ряда лет колымских (не самых трудных), переписывался с ним несколько лет. Составил определенное мнение, в котором не ясен был только конец, эпилог, который дописали Вы.

В отличие от Вашего собственного мнения я не считаю ошибкой передачу в инвалидный дом человека в таком состоянии, как Добровольский. Вы поступили вполне правильно и достойно, и не только потому, что «жизнь есть жизнь», а потому, что Колыма — это более сложная штука. Если у Вас есть время и желание — напишите, когда Аркадий Захарович родился и где, и из какой он семьи.

Поздравляю Вас с Новым годом, желаю Вам счастья, добра.

С глубоким уважением

В. Шаламов.

1954 — 1971

Переписка с Бродской Л.М

Л.М. Бродская[93] — В.Т. Шаламову

Вильнюс, 7/11—54 г.

Дорогой Варлам Тихонович!

Пишу Вам потому, что мне будет неприятно, если Вы позвоните и Вам скажут какой-нибудь вздор. Итак, я в Вильнюсе, зачем — при свидании. Как — на «Москвиче», который героически преодолел 1000 км по адским дорогам Белоруссии и чудесным дорогам Литвы. Скоро ли буду в Москве — если Аллах захочет, то очень. Если Вы вспомните старого Вольтера,[94] захаянного поэтами и писателями, проклинаемого врагами и часто непонятого друзьями, и его друга Каласа, то Вы, вероятно, кое-что поймете и в этой шалой поездке в неотапливаемой машине зимой. Я очень соскучилась по Вам, и Вы меня только поддразнили Вашим обещанием рассказать о судьбах. Попробуйте, если в воскресенье будете в Москве, позвонить. Возможно, что придется прокатиться и в Каунас. Но хочется надеяться, что меня эта чаша минует. Вильнюс и вообще Литва для художника чудо, но нам сейчас не до чудес, во-первых, и холодно, во-вторых.

Итак, не забывайте Ваших искренних друзей.

Л.Б.

Л.М. Бродская В.Т. Шаламову

Декабрь 1954 г.

Теперь все ясно, дорогой Варлам Тихонович! И Ваше молчание, и мое беспокойство.

Мария Игнатьевна просто упустила из вида такую существенную деталь — и/о Туркмен. Письмо лежит на «До востребовании» ст. Решетникове — если еще лежит. Кажется, дольше месяца они эти письма не хранят. Меня удивляет, как это она такое живописное слово опустила. Почему «Туркмен»? Откуда «Туркмен»? Но почему и откуда бы он ни взялся, я надеюсь, что он будет милостив ко мне и передаст Вам это письмо. Хотелось мне одновременно написать на почту, чтобы Вам то письмо передали, вернее переслали, но боюсь дальнейшей путаницы. Может быть, Вы сами его поищете? В нем все было отписано и что со мною было и как мне и нужно и хочется Вас видеть. Повторяться не стоит, но главное повторить следует: когда Вы будете в Москве? Когда мы увидимся? И хотите ли Вы посмотреть Фалька и еще одного замечательного художника?

А насчет М.Ив.[95] разговор особый и с людьми могу Вас познакомить, которые ее хорошо знали и у которых ее стихи есть. Я знаю сестру ее мужа. Женщина и сама по себе очень примечательная. Больше писать не стану, чтобы Вы скорее появились.

Л.Б.

И есть великолепная, новая «складнушка», так что и эта сторона обеспечена.

Л.М. Бродская — В.Т. Шаламову

Март 1955

Дорогой Варлам Тихонович,

Ваше письмо очень огорчило меня. Мне бы не хотелось, чтобы у Вас были по отношению ко мне чувства каких-то обязательств, каких-то долженствований, чего-то, что всегда создает какие-то неловкости, ощущения досады. Во-первых, я не хочу, чтобы у Вас с мыслью обо мне были такие ощущения (это для меня), во-вторых, я не хочу, чтобы у Вас вообще были такие усложнения в Вашей и так не легкой жизни (это уже для Вас), и в-третьих, это вообще не нужно, потому что ничего принужденного между нами быть не может. Когда Вы сможете — Вы придете, потому что Вы твердо знаете, что это Ваш дом, где Вам будут рады и стены, и книги, и где от Вас ничего не потребуют — пока Вы тот, который «забывать не умеет». Вы пишете «Искусство жить, по сути дела, есть искусство забывать». Какое же это «Искусство» и какая же это «жизнь»? Ведь нам дана одна наша, неотъемлемо наша, неповторимая жизнь, и если мы ее забудем, то что же нам останется? Жизни героев кино, над которыми мы будем проливать слезы? Или мы будем творчески преображать их жизни? Нет, я бы ничего не хотела забыть, наоборот, мне бы хотелось закрепить, увековечить каждое горе, придать ему новую жизнь, чтобы оно не пропало, не развеялось, как облака на небе. И я думаю, что именно это и связывает нас с Вами, этот внутренний напор, эта необходимость не только не забывать, но и других заставить не забыть. И если нас связывает такое большое, в обеих наших жизнях решающее, то какие могут быть разговоры о том, что кто-то не пришел или кто-то ждал… Это все абсолютно неважно. А то, что Вам плохо — это очень важно и очень мне больно. И, может быть, было бы хорошо, чтобы Вы и усталый, и раздраженный все-таки бы пришли, рассказали свое, или просто бы перелистывали чешские и польские книги. Поговорили бы о новых штрихах в биографиях разных людей, о Вильнюсе и людях этого прелестного города. Насчет результатов поездки — все, что было в человеческих силах, было сделано. Теперь надо ждать. А ему 70 лет, а она живет в ужасных условиях, и говорит, что она счастливейшая из женщин, что ее любит такой человек. И каждый день надо ходить на работу, час туда и час обратно. И дома холодно. А нам говорят — «надо ждать».

Скажу о себе — я счастлива, что на путях жизни встретила Вас и ничего так бы не хотела, как помочь Вам преодолеть «рогатки» и «волчьи ямы».

Всего Вам доброго.

Л. Б.

Л.М. Бродская В.Т. Шаламову

март 1955

Воскресения проходят одно за другим, а Вас не видать… Вот Вам наказание: извольте перевести мое любимое:

Wandere!

Wenn dich ein Weib verraten hat

So liebe flink eine Andre;

Noch besser war'es, du lieflest die Stadt —

Schnure den Ranzen und wandre!

Du findest bald einen blauen See.

Umringt von Trauerweiden;