— Джеффри, дорогой, вы понимаете, что в данных обстоятельствах мы с Хьюби не сможем жить вместе с вами в доме Хартискоров? Пора нам переехать куда-нибудь.

— Переехать? — заворчал он. — Как ты можешь говорить так? Ты что же, хочешь стать с Хьюби парой бродяг или каких-то любителей приключений, которые скитаются с места на место? И самое главное — куда ты поедешь? Я даже не желаю об этом слышать! По моему мнению, ничего не изменилось. Твой дом всегда будет в Хартискоре! По крайней мере, пока ты не соберешься выйти замуж. Я думаю, что со временем ты это сделаешь, но… — он замолчал.

— Джеффри, я высоко ценю вашу щедрости особенно после того, как обманула вас, заверив, что мы с Хьюбертом были женаты и что Хьюби был его сыном. Мне так стыдно за многие вещи, но я не хочу, чтобы мне стало еще более стыдно — если я воспользуюсь вашей добротой!

Она подошла к викторианскому диванчику, обитому розовым бархатом, где сидел Джеффри, села на пол, взяла его руку и прижала к своей щеке.

— Я надеюсь, вы простили меня за это?

— Ты никогда не обманывала меня. Насчет мальчика я с самого начала твердо знал, что Хьюберт не был отцом Хьюби.

— Но почему тогда вы приняли меня? Вы всегда так хорошо относились ко мне. Почему?

— Помимо всяких других причин, Нора, ты всегда отдавала все, что получала. Гораздо больше того! Мы с тобой всегда понимали друг друга, не так ли? — Он погладил ее по волосам, она прислонилась головой к его ноге.

Это правда, подумала Нора. Они всегда понимали друг друга. Она вспомнила тот день, когда Джеффри произнес тост в ее честь. В тот момент она почувствовала, что они заключили невысказанное соглашение.

— Мы правда собирались пожениться, но все равно лгали вам. И потом я подвела вас. Я не смогла спасти…

— Это не твоя вина. Это я не должен был разрешить тебе, такой юной и неопытной, брать на себя эту огромную ответственность. Ты была не в состоянии изменить течение нашей жизни.

— Да, я была и юной и неопытной, — слабо улыбнулась она. — Была еще и невежественной. Приняв меня, вы сделали самое прекрасное из всего того, что кто-то когда-либо для меня делал! Вы дали мне возможность содержать сына. Но дальше я должна двигаться сама!

— Давай не будем больше говорить о прошлом, Нора. В моем сердце ты всегда была женою Хьюберта, а Хьюби был его сыном. Я всегда буду поддерживать тебя и Хьюби. Я буду оказывать вам помощь, какую могу, благодаря своему положению и достатку. Я не только обеспечу Хьюби, но дам ему возможность нормально жить и учиться, постараюсь открыть перед ним необходимые двери. Ты должна остаться, если не ради себя, то хотя бы ради Хьюби!

— О, Джеффри, вряд ли я смогу сделать это. Вы, пожалуйста, не думайте, что я не ценю все, что вы для нас сделали. Как бы в будущем ни сложилась моя судьба, я всегда буду помнить, что получила в результате нашей сделки. Рядом с вами и Хьюбертом я обрела человеческую зрелость, стала личностью. Я испытала любовь двух хороших людей, мне очень повезло, что я любила вас.

— О, Нора, ты говоришь о любви: ты любишь меня, а я люблю тебя, — и тут же, не переведя дыхания, заявляешь, что покинешь меня?

— Я покидаю вас? — Как может Джеффри принять на свой счет то, что она собирается начать собственную жизнь. — Я никогда не представляла, что, если я уеду из вашего дома, вы расцените это как предательство, решите, что я покидаю вас. Прежде всего я не хочу скандала. Мы можем сколько угодно делать вид, что его нет, но в действительности он есть! Вы знаете, какие злые языки у людей. Они всегда будут говорить о Хьюбе как об «ублюдке Хартискора, который на самом деле не имеет отношения к Хартискору», а меня они станут называть «печально известная леди Хартискор, которая не была ни леди, ни тем более женой». Но если мы поживем за границей, например в Париже, и начнем все сначала, Нора и Хьюби Холл, вероятно, смогут не выделяться в толпе.

— Чушь. Наш мир слишком тесен, и скандал будет преследовать тебя. Люди, которых ты встретишь в Париже, ничем не отличаются от тех, с которыми ты сталкиваешься здесь. Им так же нравится сплетничать!

— Но если мы останемся здесь, россказни о Хьюберте будут повторяться снова и снова, и вы…

— Что — я? Я твердо стою на земле, вот что, и пусть кто-то попробует посмеяться надо мной… Но ты, если ты сбежишь, как трусишка, над тобой и Хьюби всегда будут потихоньку смеяться. Ты всегда будешь стыдиться своего прошлого. Как можно с такой репутацией воспитывать сына?

Она начала было протестовать, но он положил палец на ее губы:

— Если ты останешься и добавишь немного стали в свою осанку, мы сможем пережить сплетни вместе и высоко держать голову. Тогда станет ясно, что ты приняла вызов, и Хьюби станет победителем!

«Удираешь, как трусишка… Занять достойное положение…»

Джеффри был старым хитрецом. Как хорошо он изучил обидные фразы, которые могли воспламенить ее и заставить сражаться дальше.

— Я не собираюсь бежать, как последняя трусиха, — недовольно сказала она, — я просто попыталась посмотреть фактам в лицо и постараться оградить Хьюби.

— Оградить Хьюби. Именно об этом я и говорю. Что бы ни случилось, я все еще граф Хартискор и у меня более миллиарда фунтов. Мы, Хартискоры, ведем свой род с давних времен. За исключением некоторых, как бедный Хьюберт, мы — волевые и крепкие парни! Нас не страшат грозовые облака. Пусть, черт возьми, льет дождь, гремят громы и сверкают молнии — мы все выдержим, а наши противники могут подавиться собственными проклятьями. Я хочу защитить тебя и твоего сына, и если ты мудрая женщина, какой я тебя всегда считал, ты согласишься со мной и примешь мою помощь, хотя бы ради сына!

— А как насчет Руперта?

Джеффри прищурился:

— Что насчет Руперта?

— Ну, мне кажется, что он не верит в собственные силы и…

— Весьма интересная мысль, должен заметить, но я совсем в этом не уверен, — сердито сказал Джеффри, — и потом, я не понимаю, какое отношение то, что Руперт не уверен в себе, имеет к тебе и Хьюби?

— Если мы здесь останемся, он расценит наше присутствие — мое и Хьюби — как потенциальную угрозу…

— Какая чушь! Какую угрозу для Руперта можете представить вы с Хьюби? Его интересуют только деньги и положение в обществе, и, несмотря ни на что, он будет все это иметь.

— Но его волнует и другое. Ваша любовь. Если мы с Хьюби останемся, он будет волноваться, мы же лишим его части вашей привязанности.

— И он будет не так уж неправ! — ухмыльнулся Джеффри. — Но вы ошибаетесь в отношении Руперта. Прежде всего ему наплевать на мою любовь. Хотя я и считаю его холодным и лишенным привязанностей человеком, мне кажется, что он чувствует ответственность по отношению к вам с Хьюби, и вы оба ему достаточно приятны. Он будет переживать, если вы нас покинете.

Она была согласна с Джеффри. Руперт хорошо относится к Хьюби и к ней самой, но, помня его слезы, не считала его холодным и бесстрастным человеком. Она совершенно не была уверена, что их дальнейшее присутствие приведет к чему-либо хорошему.

— Я не знаю, Джеффри. Хотя сейчас Руперт не увлечен какой-то определенной женщиной, может настать время, когда он захочет жениться и завести своих собственных детей. И что тогда? Как бы хорошо он ни относился к нам, мы будем мешать ему. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что даже самый большой дом — недостаточен, чтобы вместить две семьи! И Хьюби станет, как бы поточнее выразиться, нежеланным пасынком, к тому же не имеющим настоящего, законно принадлежащего ему имени. А каков будет мой статус? «Номер два», но от чего будет вестись отсчет? Мы оба окажемся в неприглядном положении…

— Ну, — Джеффри пригладил свои усы, — ты все правильно разложила по полочкам. Но никому не пришло бы в голову как-то ущемлять твои права, если бы ты стала графиней Хартискор. Что бы они смогли сделать? Кто смог бы что-то сказать Хьюби, если бы он тоже носил имя Хартискор?

Она с удивлением посмотрела на него:

— Что вы имеете в виду?