Труп от жары распух. Еще немного, и раздувшееся мертвое тело разорвет мундир из сгнившей материи. Лица уже не было, пальцы и ступни ног тоже доедали насекомые и птицы. Однако общий силуэт все еще оставался человеческим.

Неподалеку от них в воздух поднялась стая ворон. И почти тотчас они почувствовали зловоние, едкий запах мертвой плоти, который даже здесь, на Насыпи, не спутаешь ни с каким другим. Когда они подошли ближе, их окружил густой рой мух, которые некоторое время с жужжанием метались над ними, а потом снова облепили труп.

Зажав рукой нос и рот, Аллан стоял в нескольких метрах от мертвого тела, пытаясь сообразить, что следует предпринять. Однако Бой преспокойно подошел к самому трупу, не обращая внимания на мух, трупный запах и ужасную дыру, которую вороны выклевали там, где когда-то были горло и лицо. Он заметил пуговицу, оставшуюся на рукаве мундира, из которого торчали рука и кисть нечеловеческих размеров. Аллан подбежал и схватил сына, прежде чем тот успел прикоснуться к зловонному трупу. Под ложечкой у него, словно коготь, засела тошнота, комок боли, который он все время пытался проглотить. Малыш отчаянно вырывался, пока Аллан тащил его обратно, туда, где они остановились на достаточном расстоянии от мертвеца.  Аллан пытался утихомирить мальчишку, объясняя ему, как опасно находиться поблизости от мертвых животных и людей.

—...Понимаешь, ты можешь заразиться и тоже умереть,— втолковывал он сыну.— Близко подходить к мертвым людям и животным очень опасно. Все мертвое нужно немедленно зарывать в землю, а не то... а не то может произойти самое ужасное: могут начаться эпидемии...

Мальчик недовольно взглянул на отца.

— Что такое эпи-демии? — спросил он,

— Это когда в одно и то же время сразу заболевает очень много людей и врачи не могут им помочь. ~

Тем не менее Аллан прекрасно сознавал, что его объяснение не дошло до сына. Он чувствовал, как напряглось под его рукой худенькое тельце ребенка, пытавшегося вырваться, и вместе с сознанием своего бессилия в нем нарастало невероятное раздражение.- Непроизвольно он схватил мальчика за плечи и изо всех сил тряхнул его.

— А теперь слушай,— рявкнул он.— Это не шутка! Приближаться к трупу опасно для жизни! Если отойдешь от меня хоть на шаг, пеняй на себя, ты уже знаешь, что с тобой будет! Получишь такую же выволочку!

Сопротивление сразу же прекратилось. Бой вяло повис в руках у отца, угрюмо отвернувшись от него. Конечно, это нехорошо, что уже второй раз за такое короткое время он вышел из себя, разговаривая с сыном, мелькнуло в голове у Аллана, но сейчас важнее другое. Он опустил мальчика на землю и снова стал рассматривать мертвеца. На нем был мундир военного покроя, однако синевато-зеленый. Следова­тельно, это был полицейский, служащий войск по поддержанию спокойствия и поряд­ка, как их теперь называли.

Закрыв рукой лицо так, что остались только глаза, Аллан приблизился к трупу. Зловоние сжимало виски еще сильнее, чем жара. Он сосредоточил взгляд на мундире, стараясь не видеть всего остального. Аллан осторожно просунул ладонь за клапан нагрудного кармана и, задержав дыхание, начал двумя пальцами ощупывать его. Пусто. Выругавшись, он вытащил руку. Чтобы залезть в другой карман, ему нужно было подойти к трупу еще на один шаг ближе. Рука мертвеца лежала на груди, закрывая другой карман. Ее надо было убрать. Аллан осторожно толкнул ее, но она не стронулась с места. Содрогаясь от отвращения, он толкнул посильней, рука сдви­нулась и медленно, словно сама по себе, сползла вниз, вытянувшись вдоль бока. Аллан торопился, чувствуя, что долго не выдержит. Запустив пальцы в карман, он нащупал какой-то плоский предмет; еще секунда — и он выудил маленький футляр из целлофана. По нему бегали муравьи, переползая на руку Аллану, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять главное: это было то, что он искал,— из футляра торчал утолок удостоверения личности. Теперь у него в руках было мощное оружие!

И тут с трупом что-то произошло. От движения мертвой руки и его собственных резких, нетерпеливых движений мундир, на котором не было пуговиц, вдруг рас­пахнулся. Парализованный отвращением, Аллан с ужасом смотрел на вздувшийся живот, возникший между поясом брюк и тем, что когда-то было рубашкой. Чудовищно огромный, он вылезал из-под одежды, а внизу, как раз над тем местом, где нахо­дился пояс, зияла рана, черная, с синевато-лиловыми краями в форме большого серпа, длинный разрез, протянувшийся под пупком до самого бока.

По дороге домой Аллан время от времени ощупывал целлофановый футляр и прикидывал, сколько времени мог пролежать здесь полицейский. Джозеф Бин — так значилось в удостоверении личности. Аллан ничего не понимал в подобного рода вещах, однако здравый смысл подсказывал, что разложение и гниение протекают довольно быстро в такую жару. По-видимому, он лежит здесь примерно неделю, может быть, немного больше, может быть, немного меньше. Первый раз Бой притащил домой пуго­вицы около двух месяцев назад, значит...

Внезапно Аллан увидел неподалеку две фигуры. Не успев сообразить, в чем дело, он машинально присел на корточки, чтобы его не заметили. Когда он повернулся к шедшему позади Бою, чтобы предупредить его об опасности, оказалось, что мальчик уже спрятался за кузов старой машины. Неужели малыш первым увидел этих людей? Неужели он зорче, бдительнее, чем отец?

Феликс и Рен-Рен шли друг за другом вдоль колеи, которая вела к воротам. Феликс шел впереди размеренным шагом. Он был в том же костюме, что и утром, и вдобавок еще в шляпе. Издали его можно было принять за конторского служащего или коммерсанта. «Как увязать с этим обликом труп Джозефа Бина? — подумал Аллан.— Какая может быть тут связь?» В том, что такая связь существует, Аллан нисколько не сомневался: Бой подбирал пуговицы от мундира, и они застали его врасплох. Или он застал их врасплох, когда они что-то делали возле трупа.

Рен-Рен шел в нескольких шагах позади брата в своем широком черном пальто и в сапогах; руки его свободно раскачивались в такт шагам, сильные и ловкие; шаг у него был легкий и пружинистый несмотря на неудобную обувь. Он двигался легко, как хищный зверь. И внезапно Аллан понял, что в Рен-Рене внушало ему такой страх: хищная ловкость, первобытная естественность, сквозившие в каждом, его движении, огромная физическая сила и необыкновенное самообладание, которые он буквально излучал. Аллан видел в этом что-то нечеловеческое, что-то напоминавшее ему тех ко­шек в деревне — дикое, хищное и своевольное, нечто такое, что, он чувствовал, нет, знал, может обрести власть, если люди забудут о самодисциплине, махнут рукой на всевозможные запреты и станут жить импульсивной и «естественной» жизнью в «ес­тественном» состоянии на лоне природы. Рен-Рен действительно производил впечатле­ние вполне «естественного» человека, особенно когда занес нож для рокового удара... Аллан не понимал, чего он боится, и боялся тем сильнее, ибо ощущал это в себе самом.

Солнце висело над самым горизонтом. Начинало темнеть. Легкий ветерок подхва­тил жару иунес ее по берегу фьорда к городу. Феликс и Рен-Рен целеустремленно ша­гали вдоль глубокой колеи. Куда они идут? В город? Искать работу? В такое время, когда скоро будет совсем темно? Аллан задумался. Сколько еще трупов оставили здесь эти двое?

Сегодня был четверг. Второй четверг июня. Послезавтра он поедет в город на работу. И при одной мысли о том, что ему придется оставить здесь Боя и Лизу совсем одних на всю ночь, его охватила тревога. Он принялся обдумывать, как отвратить навис­шую над ними опасность или по крайней мере решить загадку, которую представляли собой эти таинственные братья.

Случай представился ему уже на следующий день.

В тот вечер, вернувшись домой, Аллан рассказал Лизе все самое главное — кого они нашли и какие у него возникли подозрения,— но из головы его не выходил труп. Лиза ужасно испугалась, когда Аллан показал ей удостоверение личности и объяснил, что это улика против тех, кто убил полицейского. Аллан спрятал удостоверение за обивку стены в фургоне и предупредил Лизу, что, если с ним что-нибудь случится, она должна обо всем сообщить властям. Испуганно глядя на мужа, Лиза послушно кивала головой. Слово «власти» означало полицию, «войска по поддержанию спокойствия и порядка», как ее теперь называли. Лиза не любила полицию. Аллан все же надеялся, что она осознала серьезность положения, хотя по вполне понятным причинам не сооб­щил ей, что их новые соседи, вероятно, убийцы.