" Таким мой создан дух, что не смутил ни разу "

Таким мой создан дух, что не смутил ни разу
Меня ни человек, ни мысль его, ни разум;
Ни библию не чту я в сердце, ни коран,
Смешит меня софист и не страшит тиран;
И алчность хищная мою не мучит душу,
Лишь честь — вожатый мой, и страх меня не душит.
Окаменев, стою утесом гордым я;
Не сдвинут никогда меня, клянусь, друзья,
Вспять — страх, или вперед — корыстное стремленье.
Я сильных не щажу, но слабым — снисхожденье.
Мирские почести меня не привлекут.
Поверьте мне, друзья, я всем доволен тут,
И высшее мое исполнено желанье.
У неба не прошу иного воздаянья,
И божества ко мне добрей быть не могли.
О, не завидны мне в пределах сей земли
Ни олимпийский лавр, ни славный столп Траяна,
Пока передо мной твоя улыбка, Жанна.

ПЕСНЯ НАД КОЛЫБЕЛЬЮ

Усни. Я бодрствую в заботе терпеливой.
Пусть ангелов уста смежат твои ресницы.
Не надо страшных снов. Пусть сон тебе счастливый
Приснится.
Меня увидев здесь склоненным над тобою,
Изменит ветер вой на лиры звук певучий,
И улыбнется ночь зарницей голубою
Сквозь тучи.
Любя, поэт хранит от страха и угрозы
Покой беспомощных, дрожащих колыбелей.
Он песни им поет, и песни — словно розы
В апреле.
Свежей он, чем апрель, рожденный в ароматах,
Чем май, из чьих даров гнездо свивает птица,
И в голосе его нектар для пчел мохнатых
Таится.
В восторге трепетном он каждым очарован
Атласным гнездышком, что мы свиваем сами.
Исполнен нежности, излить ее готов он
Слезами.
Для вдохновенного, восторженного взора
Все радостно кругом. Но если, угрожая,
Приходят короли и хищных слуг их свора
Большая,
И если Ватикан, или Берлин, иль Вена
Готовят западню, грозя мечом и словом, —
Разгневанный поэт становится мгновенно
Суровым.
Когда коварный Рим, и злой паук Игнатий,
И коршун Бисмарк вновь свершают преступленья,
В негодовании он шлет слова проклятий
И мщенья.
Довольно. Песен нет. Его зовет свобода,
Уносит бурный вихрь, где все смешалось вместе.
Мечты о будущем и о правах народа,
О мести.
О Франция, воспрянь! Поэт, свой долг исполни!
Освобождение! Еще не перестали
Пылать в душе — огонь, во взорах — отблеск молний
И стали.
И мысль его летит, как в океане птицей
Стремительный корабль, как знамя в схватке рьяной,
Как зарево зари в крылатой колеснице
Багряной.

ШЛЕПОК

Увесистый шлепок дает мне крошка-ручка.
«Вы наказать ее должны! Как! Деда — внучка?
А вы еще нежней глядите на нее!»
Дед говорит: «Бранить — то дело не мое!
Как быть? Улыбку лишь сберег я и прощенье.
Предательство Иуд, Неронов притесненье,
Победу сатаны и власть плутов познав,
Все то, что против них на сердце есть, сказав,
Излив свой мрачный гнев при виде совершенных
Злодейств, апостольским престолом разрешенных,
Терпимых церковью, допущенных попом,
Дав выход ярости своей, рычащей львом;
Нашествия парфян чудовищные жатвы,
И Бонапартовы предательские клятвы,
Всех добродетелей погром, всех прав запрет,
Без Брута — Рим, Париж — где уж Барбеса нет,
Тиранов выплывших и тонущие страны —
Все в строфах обозрев, что скорбью обуянны;
Усильем тягостным тюремный сдвинув свод;
Заставив громы все низвергнуться с высот —
Проклятья, гиканья, перуны гроз великих
Из тьмы пещерной туч священных, жутких, диких;
И в дни, подобные ночам, из бездн глухих
Стенанья вызвав, вопль всех голосов земных,
И плач о Франции, лишенной славы, чести,
И Ювенала тень, и тень Исайи вместе,
И ямбов яростных обвалы, словно те,
Что рушат ненависть скалами в высоте;
Казня, не пощадив и мертвецов в могилах
И покарав орла из-за голубок хилых;
Нимроду, Цезарю, Наполеону, всем
Пощечины раздав; сам Пантеон затем
Заставив трепетать под пыткою порою;
Расправу на земле свершив и под землею;
Очистив горизонт от гибельных паров, —
Ну, да! — устало мы под свой плетемся кров.
Не сердят нас тогда мушиных жал уколы,
Легчайшие клевки, что шлет вольер веселый,
И сладкозвучных гнезд нежнейшие смешки.
Плутишки гадкие и милые божки,
Что ребятишками зовутся, нас чаруют;
Они кусают нас, а кажется — целуют.
Прощенье — вот покой! Нам должно для властей
Катоном, Дантом быть, но не для малышей.
Кто станет распекать в ответ на свежий лепет?
Кто против воробьев меч на себя нацепит?
Кто с утренней зарей воюет, как с врагом?
Перуну надлежит быть дома добряком».

" Я друг лесов, я воспитатель "

Я друг лесов, я воспитатель
Дичков. Но осень так сыра
И шепчет ласточка. «Приятель,
Менять квартиру нам пора!»
Но лишь дождусь конца нивоза,
Опять я тороплюсь сюда:
Не пострадали ль от мороза
Мои питомцы? В чем нужда?
Я обращаюсь к ежевике:
«Расти нетронутой. А ты,
Благоухай, тимьян мой дикий,
Блюдите чистоту, цветы!»
Слежу за ветром из-за двери, —
Хочу по свисту угадать,
Что он несет нам: ведь доверья
Нельзя к обманщику питать.
И лишь рассвет забрезжит серый,
Минуты не теряя зря,
Смотрю, апрель какие меры
Предпринял против января.
Куда ни взглянешь — обновленье,
Свершенье таинств и чудес:
Великого преображенья
Тьму побеждающий процесс.
Люблю лишайник на ограде,
Ползучий плющ, кусты ожин —
Прически, солнцем шутки ради
Придуманные для руин.
Когда же, назло башням хмурым,
Султанами их украшать
Приходит май, — я дряхлым дурам
Кричу: «Не сметь весне мешать!..»

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: