Что-то в таком духе сказал кандидату Гуго де Пейро, визитатор Франции. И добавил следователю: «По-вашему, пошутить нельзя?»

Инквизитор: «Почему вы не подумали о смысле вашей шутки?»

Гуго де Пейро: «Сказал, да и все, кто будет думать о такой ерунде».

Инквизитор гнул свое, хотя Гуго де Пейро и заявил, что статус ордена абсолютно запрещает содомию.

Инквизиторы, преисполненные важности, не имеют права смеяться над лексикой кордегардии.

Почти все тамплиеры признавали ежедневность подобных шуточек, но возмущенно отрицали практику такого рода.

Перед понтификальной комиссией они равным образом признали наличие армейских острот, но явно удивлялись выводам следователей.

И говорили примерно так:

Брат Понсар де Жизи, прецептор Пейенса: «Это подлая клевета. Никто и никогда не давал братьям разрешения на плотские соединения и прочие перверсии».

Брат Эймон де Барбонн: «Три года я стоял на часах близ комнаты Великого магистра там, за морем, и не замечал ничего подозрительного ни в его поведении, ни у братьев».

Брат Жан дю Фур: «Меня заставили признаться в данном грехе, потом я отказался от своих слов, отказываюсь и сейчас».

Брат Жан де Сент-Бенуа, прецептор Иль-Бушара: «Никогда не видел и не слышал, чтобы подобные дела творились в нашем ордене».

Жан л' Англэ (персонаж сомнительный): «Никогда не слыхал разговоров насчет формального приказа какому-либо брату плотски любить другого».

Прочие свидетельства отклоняют бесчестное обвинение, не отрицая, впрочем, двусмысленных шуток во время рецепции.

Вопрос о так называемых «постыдных поцелуях» весьма серьезен. Очевидно, в ритуале рецепции такая практика с давних пор приняла аллюр «бизутажа».

Один из братьев рассказывает: рецептор после вполне торжественной церемонии обратился к нему таким манером: «А теперь поцелуй меня в жопу». На что кандидат ответствовал: «Нет, пусть лучше подохну».

Это, разумеется, несерьезно, однако весьма любопытно.

Я заметил касательно l' Épine (терний, позвоночник): речь идет об инициации не просто кандидатов, но неофитов, идущих путем новициата.

Увы, предназначенное когда-то избранным, деградировало до стандартной армейской шутки.

После знакомства с показаниями о ритуале рецепций остается впечатление, что даже высоким дигнитариям истинный смысл «поцелуя» неизвестен. Рецептор целует кандидата, кандидат рецептора, случайные поцелуи раздаются не важно кому, не значат ничего.

Мистерия поцелуя известна лишь посвященным, а не солдатам или горожанам. Надобно констатировать очевидный упадок инициатической идеи.

И все же вывод небезынтересен: на заре ордена Тампля существовала инициатическая практика и мэтры, способные учить.

В сердце Тампля действовала группа посвященных.

Почти все тамплиеры на первом инквизиторском дознании отреклись от Иисуса Христа. Загадка так загадка!

«Допрос с пристрастием», разумеется, следует игнорировать, но почти все повторили признание на обычном допросе понтификальной комиссии.

И не только разные сержанты или служивые, но высокие дигнитарии.

Выдержки из первого допроса:

Жак де Моле, Великий магистр (допрос без «пристрастия»): «По знаку брата Юмбера принесли бронзовое распятие, он повелел мне отвергнуть фигуру на кресте. Я подчинился с болью в сердце…»

Гуго де Пейро, визитатор Франции: «Потом брат Жан представил распятие, приказал отречься от того, кто на кресте, и плюнуть на него. Я плюнул с тоской в сердце…»

Жоффруа де Шарнэ, прецептор Нормандии: «После облачения в рыцарскую мантию принесли фигуру Спасителя на кресте: брат Амори (приор Франции, друг короля Людовика Святого) запретил мне верить в сию фигуру, ибо это ложный пророк, а не истинный Бог. Пришлось мне трижды отвергнуть Иисуса Христа…»

Жоффруа де Гонвиль, прецептор Аквитании и Пуату: «Брат Роберт (Роберт де Тортвиль, магистр Англии) раскрыл требник на изображении Иисуса Христа и повелел отречься от сего изображения. Я в ужасе отказался: „Увольте, мэтр, нет моих возможностей“. Тогда он сказал: „Будь тверд, душою клянусь, отречение твое не опалит ни души, ни разума“».

Рено де Трамлэ, приор Тампля в Париже: «После рецепции я отринул Христа».

Все названные дигнитарии заставляли отрекаться новоизбранных братьев.

Ретрактации даже перед понтификальной комиссией случались редко.

К тому же существуют документы вне инквизиторского досье.

Англичанин Джон Эвр пригласил обедать Уильяма де ла Фенна, прецептора Уэсдела. Гость передал жене хозяина книгу — там было написано: Христос не родился от девы, он просто лжепророк, распятый за преступленья свои.

Тоцци де Торолдеби заявил, что слышал сотни раз, как Брайан де Джей, магистр Лондона, говорил, что Иисус Христос обыкновенный человек, а никакой не Бог.

Джон де Стоукс, капеллан, рассказывает: однажды Великий магистр Жак де Моле повелел двум шевалье принести распятие, после чего спросил: «Кто это?»

«Господь наш Иисус Христос, принявший крестную муку искупления человечества ради», — ответствовал капеллан. Жак де Моле: «Ты изрек заведомую ложь, это сын обычной женщины, распяли его за претензию называться сыном Божьим».

Проблема серьезней, нежели вырванные пыткой признания.

Но в таком случае…

Следователи инквизиции и короны заключили: чего тут толковать. Они еретики.

Так ли все просто?

Лет двести или около того эти люди беспрерывно и самоотверженно бились во славу христианства, будучи пленниками, предпочитали смерть отречению от католической веры.

Не слишком ли для богоотступников?

И чего ради еретикам три раза в год, на Пасху, Троицу и Рождество, принимать Святое причастие, как свидетельствуют даже недоброжелатели вроде Жана л' Англэ.

И даже в застенках «еретики» просили допущения к службе. И в каких выражениях…

Жак де Моле перед понтификальной комиссией: «Досточтимые комиссары, мессир канцлер, нижайше умоляю разрешить мне прослушать мессу и причаститься».

Почти все умоляли не лишать их мессы и Святых даров.

В число обвинений входило и такое: капелланы Тампля нарочито пропускали в мессе слова консекрации. Спрашивается: имеют ли значение для вероотступников несколько лишних слов?

И все же отречение налицо.

Поклонники Тампля пытались отыскать разные причины.

Первая и довольно правдоподобная: символическое действо в память трех отречений Петра прежде пения петуха (в самом деле, рецепция кандидатов шла ранним утром).

Но почему никто из тамплиеров не подсказал такого объяснения?

Вторая и весьма неправдоподобная: это испытание для «тестирования» крепости веры кандидата на рыцарскую мантию и шпоры.

Но после отречения ни о каком приеме в религиозный орден речи быть не может.

Бизутаж? Но это совершенно невероятно. Разве станут монахи насмехаться над самой сутью жизни своей?

Но в таком случае?

В таком случае наблюдается дистинкция: одно дело — Христос тамплиеров, другое — некто, распятый Пилатом.

Казус очень любопытный: кандидатов просят отвергнуть «того, кто на кресте», но не самый крест — одну из своих эмблем.

Это и есть тайна тамплиеров?

Скорее, историческая загадка мистерии Голгофы. Всегда ускользающая историческая загадка: впрочем, рукописи Мертвого моря открывают некоторый просвет.

Прежде всего, римляне, похоже, никогда не дозволяли завоеванным народам жить по их национальным законам. Трудно поверить, что Пилат «умыл руки», выслушав постановление синедриона.

Далее: распятие на кресте — сугубо римская казнь. Евреи, как известно, побивали камнями. Если бы евреи замыслили умертвить Иисуса, схватились бы за камни, как в ситуации святого Стефана.

Более того, римский прокуратор не станет осуждать человека за религиозную деятельность, если таковая не вредит Риму.